Ювеналий (Килин)

Архиепископ Ювеналий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Ижевский и Удмуртский
31 июля 1952 — 28 декабря 1958
Предшественник:	Иероним (Захаров)
Преемник:	Гавриил (Огородников)
Архиепископ Омский и Тюменский
21 февраля 1949 — 31 июля 1952
Предшественник:	Палладий (Шерстенников)
Преемник:	Никандр (Вольянников)
Архиепископ Иркутский и Читинский
3 июня 1948 — 21 февраля 1949
Предшественник:	Варфоломей (Городцов)
Преемник:	Палладий (Шерстенников)
Епископ Челябинский и Златоустовский
12 мая 1947 — 3 июня 1948
Предшественник:	Симеон (Михайлов)
Преемник:	Алексий (Сергеев)
Епископ Шанхайский
15 июня 1946 — январь 1947
Предшественник:	Иоанн (Максимович)
Преемник:	Симеон (Ду)
Епископ Цицикарский, викарий Харбинской епархии
май 1941 — 15 июня 1946
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Никандр (Викторов)
Епископ Синьцзянский
10 февраля 1935 — май 1941
Имя при рождении:	Иван Кельсиевич Килин
Рождение:	19 апреля (1 мая) 1875(1875-05-01) село Арзамасцево, Сарапульский уезд, Вятская губерния
Смерть:	28 декабря 1958(1958-12-28) (83 года) Ижевск

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Ювеналий и фамилией Килин.

Архиепископ Ювеналий (в миру Иван Кельсиевич Килин, в схиме Иоанн; 19 апреля 1875, село Арзамасцево, Сарапульский уезд, Вятская губерния — 28 декабря 1958, Ижевск) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Ижевский и Удмуртский.

Биография

Родился 19 апреля 1875 года в селе Арзамасцево, Сарапульского уезда в крестьянской семье.

Успешно окончив начальную земскую школу в Арзамасцеве, поступил в Сарапульское уездное училище, которое закончил в 1889 году.

В 1896 году поступил послушником в Белогорский мужской монастырь Пермской епархии.

2 июля 1900 года пострижен в монашество, а 23 июля рукоположён во иеродиакона.

12 февраля 1902 года рукоположён во иеромонаха.

В 1903 году назначен заведующим Белогорского подворья в Перми и был участником открытия мощей преп. Серафима Саровского.

В 1907 году совершил паломничество в Иерусалим и на Афон.

В 1910 году — эконом архиерейского дома в Перми.

С 1911 года — настоятель и строитель мужской Фаворской пустыни Осинского уезда.

19 июля 1912 года возведён в сан игумена.

С 1912 года слушал пастырско-миссионерские курсы под руководством А. Г. Кулешова, которые продолжались до 1917 года.

24 июля 1916 года возведён в сан архимандрита и назначен благочинным мужских и женских монастырей Пермской епархии.

С 3 июня 1919 года эвакуировался в Читу, где временно занимал должность настоятеля Верхнеудинского мужского монастыря.

1 марта 1920 года переехал в Харбин.

С 1 апреля 1921 года — настоятель Кладбищенского храма и смотритель кладбища в Харбине.

С 1 сентября 1922 года — строитель и настоятель новостроящегося Казанско-Богородицкого монастыря (на Крестовском острове), в Харбине.

В январе 1923 года прибыл в Сербию, где состоял настоятелем Сербского мужского монастыря (Витовница).

С февраля 1924 года — настоятель мужского монастыря в посёлке Гандатенском (Новом Мадегоу) на Дальнем Востоке.

Его трудами создана типография и больница при монастыре для братии и бедного населения.

Архиерейство

16 февраля 1935 года хиротонисан в Харбине во епископа Синьцзянского (Китайский Туркестан), второго викария Русской Духовной миссии в Китае.

Из-за значительных затруднений для проезда новопоставленный епископ не смог отправиться к врученной ему Синьзянской пастве. В течение года Владыка продолжал настоятельствовать в Харбинской Казанской обители.

В 1936 году заменял Начальника Миссии, епископа Виктора, находившегося в Белграде, а с 1937 по 1938 год — миссийского викария, Иоанна Шанхайского.

После его возвращения, Владыка Ювеналий был определён настоятелем Никольского храма-памятника в Шанхае, где помогал епископу Иоанну в делах Миссии.

В мае 1941 года постановлением Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви, он был вновь назначен настоятелем Казанско-Богородицкой обители в Харбине с подчинением ему монашеской общины в Трёхречье и присвоением ему титула епископа Цицикарского, второго викария Харбинской епархии.

В октябре 1945 года принят в лоно Русской Православной Церкви.

С 1945 по 1947 год вольнослушатель Богословского факультета при институте имени Святого князя Владимира в Харбине.

С 15 июня 1946 года — епископ Шанхайский.

В январе 1947 года прибыл на Родину и до июня этого же года пребывал на покое в Псково-Печерском монастыре.

С 12 мая 1947 года назначен епископом Челябинским и Златоустовским.

С 3 июня 1948 года — архиепископ Иркутский и Читинский.

С 21 февраля 1949 года — архиепископ Омский и Тюменский.

С 31 июля 1952 года — архиепископ Ижевский и Удмуртский.

В феврале 1955 года награждён правом ношения креста на клобуке.

Перед кончиной принял схиму с именем Иоанн.

Скончался 28 декабря 1958 года в городе Ижевске.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3251 Ювеналий (Килин)] на сайте «Русское православие»
• drevo-info.ru/articles/10830.html
• [www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/40795.htm Архиепископ Цицикарский Ювеналий (Килин)]

Отрывок, характеризующий Ювеналий (Килин)

– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.