Итальянская социалистическая партия

Итальянская социалистическая партия
Partito Socialista Italiano
Лидер:	Филиппо Турати Пьетро Ненни Сандро Пертини Франческо де Мартино Джакомо Манчини Беттино Кракси Джулиано Амато
Дата основания:	14 августа 1892
Дата роспуска:	13 ноября 1994
Штаб-квартира:	Рим
Идеология:	социализм, марксизм, демократический социализм после 1976 — социал-демократия
Интернационал:	Социалистический интернационал
Молодёжная организация:	Федерация молодых социалистов
Количество членов:	674,057 (1991) max: 860,300 (1946) min: 430,258 (1949) 770,000 (1955)
Партийная печать:	Avanti!
Персоналии:	члены партии в категории (38 чел.)

К:Политические партии, основанные в 1892 году

К:Исчезли в 1994 году Итальянская социалистическая партия (итал. Partito Socialista Italiano, PSI) — марксистско-социалистическая, а позднее социал-демократическая политическая партия в Италии XX века.

Создана в Генуе в 1892 году. Начиная с парламентских выборов 1900 года и до выборов 1924 года была крупнейшей левой партией Италии. Дважды, в 1919 и 1921 годах, занимала первое место на выборах в Палату депутатов. Во время диктатуры Бенито Муссолини (1926—1943) действовала в подполье и заграницей. После Второй мировой войны была второй левой партией страны после Коммунистической. Распустилась в 1994 году. В 2007 году году создана новая организация под названием Итальянская социалистическая партия, претендующая на правопреемство.

История

Истоки социалистического движения в Италии

Во второй половине XIX века в Италии начинается рост рабочего движения. Первыми организациями итальянских рабочие стали общества взаимопомощи и кооперативы, создаваемые под сильным влиянием идей революционера и патриота Джузеппе Мадзини. С 1864 по 1868 год в Италии жил знаменитый русский мыслитель и революционер Михаил Бакунин, организовавший целый ряд социалистических организаций, направленных как против существовавших в стране политического строя и социально-экономической модели, так и против христианского республиканизма Мадзини, отрицавшего необходимость классовой борьбы и делавшего ставку на национальную солидарность. Деятельность Бакунина дала толчок к развитию в Италии не только анархистского движения, но и социалистического, в частности, привела к созданию в конце 1867 года одной из первых в стране общенациональных левых организаций, итальянской секции Международной рабочей лиги (итал. Lega Internazionale dei Lavoratori), объединившей автономистов, анархистов и республиканцев Мадзини. В 1874 году Лига была распущена.

Один из лидеров Лиги, бывший анархист, ставший социалистом, Андреа Коста, возглавлявший умеренное крыло организации, считал необходимым участвовать в выборах. а не делать ставку исключительно на подготовку революции. Его, в частности, поддержали известные в Северной Италии журналисты и политики Энрико Биньями и Освальдо Ньокки-Виани. В 1881 году Андреа Коста организует Революционную социалистическую партию Романьи (итал. Partito Socialista Rivoluzionario di Romagna), которая выступала, среди прочего, за участие в местных и парламентских выборах. Уже в 1882 году Коста становится первым в истории Италии депутатом-социалистом, сумев пройти в Палату депутатов от партии «Крайне левая», фактически представлявшей из себя коалицию радикалов, республиканцев и социалистов. В тех же выборах участвовала Итальянская рабочая партия (итал. Partito Operaio Italiano), созданная в Милане 17 мая 1882 года по инициативе местного рабочого клуба и журнала La Plebe.

Создание партии и её первый роспуск

14—15 августа 1892 года в Генуе в результате объединения Итальянской рабочей партии и Миланской социалистической лиги (итал. Partito Operaio Italiano; основана в 1889 году журналистом и политиком Филиппо Турати) была создана Итальянская партия трудящихся (итал. Partito dei Lavoratori Italiano), объединившая различные партии и движения, близкие к идеям Карла Маркса. На учредительном съезде присутствовало около 400 делегатов. Среди основателей новой партии были такие известные деятели как Филиппо Турати, Гуидо Альбертелли, Клаудио Тревес, Леонида Биссолати, криминалист Энрико Ферри, Анна Кулишёва (наст. имя Анна Розенштейн). В создании общеитальянской рабочей партии участвовали также и анархисты, но уже во время съезда, несмотря на попытки посредничества со стороны Андреа Коста, разногласия между ними и марксистами зашли так далеко, что около 80 делегатов-анархистов отделились и создали свою партию с тем же названием, которая, впрочем просуществовала недолго.

В 1893 году на конгрессе в Реджо-нель-Эмилии к Итальянской партии трудящихся присоединилась Итальянская революционная социалистическая партя и она была переименована в Социалистическую партию итальянских трудящихся (итал. Partito Socialista dei Lavoratori Italiani). Но уже в 1894 году партия была распущена указом премьер-министра Франческо Криспи. Репрессии властей не помешали социалистам принять участие в выборах 1895 года под новым названием Итальянская социалистическая партия (итал. Partito Socialista Italiani), завоевав 15 мандатов.

Расколы

Радикалы и Муссолини

В 1907 году партию покинули самые радикально настроенные её члены, решившие искать свой путь, а в 1910 на съезде партии в Милане впервые присутствовал Бенито Муссолини. В 1912 году Муссолини получил большую поддержку своих однопартийцев, а партия пережила очередной раскол. С началом Первой Мировой Войны партия выступала за нейтралитет Италии, но потом эта позиция трансформировалась в «ни поддержки, ни саботажа», а Муссолини был изгнан из партии.

Коммунисты

21 января 1921 года на конгрессе в Ливорно часть членов партии объявили о выходе из ИСП и создании Коммунистической партии Италии (итал. Partito Comunista d’Italia; первоначальное название сохранялось до 1943 года). Во главе откола стояли Амадео Бордига, избранный генеральным секретарём, и Антонио Грамши, возглавлявший радикальную группу «Ордине Нуово» (итал. L’Ordine Nuovo) в Турине. ИКП принимает участие в парламентских выборах 1921 года (англ.), на которых получает 4,6 % голосов избирателей и 15 депутатских мест.

Запрет фашистами и подпольная работа (1925—1943)

После прихода к власти фашистов во главе с Муссолини многие партии, не разделявшие правых взглядов, были запрещены и ушли в подполье. В их числе оказались и социалисты.

Выход из подполья (1944)

В 1944 году партия вышла из подполья, и в течение 1947—1948 годов принимала участие в формировании правительства. В 1948 году на парламентских выборах ИСП объединилась с ИКП в Народно-демократический фронт.

Возрождение

После решения 47-го съезда ИСП в ноябре 1994 года о самороспуске партии, возникли политические структуры, стремившиеся занять её место — Итальянские социалисты и Реформистская социалистическая партия, а также Federazione Laburista. В 1998 году возникла партия Итальянские демократические социалисты во главе с Энрико Боселли, но социалисты, по своим взглядам стоящие ближе к правоцентристам, создали в 2001 году Новую ИСП, которая существовала до 2009 года. После провала эксперимента с партией «Роза в кулаке» Энрико Боселли в 2007 году воссоздал Унитарную социалистическую партию, существовавшую в 1920-х годах, которая смогла объединить большую часть социалистической «диаспоры», в июле 2008 состоялся учредительный съезд, а в 2009 году новая партия во главе с Риккардо Ненчини приняла название «Итальянская социалистическая партия».

Результаты выборов

Лазурным цветом выделены выборы в Палату депутатов Итальянского королевства, светло-жёлтым — выборы в Учредительное Собрание Италии, светло-синим — выборы в Европейский парламент.

Год	Список	Голоса	%	Места	Изменения
1895	Социалисты	82 523	6,77	15	—
1897	Социалисты	35 388	2,95	15	0
1900	Социалисты	164 946	12,97	33	▲18
1904	Социалисты	326 016	21,35	29	▼4
1909	Социалисты	347 615	18,87	41	▲12
1913	Социалисты	883 409	17,62	52	▲11
1919	Социалисты	1 834 792	32,15	156	▲104
1921	Социалисты	1 631 435	24,69	123	▼33
1924	Социалисты	360 694	5,03	22	▼101
1946	Социалисты	4 758 129	20,72	115	▲93
1948	Палата	Народно-демократический фронт	8 136 637	30,98	57	▼58
Сенат	Народно-демократический фронт	7 015 092 31,08 72	31,08	30	—
1953	Палата	Социалисты	3 441 014	12,70	75	▲18
Сенат	Социалисты	2 891 605	11,90	26	▼4
1958	Палата	Социалисты	4 206 726	14,23	84	▲9
Сенат	Социалисты	3 687 708	14,10	35	▲9
1963	Палата	Социалисты	4 255 836	13,84	87	▲3
Сенат	Социалисты	3 849 440	14,01	44	▲9
1968	Палата	Единые социалисты	4 603 192 14,48 91	14,48	91	▲4
Сенат	Единые социалисты	4 353 804	15,23	46	▲2
1972	Палата	Социалисты	3 208 497	9,61	61	▼30
Сенат	Социалисты	3 225 471	10,71	33	▼13
1976	Палата	Социалисты	3 540 309	9,64	57	▼4
Сенат	Социалисты	3 208 164	10,20	29	▼4
1979	Палата	Социалисты	3 596 802	9,81	62	▲5
Сенат	Социалисты	3 252 410	10,38	32	▲3
1979	Социалисты	3 866 946	11,03	9	—
1983	Палата	Социалисты	4 223 362	11,44	73	▲11
Сенат	Социалисты	3 539 593	11,39	38	▲6
1984	Социалисты	3 940 445	11,21	9	0
1987	Палата	Социалисты	5 501 696	14,26	94	▲21
Сенат	Социалисты	3 535 457	10,91	36	▼2
1989	Социалисты	5 151 929	14,80	12	▲3
1992	Палата	Социалисты	5 343 808	13,62	92	▼2
Сенат	Социалисты	4 523 873	13,57	49	▲13
1994	Палата	Социалисты	849 429	2,19	14	▼78
Сенат	Социалисты Альянс прогрессистов	103 490	0,31	6	▼43
1994	Демократы за Европу	606 538	1,84	2	▼10

Политические секретари

• 1909—сентябрь 1912 — Помпей Циотти
• 1912—1918 — Костантино Ладзари
• 1918—1919 — Эджидио Дженнари
• 1919 — Костантино Ладзари
• 1919—1921 — Никола Бомбаччи
• 1921—1923 — Доменико Фьоритто
• 1923—1925 — Тито Оро Нобили
• 1925—1930 — Олиндо Вернокки
• 1930—1931 — Уго Кочча
• август 1931—апрель 1945 — Пьетро Ненни
• апрель 1945—апрель 1946 — Алессандро Пертини
• апрель 1946—январь 1947 — Иван Маттео Ломбардо
• январь 1947—июнь 1948 — Лелио Бассо
• июнь 1948—май 1949 — Альберто Джакометти
• май 1949—ноябрь 1963 — Пьетро Ненни
• ноябрь 1963—октябрь 1966 — Франческо Де Мартино
• октябрь 1966—октябрь 1968 — Франческо Де Мартино и Марио Танасси (со-секретари Единой социалистической партии)
• октябрь 1968—июль 1969 — Мауро Ферри
• июль 1969—апрель 1970 — Франческо Де Мартино
• апрель 1970—ноябрь 1972 — Джакомо Манчини
• ноябрь 1972—июль 1976 — Франческо Де Мартино
• июль 1976—февраль 1993 — Беттино Кракси
• февраль—май 1993 — Джорджо Бенвенуто
• май 1993—ноябрь 1994 — Оттавиано Дель Турко

Конгрессы

• 14—15 августа 1892 — I Конгресс (Генуя)
• 8—10 сентября 1893 — II Конгресс (Реджо-нель-Эмилия)
• 13 января 1895 — III Конгресс (Парма)
• 11—13 июля 1896 — IV Конгресс (Флоренция)
• 18—20 сентября 1897 — V Конгресс (Болонья)
• 8—11 сентября 1900 — VI Конгресс (Рим)
• 6—9 сентября 1902 — VII Конгресс (Имола)
• 8—11 апреля 1904 — VIII Конгресс (Болонья)
• 7—10 октября 1906 — IX Конгресс (Рим)
• 19—22 сентября 1908 — X Конгресс (Флоренция)
• 21—25 октября 1910 — XI Конгресс (Милан)
• 15—18 октября 1911 — внеочередной XII Конгресс (Модена)
• 7—10 июля 1912 — XIII Конгресс (Реджо-нель-Эмилия)
• 26—29 апреля 1914 — XIV Конгресс (Анкона)
• 1—5 сентября 1918 — XV Конгресс (Рим)
• 5—8 октября 1919 — XVI Конгресс (Болонья)
• 15—21 января 1921 — XVII Конгресс (Ливорно)
• 10—15 октября 1921 — XVIII Конгресс (Милан)
• 1—4 октября 1922 — XIX Конгресс (Рим)
• 15—17 апреля 1923 — ХХ Конгресс (Милан)
• 19—20 июля 1930 — XXI Конгресс в изгнании (Париж)
• 17—18 апреля 1933 — XXII Конгресс в изгнании (Марсель)
• 26—28 июня 1937 — XXIII Конгресс в изгнании (Париж)
• 11—17 апреля 1946 — XXIV Конгресс (Флоренция)
• 9—13 января 1947 — XXV Конгресс (Рим)
• 19—22 января 1948 — XXVI Конгресс (Рим)
• 27 июня—1 июля 1948 — XXVII Конгресс (Генуя)
• 11—16 мая 1949 — XXVIII Конгресс (Флоренция)
• 17—20 января 1951 — XXIX Конгресс (Болонья)
• 8—11 января 1953 — XXX Конгресс (Милан)
• 31 марта—3 апреля 1955 — XXXI конгресс (Турин)
• 6—10 февраля 1957 — XXXII Конгресс (Венеция)
• 15—18 января 1959 — XXXIII Конгресс (Неаполь)
• 16—18 марта 1961 — XXXIV Конгресс (Милан)
• 25—29 октября 1963 — XXXV Конгресс (Рим)
• 10—14 ноября 1965 — XXXVI Конгресс (Рим)
• 27—29 октября 1966 — XXXVII Конгресс (Рим)
• 23—28 октября 1968 — XXXVIII конгресс (Рим)
• 9—14 ноября 1972 — XXXIX съезда (Генуя)
• 3—7 марта 1976 — XL Конгресс (Рим)
• 30 марта—2 апреля 1978 — XLI Конгресс (Турин)
• 22—26 апреля 1981 — XLII Конгресс (Палермо)
• 11—15 мая 1984 — XLIII Конгресс (Верона)
• 31 марта—5 апреля 1987 — XLIV Конгресс (Римини)
• 13—16 мая 1989 — XLV Конгресс (Милан)
• 27—30 июня 1991 — XLVI Чрезвычайный Конгресс (Бари)
• 11—12 ноября 1994 — XLVII Конгресс (Рим)

Ссылки

• [www.cartacanta.it/manifesti/partito%20socialista%20italiano/index.html Archive of PSI posters]
• Итальянская социалистическая партия // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Итальянская социалистическая партия

– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?