Итум-Калинский десант

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Итум-Калинская десантная операция
Основной конфликт: Вторая чеченская война

Итум-Калинский район
Дата

17 декабря 1999 — 15 февраля 2000

Место

Верховья реки Аргун, Итум-Калинский район, Чеченская республика, Россия

Итог

Установка российского контроля над чечено-грузинским участком границы

Противники
Чеченская Республика Ичкерия Чеченская Республика Ичкерия Россия Россия
Командующие
амир Хаттаб Командующий СКРУ ПВ ФПС РФ
генерал-полковник Болховитин Евгений Васильевич
Начальник штаба СКРУ ПВ ФПС РФ генерал-майор Лисинский Николай Павлович
Начальник пограничной авиации СКРУ ПВ ФПС РФ генерал-майор Дубасов Александр Константинович

Заместитель по боевой подготовке командующего войсками Северо-кавказского военного округа ВС РФ генерал-лейтенант Ашуров Мухридин Ашурович
Силы сторон

Чеченские боевики

Арабские наёмники
(более 100 чел.)
Сводный пограничный отряд
Пограничных войск Федеральной пограничной службы РФ (2300 чел.)
56-й гвардейский полк ВДВ Министерства обороны РФ
Потери
50 убитых
4 пленных
9 убито
Итум-Калинский десант (операция также известна под названиями специальная пограничная операция «Аргун», спецоперация «Аргун», пограничный десант в Аргунском ущелье) — совместная пограничная десантная специальная операция пограничных и десантных войск России, проведённая в декабре 1999 — феврале 2000 года с целью установления российского контроля над чеченским участком российско-грузинской границы и блокирования путей снабжения боевиков со стороны Панкисского ущелья Грузии. В результате операции федеральными войсками была блокирована и взята под контроль автодорога Итум-Кали — Шатили, соединяющая Чечню с Грузией, до специальной операции являвшейся основным путём пополнения чеченских боевиков наёмниками и материального снабжения бандформирований на территории Чеченской республики.



Предыстория

После окончания Первой чеченской войны руководителями Чеченской республики Ичкерия было возобновлено строительство дороги Итум-Кали — Шатили, приобретшей для неё, в условиях фактической полублокады со стороны России, стратегическое значение.[1] На строительстве этой дороги, связавшей Чечню и Грузию, чеченскими властями широко применялся труд сотен рабов, захваченных во многих районах России и Грузии.[2][3]

Дорога Итум-Кали — Шатили с началом Второй чеченской войны стала широко использоваться для снабжения чеченских вооружённых формирований оружием и боеприпасами, шедшими транзитом через Азербайджан и Грузию. Аргунское ущелье — естественные и единственные «ворота», обеспечивавшие связь бандитов с так называемым ближним зарубежьем. Единственная прямая и проходимая для транспорта дорога из Грузии в Чечню вела только через Шатили. Другие дороги, имеющие асфальтовое покрытие, шли из Чечни в Грузию через Северную Осетию и Ингушетию и не могли использоваться для регулярного снабжения боевиков ЧРИ. Оставались ещё горные тропы, идущие через Тушетский хребет, однако зимой пробиться по ним через перевалы с большим грузом на лошади практически невозможно. В то же время чеченский участок российско-грузинской границы оставался абсолютно прозрачным. Грузинские погранслужбы практически не производили охрану границы с Чечнёй. Обеспечивавшие охрану границы со стороны ЧРИ сотрудники департамента погранично-таможенной службы Чечни занимались тем же, что и обычные бандиты: захватом заложников, угоном скота в соседней Грузии, переправкой наркотиков и прочей контрабанды.[4]

Авиаудары по дороге Итум-Кали — Шатили

С началом боевых действий военное руководство федеральных сил начало предпринимать практические шаги с тем, чтобы прервать канал снабжения боевиков, идущий по Аргунскому ущелью. Для перекрытия каналов поставки оружия, российская авиация начала массированную бомбардировку дороги. Так, в репортаже корреспондента НТВ Аркадия Мамонтова от 13 ноября 1999 с военного аэродрома в Моздоке, говорилось, перед ВВС была поставлена задача перекрыть последнюю артерию из Грозного, идущую по Аргунскому ущелью.

По сведениям чеченцев, для этой цели в основном применялись самолеты Су-24 и Су-25. В конце сентябре было несколько налетов групп ударных вертолетов Ми-24 («крокодил»), нанесших удар в районе Итум-Кали, однако впоследствии от использования вертолетов в этом районе отказались, до декабря месяца, когда участок дороги от Итум-Кали до границы был взят под контроль вертолетным десантом.[1]

Авианалеты, по словам чеченцев, проводились в основном парами самолетов, часто словно «по расписанию». Основной целью атак были мосты и транспорт на дороге. Авиаминирование дороги, в отличие от соседних лесных массивов, не велось. Дорога подвергалась авиаударам на всем протяжении. Последним участком, на котором зафиксирована бомбежка дороги было место перехода на грузинскую территорию. Согласно рассказу Султана Бачирова, жителя Октябрьского района г. Грозного, 4 ноября 1999 г. две бомбы были сброшены на склоны гор, между которыми ожидали разрешение на проход беженцы.[1]

В ноябре — декабре 1999 года по дороге Итум-Кали — Шатили двигалось в сторону Грузии большое количество беженцев вперемешку с отступающими боевиками. Согласно данным, обнародованным в начале 2000 года грузинским экс-министром обороны Китовани, к тому времени уже до 1,5 тыс. вооруженных бандитов переместилось из Чечни на территорию Грузии, в Панкисское ущелье.[2] Все беженцы, по словам правозащитников из общества «Мемориал»,[1] утверждают, что в дороге они опасались налётов авиации, прятались при приближении самолетов под деревьями, либо старались переждать опасное время в селениях. Они также рассказывают о многочисленных случаях поражения машин с беженцами, двигавшихся в сторону грузинской границы. Среди подвергшегося нападению транспорта, по словам беженцев, машины разных типов — грузовик, микроавтобусы «УАЗ» и «РАФ», легковые автомобили «Волга», «Нива», «Жигули».[1]

Высадка десанта на грузинской границе

Несмотря на довольно большую интенсивность, авианалёты на дорогу Итум-Кали — Шатили не приносили должного эффекта. Перекрыть канал поставок оружия и боеприпасов боевикам с территории Грузии не удавалось. Дорога была во многих местах перепахана воронками, но ямы достаточно быстро засыпались. Практическое отсутствие на дороге мостов играло положительную роль, позволяя быстро ремонтировать и использовать дорогу после массированных бомбардировок российской авиацией.[1] По дороге продолжала осуществляться практически бесперебойная доставка сепаратистам боеприпасов, продовольствия и медикаментов.[5]

В связи с этим стала очевидной необходимость проведения операции по перекрытию чеченского участка российско-грузинской границы. Она логически вытекала из всего комплексного плана контртеррористических операций в Северо-Кавказском регионе. По имеющимся данным, на территории Грузии как раз была подготовлена к отправке большая партия груза на базы бандформирований в районе Шатоя.[6] Операция началась 17 декабря 1999 года и получила кодовое наименование «Аргун».[2]

Планирование операции

Операцию планировалось провести в тесном взаимодействии с подразделениями Министерства обороны. Представители Северо-Кавказского регионального управления ФПС России вместе с командующим оперативной группой «Юг» генерал-лейтенантом Мухриддином Ашуровым делали ставку на тщательность подготовки с учетом имеющегося опыта прошлой кампании.[5] Замыслом операции предусматривалось, что российские пограничники во взаимодействии с оперативной группой «Юг» овладеют населенными пунктами в Итум-Калинском и Шаройском районах Чечни для установления контроля над южным регионом республики и, обеспечивая охрану чеченского участка российско-грузинской границы, не допустят ухода НВФ на территорию Грузии в направлении Итум-Кали — Шатили. Внезапность в проведении операции достигалась за счет того, что в это время активизировались боевые действия федеральных сил на грозненском направлении, что обеспечило отвлечение основных сил незаконных вооруженных формирований от южных районов Чечни. В качестве района высадки были определены развалины Джари и Корстах.[2]

Начало операции

17 декабря на господствующие высоты — развалины Верхние Джари (2100 м) и Коротах (2500 м), на хребте Кюрелам — высадились бойцы 56-го полка ВДВ, чтобы в дальнейшем обеспечить прикрытие пограничников. 19 декабря в ущелье рекогносцировочная группа ФПС окончательно определила район предстоящего десантирования — у слияния Аргуна с рекой Мешехи (это место так и назвали — «Мешехи»). Один взвод ВДВ уже сидел здесь на высотах (1243 м) по соседству с древними родовыми башнями горцев, ниже — ещё один. Совсем недавно здесь располагался базовый лагерь боевиков, которых российские десантники застали врасплох.[5] Появление российских солдат здесь было настолько неожиданным, что боевики в спешке бежали из лагеря под огнём российских десантников, бросив часть обмундирования, боеприпасов и продовольствия — всё то, что они не смогли унести с собой.[2]

Основная фаза операции

20 декабря, на рассвете, началась основная фаза операции «Аргун». Около восьми утра, первый вертолет с пограничниками поднялся с погранзаставы Торгим (Ингушетия) и взял курс на Аргунское ущелье, остальные «борты» взлетали и шли в этот день один за другим почти до шестнадцати часов. В высадке аргунского десанта участвовали пограничные и армейские вертолёты. Экипажи ежедневно делали по восемь-десять рейсов. Всего же 20 декабря по маршруту Торгим — «Мешехи» было совершено 45 вертолетовылетов. Каждое подразделение, которое садилось в вертолет, было способно вести бой самостоятельно, имея для этого гранатометы «Муха», АГСы, 82-мм минометы, а также сухпаек на трое суток. В состав десантно-штурмовой маневренной группы (ДШМГ) сводного пограничного отряда вошли контрактники из Воронежского погранотряда и бойцы ММГ (ДШМГ) Черкесского пограничного отряда. Среди них были опытные сапёры, знакомые со взрывными работами на скальном грунте. В разведывательный операциях участвовали бойцы Отдельной группы специальной разведки (ОГСпР) Черкесского пограничного отряда. Впоследствии бойцы Черкесского пограничного отряда влились в новый сформировавшийся из сводных пограничных подразделений Итум-Калинский (Аргунский) пограничный отряд. Действиями десанта на месте руководил заместитель начальника Северо-Кавказского регионального управления ФПС — начальник территориального отдела «Нальчик» генерал-майор Виктор Золотухин. В тот первый день «вертушки» перебросили в точку высадки «Мешехи» около ста двадцати бойцов.

Высадившиеся пограничники сразу же выбрали позиции для постов боевого охранения, обеспечили прикрытие вертолетной площадки, определили места засад и укрупненных секретов. Если с севера пограничников заслоняли подразделения 56-го парашютно-десантного полка, то с юга и с востока можно было в любой момент ждать боевиков. С помощью захваченной трофейной техники ускоренно вывозились боеприпасы с посадочной площадки. В тот же день после проведения боевого расчета первый наряд пограничников получил приказ заступить на охрану чеченского участка российско-грузинской государственной границы. Сразу же началось обустройство быта пограничников. На каждую заставу приходилось около 30 тонн только материально-технических средств: полевые кухни, палатки, хлебопекарни. Горячий хлеб развозили на посты, делились свежей выпечкой с десантниками.[5]

В ночь с 20 на 21 декабря боевики открыли огонь по посту боевого охранения. Мелкие группы боевиков зачастую нарочно провоцировали стрельбу, чтобы выявить огневые точки. О том, что сепаратисты постоянно отслеживали обстановку в ущелье, говорили и данные радиоперехвата.

Взятие Итум-Кали

Пока шла организация пограничной охраны, подразделения ВДВ стояли на высокогорьях — в ожидании, когда пограничники будут готовы двигаться дальше. До границы оставалось всего 4 км. Буквально сразу после высадки пограничники провели серию рейдов, взяв под свой контроль населенные пункты Верхний и Нижний Аргун, Бастыхи[2]. 24 декабря по тому же плану, как и 20-го, около ста человек дальневосточной ДШМГ высадились и заняли позиции по направлению к Итум-Кали в местечке Бастыхи (1438,8 м), где одноименная река впадала в Аргун. Сюда выходило несколько ущелий, поэтому федеральными силами было решено занять Бастыхи, чтобы перекрыть пути возможного отхода боевиков. К началу января войска уже контролировали 17 км аргунской трассы на участке Нижние Джари — Бастыхи, а погранзастава «Аргун» (1253 м) находилась в 800 метрах от границы. В эти дни продолжают происходить стычки с группами боевиков, выходящими на позиции федеральных сил с севера.[5] Совместно с войсками ОГ «Юг» были проведены разведывательно-боевые и рейдовые действия в восточном направлении Аргунского ущелья до Итум-Кали.[2]

В Итум-Кали оборону держали бандформирования, подчинявшиеся непосредственно Хаттабу. У пограничников были данные, что Масхадов с Хаттабом провели совещание и поставили задачу: выбить федералов из ущелья во что бы то ни стало. На момент высадки десанта в этом квадрате запеленговали 64 вражеские радиостанции, а всего в Аргунском ущелье находилось до 2 тысяч боевиков Хаттаба.[6]

В конце января мобильная группа пограничников генерал-лейтенанта Ашурова высадилась в горах над Итум-Кали, северо-западнее Тусхароя. К этому моменту пограничная группировка в южной части Аргунского ущелья уже превышала по численности десантников в 5—6 раз (ВДВ — 300 человек, ПВ — до 2000). Наращивание усилий было осуществлено за счет переброски резервов из Северо-Кавказского, Северо-Западного, Забайкальского и Дальневосточного региональных управлений ФПС.[2] Оборону в Итум-Кали держали около 100 наемников Хаттаба, среди которых преобладали арабы, и боевики из числа жителей Итум-Калинского района.[5]

В ходе взятия села федеральными войсками была эффективно применена установка РЭБ «Рапира», которая фиксировала переговоры боевиков на расстоянии до 6 км и определяла их координаты с точностью до 10 м. После определения координат по местам скопления боевиков наносились массированные огневые удары РСЗО «Смерч». Боевики пытались оказать организованное сопротивление, но понесли настолько большие потери, что отказались от первоначальных замыслов. Непосредственно перед взятием Итум-Кали все, кто его оборонял, ушли в сторону Шатоя. Когда 10 февраля части ФПС и Минобороны спустились вниз, село почти полностью было разрушено ударами реактивной артиллерии. В селе федеральные войска обнаружили двенадцать брошенных трупов боевиков, которых сепаратисты не успели захоронить или унести с собой.[5]

Как рассказывал командующий операцией «Аргун» генерал Мухриддин Ашуров, в чудом уцелевшей итум-калинской мечети российские солдаты обнаружили множество использованных боевиками-наркоманами шприцев, сигаретных окурков и вырванные страницы Корана со следами испражнений. После того, как пограничники закрепились в Тусхарое, на Хачарой-Эхк, у села Ведучи, а также в местах древних развалин Чамги и Грозтхой, в ущелье Кериго были выставлены пограничные заставы, чтобы не дать боевикам из Аргунского ущелья уйти через перевалы в Грузию. По воспоминаниям начальника Итум-Калинского погранотряда полковника Виктора Чупракова, в Ведучи пограничники обнаружили всего-то около 30 местных жителей — в основном женщин и детей. Все они были истощены, продуктов не имели почти никаких, поэтому всем им срочно оказали гуманитарную помощь.[5]

Предпосылки успеха операции

Основной причиной успеха десантной операции стал фактор внезапности, которым умело воспользовались российские войска. По словам командующего федеральной группировкой генерала Г. Трошева «Высадка нашего воздушного десанта в верховья Аргунского ущелья стала полной неожиданностью для боевиков. Сначала, из-за противоречивости информации, сведения о десанте боевики восприняли с недоверием, как несоответствующие действительности. В данном случае прекрасно сработали наша агентурная разведка и специалисты по радиоэлектронной борьбе. Когда же полевые командиры окончательно уяснили ситуацию, было уже поздно. Руководивший десантированной группировкой генерал М. Ашуров отбил все атаки бандитов».[6]

Итоги операции

Все задачи, поставленные перед войсками, участвовавшими в операции «Аргун», были полностью выполнены. В результате проведенной операции по блокированию горной дороги Итум-Кали — Шатили боевики лишились основного маршрута доставки вооружения, боеприпасов и материально-технических средств через Грузию.[6]

В ходе операции было уничтожено более 50 боевиков, 4 захвачено в плен. Было уничтожено два опорных пункта, 38 мест пребывания боевиков, оборудованных для проживания и ведения организованной обороны, а также 11 схронов с оружием, боеприпасами, снаряжением и продовольствием, в которых изъяты десятки единиц огнестрельного оружия и более 11 тысяч единиц боеприпасов, 30 тонн продовольствия. Среди них 17 ракет к реактивным системам залпового огня «Град», неуправляемых реактивных снаряда, около 100 кг взрывчатых веществ. Кроме того, было захвачено или уничтожено более семидесяти единиц автомобильной и другой техники боевиков, освобождены из рабства 7 россиян. Потери федеральных сил в ходе операции «Аргун» составили 9 человек убитыми.[2]

См. также

Напишите отзыв о статье "Итум-Калинский десант"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 А. В. Соколов, А. Я. Соколова. [www.memo.ru/hr/hotpoints/N-Caucas/georgia/south00.htm Южная Дорога Из Чечни в Грузию: Аргунское ущелье - Шатили - Панкиси.].
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Николай Гродненский. [fictionbook.in/nikolay-grodnenskiy-neokonchennaya-voyna-istoriya-voorughennogo-konflikta-v-chechne.html?page=43 Неоконченная война. История вооруженного конфликта в Чечне].
  3. Вадим Удманцев Рабы Аргунского ущелья // Независимая газета.. — .2000. — № № 25 мая.
  4. [www.businesspress.ru/newspaper/article_mId_34_aId_5690.html Бандгруппы, специализирующихся на торговле «живым товаром», появились Ингушетии, Северной Осетии, Дагестане и Грузии]. Бизнес Криминал (номер 18 от 3.08.1999).
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 Вадим Удманцев. [www.memo.ru/hr/hotpoints/n-caucas/ch99/010112/nv0112a.htm Аргунский десант]. 18 января 2001 г.. Независимое военное обозрение.
  6. 1 2 3 4 Геннадий Трошев. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала.. — Глава 9. Успех не за горами, а в горах.

Отрывок, характеризующий Итум-Калинский десант

Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.