Итало-йеменский договор

Итало-йеменский договор 1926 года, также известный как Договор в Санаа — договор, заключённый в 1926 году, между Королевством Италия и Йеменским Мутаваккилийским Королевством.

Обстановка в регионе Красного моря и Аденского залива

Красное море имело стратегическое значение для Великобритании как в сфере торговли, так и в качестве маршрута для её военного флота, чтобы достичь Британскую Индию и прочие места. На юге от Йеменского Мутаваккилийского Королевства располагались британская колония Адена и Протекторат Аден, что создавало значительный риск для антиколониальных восстаний. Королевство Италия имело собственные колонии в регионе: Эритрея и Сомалиленд, — обе колонии имели низкую рентабельность. Существовало значительный убеждение, что увеличение связи с Йеменом подстегнет расширение торговли с колониями и приведёт регион под итальянскую сферу влияния. Йеменское Королевство в то время «положило глаз» на Аден планируя аннексию Адена, а с приходом имама Яхья к правлению, также были стремления к Великому Йемену.

Договор

В сентябре 1926 года был подписан итало-йеменский Договор договор о дружбе. Договор признавал имама Яхью королём Йемена и его претензии на Аден.

Договор был продлён 15 октября 1937 года.

Ссылки

• [www.articlearchives.com/international-relations/national-security-foreign/1549459-1.html The foreign office and Anglo-Italian involvement in the Red Sea and Arabia, 1925-28.](недоступная ссылка)

Литература

• Густерин П. В. Йеменская Республика и её города. — М.: Международные отношения, 2006. — С. 43. — ISBN 5-7133-1270-4

См. также

• Советско-йеменский договор (1928)

Отрывок, характеризующий Итало-йеменский договор

В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.