Италия на «Евровидении»
Поделись знанием:
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
| Италия | |
| |
| Вещатель | |
|---|---|
| Количество участий |
40 |
| Первое выступление | |
| Лучший результат | |
| Худший результат |
последнее, 1966 |
| Участия | |
|
Проведение:
1956 • 1957 • 1958 • 1959 • 1960 • 1961 • 1962 • 1963 • 1964 • 1965 • 1966 • 1967 • 1968 • 1969 • 1970 • 1971 • 1972 • 1973 • 1974 • 1975 • 1976 • 1977 • 1978 • 1979 • 1980 • 1981 • 1982 • 1983 • 1984 • 1985 • 1986 • 1987 • 1988 • 1989 • 1990 • 1991 • 1992 • 1993 • 1994—1996 • 1997 • 1998—2010 • 2011 • 2012 • 2013 • 2014 • 2015 • 2016 | |
Италия участвовала в конкурсе песни «Евровидение» с 1956 года по 1997 год. Италия — одна из семи стран, которая участвовала в первом конкурсе (1956 года). В некоторые из 1980-х и 1990-х годов и затем с 1997 по 2010 годы подряд Италия не принимала участие в конкурсе. Входит в «Большую Пятёрку» стран Евровидения, которым автоматически обеспечено место в финале, минуя полуфиналы.
Страна дважды побеждала (на конкурсах 1964 и 1990 годов) и, соответственно, дважды проводила Евровидение в следующие годы (1965 и 1991). На специальном телешоу-конкурсе лучших песен Евровидения, посвящённом 50-летнему юбилею конкурса, в 2005 году заняла второе место.
Отсутствия
Италия отказывалась от участия в конкурсе несколько раз. Первый раз — в 1981 году, когда телерадиокомпания RAI заявила, что в Италии интерес к конкурсу уменьшился. В 1983 году Италия снова участвовала в конкурсе.
В 1986 году RAI решила, что Италия не будет участвовать в «Евровидении». В 1987 году Италия вновь вернулась на конкурс.
С 1994 года по 1996 год Италия снова не принимала участие в конкурсе, так как RAI отметила отсутствие интереса. В 1997 году Италия опять вернулась, после чего прекратила своё участие, не давая этому объяснений.
Тем не менее, в 2008 году два итальянских музыканта Винче Темпера и Тото Кутуньо высказали своё сожаление по поводу того, что Италия не участвует в конкурсе песни «Евровидение».
В 2010 году Италия изъявила желание вернуться на конкурс и приняла участие в Евровидении 2011, которое прошло в немецком Дюссельдорфе. Представитель Италии Рафаэль Гуалацци занял второе место с песней «Follia di Amore» («Безумие любви»).
Участники
Легенда
- Победитель
- Второе место
- Третье место
- Последнее место
- Не участвовала
| Год | Исполнитель | Песня | Место | Баллы | |||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1956 | Франка Раймонди | Aprite le finestre | - | - | |||||||||||||||||||
| 1956 | Тонина Торриелли | Amami se vuoi | - | - | |||||||||||||||||||
| 1957 | Нунцио Галло | Corde della mia chitarra | 6 | 7 | |||||||||||||||||||
| 1958 | Доменико Модуньо | Volare (Nel blu dipinto di blu) | 3 | 13 | |||||||||||||||||||
| 1959 | Доменико Модуньо | Piove (Ciao, ciao bambina) | 6 | 9 | |||||||||||||||||||
| 1960 | Ренато Рашель | Romantica | 8 | 5 | |||||||||||||||||||
| 1961 | Бетти Куртис | Al di là | 5 | 12 | |||||||||||||||||||
| 1962 | Клаудио Вилла | Addio, addio | 9 | 3 | |||||||||||||||||||
| 1963 | Эмилио Периколи | Uno per tutte | 3 | 37 | |||||||||||||||||||
| 1964 | Джильола Чинкветти | Non ho l'étà | 1 | 49 | |||||||||||||||||||
| 1965 | Бобби Соло | Se piangi, se ridi | 5 | 15 | |||||||||||||||||||
| 1966 | Доменико Модуньо | Dio, come ti amo | 17 | 0 | |||||||||||||||||||
| 1967 | Клаудио Вилла | Non andare più lontano | 11 | 4 | |||||||||||||||||||
| 1968 | Серджо Эндриго | Marianne | 10 | 7 | |||||||||||||||||||
| 1969 | Ива Дзаникки | Due grosse lacrime bianche | 13 | 5 | |||||||||||||||||||
| 1970 | Джанни Моранди | Occhi di ragazza | 8 | 5 | |||||||||||||||||||
| 1971 | Массимо Раньери | L’amore è un attimo | 5 | 91 | |||||||||||||||||||
| 1972 | Никола Ди Бари | I giorni dell’arcobaleno | 6 | 92 | |||||||||||||||||||
| 1973 | Массимо Раньери | Chi sarà | 13 | 74 | |||||||||||||||||||
| 1974 | Джильола Чинкветти | Sì | 2 | 18 | |||||||||||||||||||
| 1975 | Уэсс и Дори Гецци | Era | 3 | 115 | |||||||||||||||||||
| 1976 | Аль Бано и Ромина Пауэр | We’ll Live It All Again | 7 | 69 | |||||||||||||||||||
| 1977 | Миа Мартини | Libera | 13 | 33 | |||||||||||||||||||
| 1978 | Рикки э Повери | Questo amore | 12 | 53 | |||||||||||||||||||
| 1979 | Matia Bazar | Raggio di luna | 15 | 27 | |||||||||||||||||||
| 1980 | Алан Сорренти | Non so che darei | 6 | 87 | |||||||||||||||||||
| - 1982 |
|||||||||||||||||||||||
| 1983 | Риккардо Фольи | Per Lucia | 11 | 41 | |||||||||||||||||||
| 1984 | Аличе и Франко Баттиато | I treni di Tozeur | 5 | 70 | |||||||||||||||||||
| 1985 | Аль Бано и Ромина Пауэр | «Magic, Oh Magic» («Магия, о, магия») | 7 | 78 | |||||||||||||||||||
| |
|||||||||||||||||||||||
| 1987 | Умберто Тоцци и Раф | «Gente di mare» («Люди моря») | 3 | 103 | |||||||||||||||||||
| 1988 | Лука Барбаросса | «Vivo (Ti scrivo)» («Я жив (Я пишу тебе)») | 12 | 52 | |||||||||||||||||||
| 1989 | Анна Окса и Фаусто Леали | «Avrei voluto» («Я хотел бы») | 9 | 56 | |||||||||||||||||||
| 1990 | Тото Кутуньо | «Insieme: 1992» («Вместе: 1992») | 1 | 149 | |||||||||||||||||||
| 1991 | Пеппино Ди Капри | «Comme è ddoce 'o mare» («Какое нежное море») | 7 | 89 | |||||||||||||||||||
| 1992 | Миа Мартини | «Rapsodia» («Рапсодия») | 4 | 111 | |||||||||||||||||||
| 1993 | Энрико Руджери | «Sole d’Europa» («Солнце Европы») | 12 | 45 | |||||||||||||||||||
| - 1996 |
|||||||||||||||||||||||
| 1997 | Jalisse | «Fiumi di parole» («Реки слов») | 4 | 114 | |||||||||||||||||||
| - 2010 |
|||||||||||||||||||||||
| 2011 | Рафаэль Гуалацци | «Madness of love» («Безумие любви») | 2 | 189 | |||||||||||||||||||
| 2012 | Нина Дзилли | «L’amore è femmina (Out of Love)» («Любовь — женщина (Любви больше нет)») | 9 | 101 | |||||||||||||||||||
| 2013 | Марко Менгони | «L'essenziale» («Самое главное») | 7 | 126 | |||||||||||||||||||
| 2014 | Эмма Марроне | «La mia città» («Мой город») | 21 | 33 | |||||||||||||||||||
| 2015 | Il Volo | «Grande amore» («Большая любовь») | 3 | 292 | |||||||||||||||||||
| 2016 | Франческа Микьелин | «Nessun grado di separazione» | 16 | 124 | |||||||||||||||||||
Как принимающая сторона
| Год | Город проведения | Место проведения | Ведущий (ведущие) |
|---|---|---|---|
| 1965 | Неаполь | зал телекомпании RAI | Рената Мауро[en] |
| 1991 | Рим | зал киностудии «Чинечитта» | Джильола Чинкветти, Тото Кутуньо |
Фотогалерея
- ESC2013 - Italy 07.jpg
Марко Менгони в Мальмё, (2013)
- ESC2016 - Italy 14.jpg
Франческа Микьелин в Стокгольме, (2016)
Напишите отзыв о статье "Италия на «Евровидении»"
Ссылки
- [www.eurovision.tv/page/history/by-country/country?country=1 Перечень участников «Евровидения» от Италии] (англ.) на официальном сайте конкурса
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Италия на «Евровидении»
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
