Итиль (город)

Итиль (Атиль) — столица Хазарского каганата в середине VIII — X веков. Согласно средневековым источникам, находился в дельте Волги, однако археологические поиски Итиля пока не дали результатов, и точное его расположение остаётся неизвестным. Его описания оставлены в арабо-персидской географической литературе и в «Еврейско-хазарской переписке».

История

Возник на месте зимовника как ханская ставка. Вероятно, являлся первым городским поселением в низовьях Волги. После поражения, понесённого хазарами от арабов в 737 году, резиденция хазарского кагана была перенесена из Семендера в прикаспийском Дагестане в более удалённую от военных действий дельту Волги. Это место оказалось очень удобным в торговом отношении: оно позволяло контролировать выход в Каспийское море. С середины VIII века начался подъём международной торговли, и Итиль превратился в крупнейший транзитный рынок.

В источниках IX века город фигурирует под именем Хамлидж (Хамлых), что может быть понято как ханский город. Название Итиль появляется в X веке. Оно употреблялось, по-видимому, иностранцами. По арабским представлениям, Итилем называлась одна половина города, тогда как вторая часть носила имя Хазаран. Каким именно частям соответствовали эти названия, неясно, так как информация противоречива. Источники хазарского происхождения называют Итилем только реку, но не город. Его название приводится в форме Казар.

В период своего расцвета город состоял из трёх частей, разделённых рекой. Сообщение между ними осуществлялась на лодках. Правая (западная) часть была административной. В ней обитал царский двор численностью около 4 тыс. человек и военный гарнизон — по разным данным, от 7 до 12 тыс. человек. Эту часть окружала крепостная стена. В стене было четверо ворот, из которых двое выходили к стоянке судов у реки, а двое позади города в степь. Между двумя частями располагался остров, где размещались дворцы двух правителей Хазарии — кагана и бека (царя) (по другим данным, каган жил внутри дворца бека). Это были единственные сооружения, выстроенные из обожжённого кирпича, остальным жителям не разрешалось строить из данного материала. Остров соединялся с одной из частей при помощи моста из лодок. Левая (восточная) часть возникла позже и являлась торговой. Она описана наиболее подробно. Здесь располагались рынки, торговые склады и бани. Жилые дома представляли собой войлочные юрты, деревянные шатры и землянки.

Население города было чрезвычайно пёстрым в этническом отношении. Мирно уживались разные религиозные общины: иудеи, мусульмане, христиане и язычники. Причём представители этих общин были выходцами из разных стран. Всех их привлекала справедливость и безопасность, господствовавшая в хазарской столице. Мусульманская колония насчитывала св. 10 тыс. чел. и состояла как из купцов, так и из ремесленников, а также царской гвардии, в которой служили выходцы из Хорезма. Иудейская община состояла из купцов, прибывавших по торговым делам, и жителей, переселившихся в Хазарию, спасаясь от религиозных преследований в Византии. Из язычников особо отмечаются русы, которые составляли отдельную торговую колонию, и славяне. Этническая принадлежность других язычников и христиан не конкретизируется, но их общины тоже были значительными. Для нужд каждой конфессии существовали культовые храмы: церкви, мечети и синагоги. В городе насчитывалось около 30 квартальных мечетей со школами и одна соборная мечеть с минаретом. Для решения споров существовало семеро судей: по двое для иудеев, мусульман и христиан и один для всех язычников. Деятельность судей контролировал чиновник, назначаемый царём.

Хазары жили в столице только в зимнее время. Весной с месяца Нисана (апрель) по месяц Кислев (ноябрь) они отправлялись на свои родовые земельные участки: знать — на кочёвки, беднота — на полевые работы. В поздних описаниях указывается, что город окружали деревни и пашни. Собранный урожай доставлялся в город на телегах и лодках. Каждая из частей города, по-видимому, имела приписанную сельскую область, откуда взимались натуральные налоги.

В 968/969 Итиль был взят Святославом Игоревичем и разрушен. Уцелевшее население укрылось на островах в дельте Волги. Некоторое время город находился в оккупации, а хазарский правитель жил в изгнании на побережье во владениях Хорезма. После ухода русов царский двор смог вернуться. По сообщению ал-Бируни, в XI веке Итиль лежал в развалинах. О дальнейшей судьбе хазарской столицы данных нет. В XII — начале XIII века в Нижнем Поволжье существовал крупный город Саксин, а в монгольское время — Сарай-Бату, но были ли они расположены на месте Итиля, неизвестно.

Археология

Самосдельское городище

Местонахождение Итиля археологически пока не идентифицировано. Существует множество различных версий, основанных на попытках толкования письменных источников, однако реальных результатов они не принесли.

Используя сведения арабских авторов (Ибн Хаукаль, Масуди) И. Г. Семёнов предположил, что Итиль расположен к югу от дельты Волге на современном дне Каспийского моря и оказался затоплен из-за повышения уровня моря. Семёнов также ссылается на космические снимки северной части Каспийского моря, на которых якобы просматриваются некие пятна, идентифицируемые им как хазарские городища. Подводные археологические работы там не проводились.

По мнению волгоградских исследователей А. В. Гуренко и А. В. Ситникова, Итиль вообще не мог располагаться в дельте Волги из-за значительных колебаний уровня Каспия, которые приводили бы к регулярному затоплению города. Они вслед за С. А. Плетнёвой выдвигают гипотезу о расположении Итиля на переволоке между Волгой и Доном, южнее современного Волгограда, также аргументируя эту гипотезу анализом письменных источников.

Возможным кандидатом на роль Итиля называлось Самосдельское городище у села Самосделка 46°01′32″ с. ш. 47°50′26″ в. д.46.02556° с. ш. 47.84056° в. д. / 46.02556; 47.84056    в Астраханской области, в дельте Волги (исследуется с 1990). Здесь обнаружены слои IX—X веков, юртообразные жилища, огузская, булгарская и салтовская керамика, а также просматриваются контуры треугольной кирпичной цитадели. Это единственное городище такого рода, обнаруженное в регионе.

Литература

• Новосельцев А. П. Города Хазарии // Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. — М.: Наука, 1990. — С. 128—132. — 264 с. — ISBN 5-02-009552-4.

Ссылки

• Атель (Идль, Итиль, Этель) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• В. Дзагуто. [www.vremya.ru/print/211932.html Итиль сгоревший и утонувший], Время новостей (04.09.2008). Проверено 25 сентября 2012.
• В. Тихомиров, И. Попова. [www.ogoniok.ru/5068/8/ Хазарская мечта], Огонёк (№ 5068). Проверено 25 сентября 2012.
• [www.astrakhan.ru/history/read/13/ Хазарский каганат]. Астрахань.Ру. Проверено 25 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BQvqim5X Архивировано из первоисточника 15 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Итиль (город)

– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.