Италия ценностей

Италия ценностей
Italia dei Valori
Лидер:	Иньяцио Мессина
Дата основания:	1998
Штаб-квартира:	Via Santa Maria in Via, 12 - Roma
Идеология:	центризм, популизм
Интернационал:	Альянс либералов и демократов за Европу (партия)
Мест в Палате депутатов:	1 / 630
Мест в Сенате:	2 / 315
Мест в Европарламенте:	0 / 73

К:Политические партии, основанные в 1998 году

Италия ценностей (итал. Italia dei Valori) — итальянская центристская политическая партия, основанная в 1998 году и выступающая с антикоррупционными лозунгами.

История

Создание

21 марта 1998 года Антонио Ди Пьетро (одно из главных действующих лиц операции «Чистые руки») объявил в Сансеполькро о создании новой политической силы — движения «Италия ценностей».

27 февраля 1999 года Ди Пьетро, Романо Проди и Франческо Рутелли создали на основе нескольких политических структур новую партию под названием «Демократы», которая поглотила «Италию ценностей». Однако, 27 апреля 2000 года, в знак протеста против поддержки демократами кандидатуры Джулиано Амато на должность премьер-министра, Ди Пьетро со своими сторонниками вышел из партии и восстановил своё прежнее детище — «Италию ценностей». На выборах в Европейский парламент в июне 1999 года партия «Демократы» получила 7,7 % голосов избирателей.

2001-2006

«Италия ценностей» пошла на парламентские выборы 2001 года собственным списком, но результаты оказались неудовлетворительными: единственным избранным по этому списку парламентарием стал сенатор Валерио Каррара, который немедленно присоединился к фракции Вперёд, Италия.

В 2004 году партия отказалась от представления собственного списка на выборах в Европейский парламент, а её кандидаты вошли в единый список с последним лидером Итальянской коммунистической партии — «Ди Пьетро-Оккетто», за который проголосовали 2,14 % избирателей (это обеспечило 2 депутатских места его лидерам). Оккетто уступил своё место журналисту Джульетто Кьеза в расчёте на уход Ди Пьетро из Европарламента в будущее второе правительство Проди, но на освободившееся в 2006 году кресло евродепутата при открытой поддержке Ди Пьетро стал претендовать третий в избирательном списке — Беньямино Донничи (кандидат от «Италии ценностей»), и в 2007 году Оккетто согласился передать свой мандат ему. В 2010 году прокуратура Рима начала на основании показаний Элио Вельтри расследование против Антонио Ди Пьетро в связи с нарушениями при финансировании «Италии ценностей» в ходе этой предвыборной кампании.

Второе правительство Проди

9 апреля 2006 года «Италия ценностей» приняла участие в парламентских выборах в составе широкой левоцентристской коалиции под руководством Романо Проди и набрала 2,3 % голосов избирателей на выборах в Палату депутатов, которые обеспечили ей 16 мест в нижней палате парламента. На выборах в Сенат партия завоевала 4 места, заручившись поддержкой 2,89 % избирателей.

По итогам этих выборов было сформировано второе правительство Проди, поддержанное «Италией ценностей». Антонио Ди Пьетро получил портфель министра инфраструктуры, Луиджи Ли Готти стал младшим статс-секретарём Министерства юстиции, а Джорджо Кало — младшим статс-секретарём Министерства связи. Важным звеном в цепи событий, приведших к падению этого правительства в 2008 году, стал переход сенатора Серджо Де Грегорио из «Италии ценностей» во «Вперёд, Италия». 8 июля 2015 года суд первой инстанции в Неаполе признал Сильвио Берлускони виновным в подкупе сенаторов, в том числе Де Грегорио.

На парламентские выборы 13 апреля 2008 года «Италия ценностей» пошла в коалиции с Демократической партией под общим руководством Вальтера Вельтрони и получила 4,37 % голосов избирателей на выборах в Палату депутатов, что принесло ей 28 мест. На выборах в Сенат партия заручилась поддержкой 4,32 % избирателей (14 мест в верхней палате парламента). Коалиция Вельтрони потерпела поражение и её участники не вошли в правительство.

2009-2012

Выборы в Европейский парламент 7 июня 2009 года принесли партии определённый успех: список «Ди Пьетро-Италия ценностей», включавший несколько деятелей левого толка (юрист Луиджи Де Маджистрис, философ Джанни Ваттимо, социолог Пино Арлаччи, ЛГБТ-активист Франко Гриллини, профсоюзный деятель и экс-коммунист Маурицио Дзиппони), получил 8 % голосов избирателей, что гарантировало ему 7 мест из 72, отведённых Италии.

В мае 2011 года кандидат «Италии ценностей» Луиджи Де Маджистрис сенсационно победил на выборах мэра Неаполя, опередив основных конкурентов от Народа свободы и Демократической партии.

Крушение

29 декабря 2012 года бывший прокурор Палермо Антонио Ингройа объявил о создании в преддверии парламентских выборов 2013 года возглавляемой им коалиции под названием Гражданская революция, которая включала, помимо Партии коммунистического возрождения, Федерации зелёных и нескольких левых партий, «Италию ценностей» и возглавляемый Де Маджистрисом откол от неё — «Оранжевое движение» (Movimento arancione). Вследствие этого решения партия не выдвинула собственного списка кандидатов, а список коалиции Ингройа потерпел 24 февраля 2013 года сокрушительное поражение, набрав 2,25 % голосов на выборах в Палату депутатов и 1,8 % на выборах в Сенат, не преодолел в обоих случаях процентного барьера и остался без мест в обеих палатах парламента.

26 февраля 2013 года Ди Пьетро, признав свою ответственность за поражение, объявил о своей отставке с должности председателя «Италии ценностей», но его попросили исполнять обязанности до выборов нового руководства. 30 июня 2013 года на партийном съезде национальным секретарём партии был избран Иньяцио Мессина.

24-25 мая 2014 года список «Италии ценностей» получил поддержку 0,66 % избирателей на выборах в Европейский парламент, и партия утратила представительство на европейском уровне.

Идеология

Идеологическим фундаментом воссозданной в 2000 году партии, согласно её первой программе, стало убеждение, что существуют «только три полюса: полюс безнаказанности Берлускони, полюс законности Ди Пьетро и полюс болота и оппортунизма левоцентристов». Отказ от блокирования с последними мотивировался потерей ими собственной идентичности, отказом о рассмотрения вопросов морали, отделением этики от политики, одобрением ими политики, с которой «Италия ценностей» была намерена бороться. Отдельные положения программы были посвящены Европейскому союзу. В частности, партия предлагала учредить пост европейского омбудсмена в ранге высшего представителя по правам человека, усиление европейской правоохранительной системы через координацию на европейском уровне национальных судебных систем, расширение полномочий председателя Европейской комиссии и введение системы его прямых выборов, а также переход к назначению членов Европейской комиссии Европарламентом.

14 июля 2012 года левое крыло демократов добилось принятия Национальной ассамблеей партии документа, признающего гражданские права гомосексуальных пар, и Ди Пьетро призвал сторонников этой позиции в рядах крупнейшей левоцентристской политической структуры поддержать официально предложенный «Италией ценностей» законопроект о легализации в Италии однополых браков.

Ссылки

• [www.treccani.it/enciclopedia/italia-dei-valori/ Italia dei valori] (итал.). Enciclopedie on line. Treccani. Проверено 23 сентября 2015.

Отрывок, характеризующий Италия ценностей

Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».