Иуда Искариот

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иуда Искариотский»)
Перейти к: навигация, поиск
Иуда Искариот
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иу́да Искарио́т (Иуда Искариотский; ивр.יהודה איש קריות‏‎, ʾîš-qərijjôt; Иуда сын Симона[1]) — в христианстве один из двенадцати апостолов, учеников Иисуса Христа; единственный выходец из провинции Иудея среди апостолов, остальные были галилеяне — евреи из Галилеи[2]. Согласно Евангелию от Иоанна, был казначеем их общины: ему было вверен ящик, в который опускались приношения[3]. На последней трапезе Иисус ему подал, обмакнув, кусок хлеба и «сказал ему: что делаешь, делай скорее»[4]. После чего Иуда вышел[5] и предал его, выдав первосвященникам за 30 сребреников. Загадка его перехода от апостольства к предательству — сюжет многочисленных богословских и художественных произведений.

Часть папируса «Кодекс Чакос», обнаруженного в Египте в 1970-х годах, — текст, получивший название «Евангелие Иуды» (современный перевод 2006 года) — представляет Иуду Искариота единственным учеником Христа, понявшим происхождение учителя[6], и которому Иисус Христос открыл все таинства Царства небесного[7].





Этимология

Иуда (Йехуда) — восхваление Господа (Быт. 29:35)[8], «хвала или прославленный»[9].

Искариот (ивр.אִישׁ־קְרִיּוֹת‏‎, иш-кериййот, где ивр.אִישׁ‏‎ — человек, муж; ивр.קְרִיּוֹת‏‎ — города, слободы, кериоф, кериофа, кириаф[10]).

  1. «человек из Кариота», по месту своего рождения в г. Кариоте (Кариофе)[8][9][11] — возможно, тождественен городу Кариот в Иудее[12], в связи с чем существует точка зрения, согласно которой Иуда Искариот принадлежал к колену Иуды и был единственным учеником Иисуса из этого колена, остальные ученики были евреями из Галилеи[13].
  2. По другой теории, поскольку слово «кериййот» имеет значение пригород, то «Иш-Кериййот» дословно переводится как «житель пригорода», что весьма вероятно, поскольку Иерусалим в те времена был довольно большим городом, и возле него было много маленьких селений, которые и назывались «крайот»[14]
  3. Иногда значение слова выводят из арам. иш кария «лживый», или от корня греч. σκαρ равного евр.-арамейск. sqr «красить» (Искариот — «красильщик»)[12][15].
  4. Либо Искариот — это искаженное греч. греч. σικάριος (sikários) («сикарий»; «вооружённый кинжалом», «убийца»), как иногда называли зелотов — участников освободительной борьбы против римского владычества в Иудее.

Прозвище «Искариот» в среде апостолов Иуда получил для отличия от другого ученика Христа, Иуды, сына Иаковлева, прозванного Фаддеем[13].

Из евангелистов только Иоанн называет четырежды Иуду Симоновым[16]. Иоанн прямо не называет апостола сыном Симона, а значит, Симон мог являться Иуде и старшим братом, если отец Искариота преждевременно умер.

Библейская история

Среди апостолов Иуда заведовал их деньгами, а затем предал Иисуса Христа за 30 сребреников.

После того как Иисус Христос был приговорён к распятию, Иуда раскаялся и возвратил 30 сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: «Согрешил я, предав кровь невинную». Они же сказали ему: «Что нам до того?»[17] И, бросив серебреники в Храме, Иуда пошёл и удавился. (Матф.27:5)

После предательства и самоубийства Иуды Искариота ученики Иисуса решили выбрать нового апостола на место Иуды[18]. Они выбрали двух кандидатов: «Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия»[19] и помолившись Богу, чтобы Он указал, кого сделать апостолом, бросили жребий. Жребий выпал Матфию, и он был сопричислен Апостолам. (Деян.1:23-26)

Имя Иуды стало нарицательным для обозначения предательства. По легенде за предательство Иуде заплатили 30 сребреников (сравнимо со стоимостью раба в то время), которые также часто используются как символ награды предателя. «Поцелуй Иуды» стал идиомой, обозначающей высшую степень коварства.

По описанию Иоанна Златоуста, Иуда, как и другие апостолы, совершал знамения, изгонял бесов, воскрешал мёртвых, очищал прокажённых, однако лишился Царства Небесного. Знамения не могли спасти его, потому что он был «разбойник, вор и предатель Господа»[20].

Жизнеописание Иуды Искариота в апокрифах и легендах

Иуда Искариот родился 1 апреля, рассказывается в поверьях у лужичан и поляков — этот день считается несчастливым[21].

О молодых годах Иуды Искариота повествует «Сказание Иеронима о Иуде предателе». Согласно преданию родители Иуды Искариота бросают новорождённого в ковчежце в море, так как видят сон, что их сын станет погибелью для родителей. Через много лет, проведённых на острове Искариот, Иуда возвращается, убивает отца и совершает грех кровосмешения с матерью[22].

После раскаяния (например, 33 года носил во рту воду на вершину горы и поливал сухую палку, пока она не зацвела), Иуда Искариот был принят в число учеников Христа[21].

Согласно апокрифу «Арабское евангелие детства Спасителя» (глава 35 [Иуда]) Иуда Искариот жил в одном селении с Иисусом и был одержим сатаной. Когда мать привела его на лечение к маленькому Христу, Иуда, разозлившись, укусил Иисуса за бок, после чего разрыдался и был исцелен. «И тот бок Иисуса, который ему Иуда поранил, иудеи потом копьем пронзили»[23].

О годах апостольства Иуды Искариота народные сказания умалчивают, словно боятся соперничать с рассказами евангелистов, и далее повествуют лишь о погибели предателя. Согласно наиболее распространённой версии, Иуда Искариот удавился на осине или на бузине, по другим поверьям, Иуда хотел повеситься на берёзе, и она от страха побелела; в Польше считают также, что Иуда повесился на рябине. Кровь Иуды Искариота попала на ольху, поэтому её древесина имеет красноватый цвет[21]. По одной из легенд, осина после повешения Иуды стала дрожать от ужаса при малейшем ветерке.

В апокрифическом «Евангелии от Варнавы» говорится, что Господь изменил облик Иуды. Предателя ошибочно казнили вместо Иисуса, а ученики распространили слух о воскрешении Иисуса[24].

По украинскому поверью, душа Иуды не имеет пристанища даже в аду, скитаясь по земле, она может вселиться в человека, нарушившего пост на Страстной неделе, и вызвать падучую[21].

Каноническое и неканоническое восприятие Иуды Искариота

Неоднозначность мотивации предательства

Каноническими мотивами предательства Иуды считаются: сребролюбие и участие Сатаны. Но богословы не имеют единого мнения:

  1. Матфей считает мотивом предательства сребролюбие: «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошёл к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников» (Мф. 26:14-15);
  2. Марк тоже настаивает на единственной и главенствующей роли сребролюбия: «И пошёл Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им. Они же, услышав, обрадовались, и обещали дать ему сребреники» (Мк. 14:10-11);
  3. Лука комбинирует, считая мотивом предательства и сребролюбие и участие Сатаны: «Вошел же сатана в Иуду» (Лк. 22:3), «…и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им. Они обрадовались и согласились дать ему денег» (Лк. 22:4-5);
  4. Иоанн умалчивает о деньгах и настаивает на участии Сатаны: «И после сего куска вошел в него сатана» (Ин. 13:27).

М. Д. Муретов в статье «Иуда предатель»[25] приводит пять аргументов против того, чтобы считать сребролюбие «главным и руководительным мотивом в поступке Искариота»:

  1. Евангелисты сами «не придают сребролюбию Иуды первенствующего значения, если прямо и ясно указывают на сатану как на главного виновника»;
  2. Из рассказов евангелистов «не видно, чтобы предатель ставил на первом плане сребреники»;
  3. Иуда довольствовался всего тридцатью сребрениками;
  4. Иуда с лёгкостью расстался с деньгами;
  5. «Неужели жалкий поклонник золотого кумира» отважился бы на сделку, веря в божественность Иисуса?

В той же статье М. Д. Муретов указывает на три довода, опровергающих мнение, что Сатана управлял Иудой, который не обладал свободой воли:

  1. Не ведая, что творит, Иуда не мог тяжело раскаиваться;
  2. Перед синедрионом Иуда обвиняет себя, а не Сатану;
  3. Иисус предрекает, что будет предан человеком, а не Сатаной.

Неубедительность и противоречия свидетельств евангелистов дали почву различным толкованиям и интерпретациям мотивации предательства. С конца XIX века выдвинуто множество неканонических версий, пытающихся объяснить мотивы предательства Иуды:

  1. Организация бунта против римского гнета (Феофилакт, Лайтфут Д., Нимейер, Андреев Л. Н., Борхес Х. Л. и др.);
  2. Разочарование в учении Иисуса (Муретов М. Д., Брентано Ф.);
  3. Самопожертвование (Борхес Х. Л.);
  4. Божья воля (Франс А., Борхес Х. Л., Братья Стругацкие);
  5. Иуда — тайный агент Рима или синедриона (Булгаков М. А., Пиджаренко A. M., Еськов К. Ю.).
  6. Иуда выполняет просьбу Иисуса (Евангелие Иуды; Жозе Сарамаго, «Евангелие от Иисуса»)

Противоречие о «земле крови»

Из всех евангелистов-синоптиков лишь один Матфей озвучивает сумму в тридцать сребреников, он же сообщает о покупке «земли крови» (Акелдамы) первосвященниками: «Сделав же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников…» (Мф. 27:7). Возможно, Матфей почерпнул разгадку предательства в Книге пророка Захарии: «И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, — не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, — высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника» (Зах. 11:12—13)

Согласно Деяниям Апостолов, Иуда «приобрел землю неправедною мздою…» (Деян. 1:18).

Фонд «Лютеранское наследие» объясняет противоречие следующим образом: землю купили первосвященники, но поскольку они это сделали на деньги Иуды (и, возможно, от его имени), покупка приписывается самому Иуде[26].

Серьёзные затруднения все же возникают при попытке объяснить разницу в написании:

  1. Слово «поле» (др.-греч. agros), стоит после глагола agorazo — «купить на открытом рынке» (от agora — «рыночная площадь») (Мф. 27:7);
  2. Слово «участок» (др.-греч. chorion — земельная собственность или небольшое хозяйство) стоит после глагола ktaomai — «получить во владение» (Деян. 1:18).

Плата за предательство

Единственный из евангелистов Матфей утверждает: «Они предложили ему тридцать сребреников» (Мф. 26:15). Каноническая версия считает сумму достаточной для предательства, раз на неё можно было приобрести участок земли в черте города.

Шекель (сребреник) равен 4 динариям[8]. Динарий — дневная плата рабочего на винограднике (Мф. 20:2) или стоимость хиникса пшеницы (дневного рациона мужчины) (Откр. 6:6).

Около 4 месяцев нужно отработать на винограднике, чтобы получить тридцать сребреников. Опять же, миро, которым Мария из Вифании умастила Иисуса (Мк. 14:5), стоило 300 динариев, что равняется 75 сребреникам или чуть меньше года работы на винограднике.

Противоположность сведений о смерти Иуды Искариота

Канонические версии гибели Иуды Искариота:

  1. «…бросив сребреники в храме, он вышел, пошёл и удавился» (Мф. 27:5);
  2. «…и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян. 1:18).

Марк и Иоанн промолчали о смерти Иуды.

Папий примиряет обе версии, говоря о том, что Иуда повесился, но верёвка оборвалась и он «низринулся» и «расселось чрево его». Папию же приписывают версию рассказа о том, что Иуда купил землю и дожил до старости, но умер от загадочной болезни (раздулся до чудовищных размеров).

Иуда Искариот в литературе и искусстве

Литература

История Иуды привлекала целый ряд писателей Нового времени.

«Мемуары Иуды» (1867) Фердинандо Петруччелли делла Гаттина были одной из первых современных интерпретаций истории Иуды. Он описывается как революционер, который боролся против римлян за свободу евреев. Книгу обвинили в богохульстве[27].

Прямо и опосредованно история Иуды Искариота осмысливается в притче М. Е. Салтыкова-Щедрина «Христова ночь» (1886) и романе «Господа Головлёвы», в повести Т. Гедберга «Иуда. История одного страдания» (1886), в драме Н. Н. Голованова «Искариот» (1905) и повести Л. Н. Андреева «Иуда Искариот и другие» (1907), в драматической поэме Л. Украинки «На поле крови» (1909), в поэме А. Ремизова «Иуда-предатель» (1903) и его же пьесе «Трагедия об Иуде, принце Искариотском» (1919), в драме С. Черкасенко «Цена крови» (1930), рассказе Борхеса «Три версии предательства Иуды» (1944); рассказе Ю. Нагибина «Любимый ученик», романе-апокрифе Г. Панаса «Евангелие от Иуды» (1973), в психологическом детективе П. Буало и Т. Нарсежака «Брат Иуда» (1974), притче В. Быкова «Сотников» (1970), романах М. А. Астуриаса «Страстная пятница» (1972), А. И. Солженицына «В круге первом» (линия Руськи с его «игрой в Иуду»), Р. Редлиха «Предатель» (1981), Н. Евдокимова «Трижды величайший, или Повествование о бывшем из небывшего» (1984), романе А. и Б. Стругацких «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (1988), Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей», (Париж, 1978 г.; СССР, 1989 г.), документальном детективе К. Еськова «Евангелие от Афрания» (1996) и др., а также в многочисленных романах, посвящённых осмыслению истории Иисуса Христа, вплоть до «Евангелия от Сына Божьего» Н. Мейлера (1997) и «Евангелия от Иисуса» Ж. Сарамаго (1998).

Одной из самых примечательных интерпретаций истории Иуды Искариота является повесть Леонида Андреева «Иуда Искариот», где был создан сложный и противоречивый образ Иуды, любящего, но предающего Христа.

Также в произведении Аркадия и Бориса Стругацких «Отягощённые злом, или сорок лет спустя», Иуда представляется как нищий олигофрен, прибившийся к компании Христа и полюбивший последнего. Христос, попав в Иерусалим, чуть не затерялся среди лжепророков и разных «учителей», и единственным вариантом выделиться и привлечь к себе людей для него была мученическая смерть. Христос даёт чёткие инструкции дурачку Иуде, куда идти и что говорить, который делает это, не понимая значения своих действий.

Иуда из Кириафа в романе «Мастер и Маргарита» в интерпретации Михаила Афанасьевича Булгакова — красивый молодой человек, влюбленный в Низу. Совершает предательство, чтобы на полученные деньги увезти Низу от нелюбимого ею мужа. Но Низа предаёт Иуду, после чего полученные деньги утрачивают для него ценность и он идёт на смерть.

В романе Кирилла Еськова «Евангелие от Афрания» Иуда — высококвалифицированный сотрудник специальных служб Римской империи, внедренный в окружение Христа в рамках реализации операции «Рыба» и устранённый по указанию прокуратора формально за «двойную игру», а фактически в связи с изменением планов руководства[значимость факта?].

В романе «Пелагия и красный петух» персонаж, выдающий себя за Христа, рассказывает, что Иуда решил спасти своего учителя от казни и подговорил остальных апостолов. Двоюродный брат Иисуса — Иуда Фаддей — выдал себя за Христа, что Иуда подтвердил перед римскими солдатами поцелуем, и был распят. Иуда же повесился для того, чтобы его муки совести выглядели правдоподобно.

Живопись

В европейской иконографии и живописи Иуда Искариот традиционно предстает как духовный и физический антипод Иисуса, как на фреске Джотто «Поцелуй Иуды» или на фресках Беато Анджелико, где он изображен с чёрным нимбом над головой. В византийско-русской иконографии Иуда Искариот обычно повернут в профиль, как и бесы, чтобы зритель не встретился с ним глазами. В христианской живописи Иуда Искариот изображается темноволосым и смуглым человеком, чаще всего молодым, безбородым человеком, иногда как бы негативным двойником Иоанна Богослова (обычно в сцене тайной вечери). На иконах, называемых «Страшный суд», Иуда Искариот часто изображается сидящим на коленях у сатаны. В искусстве Средневековья и раннего Возрождения на плече Иуды Искариота часто сидит демон, нашёптывающий ему дьявольские слова. Один из распространённейших мотивов в живописи, начиная с эпохи раннего Ренессанса, — повешение Иуды Искариота на дереве; при этом он часто изображается с кишками, выпавшими наружу (эта же деталь была популярной в средневековых мистериях и мираклях). По крайней мере три гравюры Жана Дюве изображают самоубийство Иуды, причины пристального интереса придворного художника и ювелира королей Франциска I и Генриха II к этому достаточно редкому сюжету неизвестны.

Фильмы

Музыка

Памятники Иуде в Советской России

Существуют противоречивые свидетельства о воздвижении памятников Иуде на территории РСФСР в первые годы Советской власти.

Публикации 1919—1923 годов

В 1917—1923 гг об установке памятников Иуде в Советской России писали некоторые белогвардейские и эмигрантские газеты[29].

В июле 1919 года газета «Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов» в статье под заголовком «Крестовый поход против рабочих и крестьян» перепечатала (со своими комментариями) выдержки из колчаковских газет «Сибирский стрелок» и «Великая Россия». Перепечатка (из газеты «Великая Россия» № 41) о памятнике Иуде в Тамбове была оставлена редакцией без комментариев[30]:

«Памятник Иуде Искариотскому». Омск, 5 мая. По словам Советских газет исполком тамбовского Совета постановил поставить в Тамбове памятник «Иуде Искариотскому».

Никакого опровержения этой информации в указанной статье «Известий Петроградского Совета» нет.

В те же годы об установке памятника Иуде в Свияжске писали в своих воспоминаниях датский дипломат Хеннинг Келер[31] и писатель-эмигрант А. Вараксин[32], которые, согласно их текстам, были свидетелями установки памятника Иуде в Свияжске в августе 1918 г. Выдержки из книги Х. Келера (о памятнике Иуде в Свияжске) были опубликованы в 1920-х годах в английских и французских газетах[33] — и ни Лев Троцкий, ни Всеволод Вишневский, ни Демьян Бедный (бывшие в августе 1918 г. в Свияжске) эти публикации не опровергали. Более того, Демьян Бедный позже написал (а газета «Правда» опубликовала) антирелигиозную поэму «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанную в глумливо-издевательской манере, где как раз и возвеличил Иуду Искариота[34].

Современники, настроенные против Советской власти, считали сообщения о памятниках Иуде вполне правдоподобными (ведь хотел же Ленин поставить памятник Бруту в Москве). Бунин заметил в 1924 году[35]:

Планетарный же злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, братству и равенству, высоко сидел на шее русского дикаря и весь мир призывал в грязь топтать совесть, стыд, любовь, милосердие, в прах дробить скрижали Моисея и Христа, ставить памятники Иуде и Каину, учить «Семь заповедей Ленина»

Современные публикации и мнение критиков

В новой России публикации о памятниках Иуде тех лет начали появляться с середины 1990-х годов[36] и особенно много — в 2000-х[37][38][39][40][41].

Критики считают все публикации о памятниках Иуде сомнительными, так как в них, по их мнению, либо вообще нет ссылок на первоисточники, либо, по мнению критиков, всё сводится к единственной ссылке на книгу Х. Келера об установке памятника Иуде в Свияжске[31], а этот источник, по мнению критиков, очень сомнителен и мало достоверен.

Критики указывают, что книга малоизвестного датского писателя Хеннинга Келера «Красный сад»[31] содержит множество ошибок. Так, по Х. Келеру, дело происходило якобы в городе Свиагороде, который был отождествлён со Свияжском комментаторами[42] [неавторитетный источник?]. В некоторых эмигрантских журналах и газетах 1920-х годов имела место полемика относительно книги Х. Келера[43][44].

Современные критики книги Х. Келера ссылаются также на доклад казанского краеведа Льва Жаржевского на экспертном совете РИСИ «Лев Троцкий и памятник Иуде в Свияжске: миф и реальность»[45], который якобы доказал, что «автор „Красного сада“ никогда не был ни в Свияжске, ни в Казани, а историю про памятник Иуде просто-напросто придумал». Однако, вскоре после заседания экспертного совета РИСИ, в июне 2012 г. состоялись «Третьи Свияжские чтения», на которых главный архитектор проектов Центра разработки генплана Казани С. П. Саначин в своём докладе фактически оппонировал Л. Жаржевскому и, согласно мнению одного из участников этих чтений, «предоставил огромный срез информации о событиях 1918 года в Казани и достаточно аргументировано показана возможность пребывания Хеннинга Келера в Казани весной-летом 1918 года и тех событий, которые он описывает в своей книге, хотя вопрос о памятнике Иуде, по словам самого Саначина, остался открытым»[46].

В 2000 году был опубликован второй источник о памятнике Иуде в Свияжске — в журнале «Казань», это выдержки из брошюры («Дорогами русской смуты») писателя-эмигранта А. Вараксина, изданной в Берлине в 1923 году, который также описал установку памятника Иуде в Свияжске[47]. В описании А. Вараксина содержатся некоторые детали, которые отсутствуют в книге Х. Келера. Так, А. Вараксин описывает основание памятника (чего нет у Х. Келера) как обитую досками деревянную тумбу[48] [неавторитетный источник?], выкрашенную суриком. Кроме того, А. Вараксин упоминает среди участников митинга командарма Петра Славена, участвовавшего позже во взятии большевиками Казани.

Этот эпизод в Свияжске упоминается также (как курьёз в ходе реализации плана монументальной пропаганды) в современной научно-популярной энциклопедии «Кругосвет», в статье «План монументальной пропаганды»[49].

Критики публикаций об установке памятника Иуде в Свияжске выдвинули также гипотезу о том, что миф о памятнике Иуде в Свияжске мог появиться среди малограмотных местных жителей после установки в этом городе памятника комбригу Яну Юдину, который погиб под Казанью 12 августа 1918 года. Однако этот памятник стоял ещё и в 1961, и в 1997 годах, о чём свидетельствуют постановления Совета министров ТатССР и Кабинета министров Республики Татарстан об охране памятников[50][51]. А тогда ещё были живы местные свияжские бабушки, которые рассказывали о памятнике Иуде, и о том, что его снесли вскоре после установки[52]. [неавторитетный источник?]

Современные публикации рассказывают также о памятниках Иуде в Козлове (ныне — Мичуринск) и в Тамбове — как «борцу с христианством» и «лжерелигией». Памятник в Козлове якобы был установлен в 1918 году, и был разбит спустя несколько дней при невыясненных обстоятельствах местными жителями[53]. В 1919 (или в 1921) году памятник Иуде якобы был установлен в Тамбове[54].

30 июля 1918 года Ленин подписал постановление Совнаркома (правительства) об установке в Советской России «памятников великих деятелей социализма, революции и проч.». Ленинский план монументальной пропаганды был дополнен Пролеткультом, который якобы включил в список новых монументов и памятник Иуде как «борцу с христианством»[55]. [неавторитетный источник?] Революционные памятники начали устанавливаться большевиками в августе 1918 года в соответствии с этим постановлением Совнаркома и планом. Памятник Иуде Искариоту в Свияжске был установлен, если верить Х. Келеру и А. Вараксину, через 10—12 дней (около 11 августа 1918 г.) после подписания В. Лениным этого постановления Совнаркома, и на следующий день день после убийства большевиками настоятеля Свято-Успенского Свияжского монастыря священномученика епископа Амвросия.

Критика неканонического восприятия Иуды Искариота

Согласно сторонникам канонической версии предательства, мотивация Иуды вовсе не выглядит нелепой, поскольку каждый человек имеет свободу воли. Иуда же вполне мог быть сребролюбивым человеком, что видно из Евангелия: «Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отёрла волосами своими ноги его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать его, сказал: „Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?“ Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали»[56]; «А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим»[57].

См. также

Напишите отзыв о статье "Иуда Искариот"

Примечания

  1. (Ин. 6:71; Ин. 13:2; 26)
  2. ЭСБЕ
  3. Ин. 12:6
  4. Ин. 13:26-27
  5. Ин. 13:30
  6. «Иуда ему говорит: „Я знаю кто Ты и откуда пришёл. Ты из бессмертного царства Барбело. И имя пославшего Тебя я не достоин произносить.“» / Сцена 1. Часть 2: Иисус говорит с Иудой наедине. // L’Évangile de Judas, Traduction intégrale et commentaires des professeurs Rodolphe Kasser, Marvin Meyer et Gregor Wurst. — Flammarion, 2006. — С. 32-33. — 224 с. — ISBN 2-082105-80-6.
  7. Иисус учит Иуду космологии… [и дальше]. / Евангелие Иуды, Сцена 3. Иуда описывает собственное видение, а Иисус ему отвечает.
  8. 1 2 3 БЭБ, 1999.
  9. 1 2 Нюстрем Э. Библейский энциклопедический словарь. Библия для всех, 2001. — 517 с. ISBN 5-7454-0452-3
  10. Штейнберг О. Н. Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого Завета. Вильна, 1878
  11. Архимандрит Никифор. Библейская Энциклопедия. М., 1891
  12. 1 2 [www.eleven.co.il/article/11776 Иисус] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  13. 1 2 [www.encyclopediya.ru/bible/brockhaus-bible-dictionary/09-07.htm Библейский словарь Брокгауза]
  14. [lib.ru/ABRAMOWICHM/galilea.txt Марк Абрамович. Иисус, еврей из Галилеи]
  15. Энциклопедия «Мифы народов мира»
  16. Евангелие от Иоанна, 6:71; 12:4; 13:2,26.
  17. Евангелие от Матфея, 27:4.
  18. Деяния Апостолов, 1:21
  19. Там же, 1:23
  20. [www.krotov.info/library/08_z/zlatoust/03_01_02.htm Иоанн Златоуст. Полное собрание сочинений. Том третий. Книга первая. Беседы о надписании книги деяний]
  21. 1 2 3 4 Соловьев С. В. К легендам об Иуде — предателе. Харьков, 1895
  22. Страсти Господни. Москва, Чепральской, 1792, 370 стр., Глава 31. Сказание Святого Иеронима, о иуде предателе Господнего
  23. А. П. Скогорев. Апокрифические деяния апостолов. Арабское Евангелие детства Спасителя. СПб.: Алетейя, 2000, 480 стр., ISBN 5-89329-275-8
  24. Евангелие от Варнавы. Ансар, 2007, 288 стр., ISBN 5-98443-021-5
  25. Книга Иуды: Антология (состав. С. Ершов). СПб., Амфора, 2006, 430 стр., ISBN 5-367-00192-0
  26. [www.svitlo.net/biblioteka/swet/swet12.shtml Фонд «Лютеранское наследие»: Свет истинный, Фрагменты исторического содержания из Нового Завета]
  27. La Civiltà Cattolica, Vol.II, Coi tipi della Civiltà Cattolica, 1868, p.242
  28. [www.youtube.com/watch?v=AMq3-3dU5Kg Dschinghis Khan — Judas]
  29. Колчаковская газета «Великая Россия» (№ 41, 1919) и харбинская газета «Новости жизни» (№ 92, 1919) — о памятнике Иуде в Тамбове; пражские «Церковные Ведомости» (1/14— 15/28 декабря 1923 г., № 23-24) — о памятнике Иуде в Свияжске
  30. Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов, № 140 (333) от 25 июня 1919 г., c. 1
  31. 1 2 3 Henning Kehler. [books.google.com/books?id=V7BDAAAAYAAJ The red garden]. A. A. Knopf, 1922. С. 156. (Первое издание — 1920, Копенгаген)
  32. Вараксин А. Дорогами русской смуты. Берлин, 1923 — см. журнал «Казань», 2000 г, № 2-3, с. 130
  33. Воспоминания товарища Обер-Прокурора Святешего Синода князя Н. Д. Жевахова. (т.2, ч.3, гл.41, с.766)
  34. [www.ateizm.ru/lit2.htm Демьян Бедный. Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна]
  35. [bunin.niv.ru/bunin/bio/missiya-emigracii.htm И. А. Бунин. Миссия русской эмиграции].
  36. О. Ю. Васильева, П. Н. Кнышевский. [books.google.com/books?id=Wv-zAAAAIAAJ Красные конкистадоры]. «Соратник», 1994
  37. Б. В Сенников, Б. С. Пушкарев. [books.google.com/books?id=z3pOAAAAMAAJ Тамбовское восстание 1918—1921 гг. и раскрестьянивание России 1929—1933 гг]
  38. [www.chgazeta.ru/number/769/6.shtml Арсен Хачоян. Иуда Искариот — пятый евангелист?]
  39. [sir35.ru/pages/P_704.htm Паасо В. Т. Иуда Искариот]
  40. [sviyazhsk.info/sviyazhsk/nauchnyye-statyi-o-sviyazhske/pamyatnik-iude-iskariotu-v-sviyazhske Г. Мюллер. Памятник Иуде Искариоту в Свияжске]
  41. Борис Романов. [www.proza.ru/2009/09/15/1113 «Большевики в 1918—1921 гг. воздвигали памятники Иуде»]
  42. [wiki.redrat.ru/миф:памятник_иуде Памятник Иуде] на сайте redrat.ru.
  43. [books.google.com/books?id=DUXSAAAAMAAJ Социалистический вестник]. РСДРП, 1921. С. 8.
  44. Меньшевистский журнал « Социалистический вестник» (Париж, 1921) резко критиковал книгу Х. Келера и положительную рецензию на неё в кадетской газете «Руль» (Берлин, 1921), не оспаривая при этом сам факт установки памятников Иуде в РСФСР. В частности, цитируются слова рецензента «Руля» о том, что «история о постановке памятника Иуде Искариоту давно известна» (см. стр. 8 по вышеуказанной ссылке).
  45. [www.riss.ru/meroprijatija_risi_/?activityId=112#.UCEkHjlrX0c РИСИ. Казань в истории белогвардейского движения в годы Гражданской войны: события и имена. Жаржевский Л. Лев Троцкий и памятник Иуде в Свияжске: миф и реальность ]
  46. [iske-kazaner.livejournal.com/13845.html О докладе С. П. Саначина на Третьих Свияжских чтениях]
  47. Как это было // Журнал «Казань». — 2000. — № 2—3. — С. 130.
  48. Одна из доживших до 1990-х годов старушек, подтверждавших факт установки памятника, настаивала на том, что памятник был деревянный. Фамилия старушки — Курашова ([ondryushka.livejournal.com/54324.html Дискуссия о памятнике Иуде в Свияжске]). Разночтения относительно материала — девочка (Курашова) могла и не понять — гипсовый памятник или деревянный.
  49. [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/izobrazitelnoe_iskusstvo/MONUMENTALNO_PROPAGANDI_PLAN.html Статья «Монументальной пропаганды план»]. Ссылки (под статьёй) даны не на книгу Х. Келера, а на следующие источники: Стригалев А. А. Монументально-декоративное искусство Октября (ленинский план монументальной пропаганды). М., 1977; Пирошко Ю. «Монументальная пропаганда» — план и миф. — Искусство Ленинграда, 1991, № 1.
  50. [zakon-region3.ru/2/198978/Постановление СМ ТаССР от 13.01.1961 № 21 «О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры Татарской АССР»]
  51. s:Постановление Кабинета Министров Республики Татарстан от 23 июля 1997 г. № 599
  52. Известна фамилия одной из старушек — Курашова. Со слов одного из давно работающих в Свияжске местных гидов, для старожилов Свияжска существование памятника Иуде является фактом ([ondryushka.livejournal.com/54324.html Дискуссия о памятнике Иуде в Свияжске]).
  53. Б. В Сенников, Б. С. Пушкарев. [books.google.com/books?id=z3pOAAAAMAAJ Тамбовское восстание 1918—1921 гг. и раскрестьянивание России 1929—1933 гг. — «Посев», 2004]. памятник простоял недолго, ночью его разбили вдребезги горожане города Козлова.
  54. О. Ю. Васильева, П. Н. Кнышевский. [books.google.com/books?id=Wv-zAAAAIAAJ Красные конкистадоры]. «Соратник», 1994: «Взамен снесённых памятников, как грибы после дождя, росли новые. Радищева — к Зимнему, Лассаля — к городской Думе, Маркса — к Смольному, Иуду Искариота — в центр Тамбова, Софью Перовскую — на Московский вокзал».
  55. [www.hrono.info/sobyt/kalendar/0730.html Ю. Баранов. Памятник Иуде. Библиотека Хронос]
  56. См. Евангелие от Иоанна, 12:3-6
  57. Там же, 13:29

Литература

на русском языке
на других языках

Ссылки

  • [www.eglise-reformee-mulhouse.org/el/eli2.htm Judas dans la littérature, des origines du christianisme au 20 siècle (Jacqueline SAYERLE)] (фр.)
  • [www2.tu5ex.org/index.php?option=com_content&task=view&id=1040&Itemid=2/ Et si Judas n’avait pas trahi Jésus ? ] 17 siècles après … la vérité sur la vraie personnalité de Judas (фр.)
  • [sir35.ru/pages/P_704.htm Иуда Искариот] и «Евангелия от Иуды». Паасо В. Т.

Отрывок, характеризующий Иуда Искариот

– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»