Ювеналий (Машковский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Ювеналий и фамилией Машковский.

Епископ Ювеналий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Вологодский
1936 — 1937
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Стефан (Знамировский)
Преемник:	Алексий (Сергеев)
Епископ Брянский
6 марта — июнь 1936
Предшественник:	Иоасаф (Шешковский-Дрылевский)
Преемник:	Иоанн (Соколов)
Епископ Ардатовский, викарий Нижегородской епархии
июнь — конец 1922
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Поликарп (Тихонравов)
Епископ Павловский, викарий Нижегородской епархии
25 апреля 1920 — август 1922
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Александр (Похвалинский)
Имя при рождении:	Виктор Константинович Машковский
Рождение:	15 (27) ноября 1883(1883-11-27) деревня Рожновка, Курская губерния
Смерть:	12 апреля 1941(1941-04-12) (57 лет) Ухтижемлаг, Коми АССР

Епископ Ювеналий (в миру Виктор Константинович Машковский или Мошковский; 15 ноября 1883, деревня Рожновка, Курская губерния — 12 апреля 1941, Ветлосян, Ухтижемлаг, Коми АССР) — епископ Русской православной церкви, епископ Вологодский.

Биография

Из дворян Курской губернии. Окончил юридический факультет университетского отделения Лицея Цесаревича Николая.

6 сентября 1906 года без экзамена принят в число студентов Московской духовной академии на I курс. По указу Святейшего Синода от 19 октября 1906 года за № 11559 зачислен в списки студентов II курса, с освобождением его от изучения тех небогословских предметов, кои он изучал в Лицее.

3 июля 1909 года в скиту Троице-Сергиевской лавры пострижен в монашество и рукоположён во иеродиакона. В храме на пострижении присутствовали многие члены высшего московского общества и купечества. Как писала газета «Русское слово»: «О г. Машковском отзываются как о прекрасно воспитанном человеке, джентльмене, в лучшем смысле этого слова, и даже, как о человеке светском. Кроме того, он пользовался общими симпатиями, как человек чуткой, доброй души». 8 августа рукоположён во иеромонаха.

В 1909 году Московскую духовную академию Окончил со степенью кандидата богословия.

С 29 марта 1910 года — преподаватель Курской Духовной Семинарии.

30 сентября 1910 года — инспектор Полтавской Духовной Семинарии.

9 ноября 1912 года назначен ректором Тверской Духовной Семинарии с возведением в сан архимандрита.

С 1913 года — настоятель посольской церкви в Константинополе.

В 1916 году назначен настоятелем посольской церкви в Афинах.

В 1917 году приписан к Александро-Невской Лавре. Настоятель Введено-Оятского монастыря Петроградской епархии.

Григорий (Чуков) дал ему в тот период такую характеристику:

Человек развитой, образованный и воспи­танный. Взгляды просвещённые, любит теоретические вопросы, горит жаждой практической церковной деятельности, частью и проявляет её по деревням. Молод ещё, но мог бы быть деятельным архиереем. Аристократические привычки и взгляды всё-таки сильны в нём.

12 (25) апреля 1920 году хиротонисан во епископа Павловского, викария Нижегородской епархии.

С августа 1922 года — епископ Ардатовский, викарий Нижегородской епархии.

В конце 1922 года уклонился в обновленческий раскол и был назначен епископом Елизаветградским, викарием Одесской епархии.

С 1926 года — обновленческий митрополит Одесский.

В 1928—1929 годы — обновленческий митрополит Киевский.

В 1930 году ушёл на покой.

В 1935 году принёс покаяние. Был принят как архиерей старого поставления в сане епископа, но ему была определена епитимия, которую он проходил во Владимире. Патриарх Сергий в 1943 году писал, ставя Ювеналия в пример другим обновленческим архиереям: «обновленческий митрополит Ювеналий Машковский, вступая в общение с Церковью, сам заявил, что ему неудобно теперь сохранять за собою митрополитство, и с тех пор именовал себя просто епископом. Пусть пример епископа Ювеналия будет предметом подражания и для просителя».

Владимирской епархией управлял в тот момент архиепископ Сергий (Гришин), который организован при канцелярии «нечто вроде академии по повышению общего и богословского образования служителей культа», которую посещало по 4-8 человек. Лекции читались бывшим обновленческим епископом Ювеналием (Машковским) и административно высланным из Ленинграда профессором Васенко. Епископ Ювеналий прочитал лекции на темы:

1) Исторический обзор Константинополя; 2) патриарх Гермоген V; 3) патриарх Яким III; 4) Экзарх Болгарский; 5) Влияние России на Турцию до 1917 г.; 6) Русские учреждения и организации в Константинополе; 7) Проникновение в Турцию католицизма; 8) Учреждения Ватикана в Константинополе и церковные службы; 9) Церковное искусство; 10) Древнехристианская архитектура; 11) Византийское искусство; 12) Древнеримское искусство; 13) Готы и отражение Средневековья; 14) Эпоха Возрождения (несколько лекций); 15) Русское искусство и особенности в этом отношении Владимира и Суздаля; 16) Этнографические особенности этих районов; 17) Ватикан, Папство, католицизм; 18) Церковная живопись; 19) Фотий Спасский — архимандрит Юрьевского монастыря; 20) Епископ Иннокентий, Борис Херсонский; 21) Гюйсманс (2 лекции).

6 марта 1936 года митрополитом Сергием он был назначен епископом Брянским.

Начал готовиться к переезду в Брянск, переписываться с Брянским духовенством, но 26 апреля 1936 года был арестован во Владимире с группой духовенства. Обвинялся, в частности, в том, что добивался ликвидации обновленчества на Украине, возглавлял нелегальную Духовную Академию, организованную при кафедре Владимирского Архиерея с целью создания «антисоветских» кадров; устраивал «антисоветские сборища церковников».

21 сентября 1936 года приговорён к 5 годам ИТЛ.

В то время, когда епископ Ювеналий находился в заключении, он был назначен епископом Вологодским. Как вспоминал епископ Афанасий (Сахаров), отбывавший вместе с ним наказание, «Епископ Ювеналий только что был назначен на Вологодскую Епархию, и первая и единственная служба его на этой Епархии был молебен в Вологодской тюрьме, совершенный нами, тремя Архиереями».

12 апреля 1941 года скончался в лазарете Ветлосян Ухтижемлага Коми АССР (ныне в черте города Ухта). Заключенных Ухтижемлага, умерших в лазарете ОЛПа № 7, с конца1930-х хоронили на лагерном кладбище на горе Ветлосян. В наши дни кладбище практически утрачено — его территория ушла под промышленную застройку или занята огородами.

Сообщение Мануила (Лемешевского) о том, что епископ Ювеналий вновь уклонился в обновленчество и в 1943 году вновь покаялся не соответствует действительности.

21 марта 1989 года реабилитирован Прокуратурой Владимирской области.

Ссылки

• [www.vladkan.ru/personal/1203102700.html Ювеналий (Машковский Виктор Константинович) — епископ]
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4701 Ювеналий (Машковский / Мошковский)] на сайте «Русское православие»
• [www.bryansk-eparhia.ru/eparhialnoe-upravlenie/arhipastyri/arhipastyri-bryanskie-i-sevskie/ Архипастыри Брянские и Севские]

Отрывок, характеризующий Ювеналий (Машковский)

– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.