Иуда Искариот (повесть)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иуда Искариот


Обложка Знание 1907 год. Том 16

Автор:

Леонид Николаевич Андреев

Жанр:

Повесть

Издатель:

товарищество "Знание"

[az.lib.ru/a/andreew_l_n/text_0830.shtml Электронная версия]

«Иуда Искариот» — повесть русского писателя-экспрессиониста Леонида Андреева, впервые опубликованная под заглавием «Иуда Искариот и другие» в альманахе «Сборник товарищества „Знание“ за 1907 год», книга 16.





Образы персонажей

Иисус

Образ периферического персонажа принадлежит учителю Иуды — Иисусу.

Иуда

Образ Иуды, по свидетельству современников писателя, был загадочен и потому особенно притягателен для «парадоксалиста» Андреева. Иуда из Кариота был коварен, склонен к предательству и лжи. Он бросил жену и добывал хлеб воровством. «Детей у него не было, и это еще раз доказывает, что Иуда — дурной человек и не хочет Бог потомства от Иуды». Он приносил с собой ссоры и несчастья. К нему со скептицизмом относятся и добрые, и злые люди. Образ Иуды формируется в зеркале чужих мнений. С первых строк отражается отношение к Иуде апостолов. Ещё не зная Иуду, они утверждают, что он — дурной человек. И негативная оценка «рыжий и безобразный» — воспринимается как предвзятое мнение учеников, недовольных тем, что Иисус принял его в круг избранных. Ученики не доверяют этому «рыжему» и считают, что кроме коварства и зла от него нечего ожидать. Приход Иуды к Христу неслучаен. Он неосознанно тянулся к людям чистым и светлым. Презираемый всеми урод с двойственным лицом, служащим для раскрытия натуры Искариота, впервые в жизни почувствовал теплоту со стороны человека. И следуя его заповедям пытается возлюбить ближних.

Апостолы

Апостолы Андреева обладают «земными», человеческими качествами. Они не являются идеальными. В отличие от непредсказуемого Иуды, ученики лишены противоречий и во всех ситуациях однообразны: Петр громогласен, жизнелюбив, энергичен; Иоанн наивен, честолюбив, озабочен одной только мыслью: сохранить своё место «любимого ученика» Иисуса; Фома молчалив, серьезен, рассудителен, но чрезмерно осторожен. Никто из учеников не относился к Искариоту всерьез. Все были к нему снисходительны. Ученики осуждали его за ложь, притворство, в то же время потешались над его рассказами, которые были очередной ложью. Апостолы ждали от него очередной лжи, и «рыжий» иудей оправдал их ожидания: «лгал <…> постоянно».

История написания. Мотивы. Публикация

«Леонид написал рассказ „Иуда Искариот и другие“ — два дня мы с ним говорили по этому поводу, чуть не до сумасшествия, теперь он переписывает снова. Вещь которая будет понятна немногим и сделает сильный шум»[1]

Максим Горький

Первые сюжетные задумки и темы произведения имелись у Леонида Андреева ещё в конце марта 1906 года, когда он жил в Швейцарии и вел переписку с братом Павлом. Тогда же Андреев попросил его прислать книги Эрнеста Ренана и Давида Штрауса, среди которых был теологическо-философский труд «Жизнь Иисуса». В мае того же года он сообщил Александру Серафимовичу, что планирует написать «нечто по психологии предательства». Однако окончательное воплощение этот замысел получил только в декабре 1906 года на Капри, куда Леонид Николаевич переехал из Германии после неожиданной смерти жены.

В своих воспоминаниях Максим Горький воспроизвел разговор с Андреевым, в котором последний описывал впечатление о стихотворении Александра Рославлева «Иуде». Пешков также отмечал влияние на повесть тетралогии «Иуда и Христос» Карла Вейзера, произведение Георага Тора «Иуда. История одного страдания» и драму в стихах «Искариот» Николая Голованова. «Иуда Искариот» был написан очень быстро в течение двух недель. Первую редакцию Андреев продемонстрировал Горькому. Тот заметил в произведении большое количество фактических и исторических ошибок. Автор перечитал Евангелие и несколько раз переписывал рассказ. Последние ремарки были сделаны 24 февраля 1907, после чего Андреев обратился в издательство «Знание», которое решило выпустить произведение в одном из своих альманахов. При жизни Леонида Николаевича «Иуда Искариот» переводился на немецкий (1908), английский (1910), французский (1914), итальянский (1919) и другие языки.

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Иуда Искариот (повесть)"

Примечания

  1. Валентина Азарова. Переосмысление христианских ценностей в прозе Серебряного века. — Санкт-Петербурга, 1992. — С. 61—62. — 241 с.

Литература

  • Вадим Чуваров. О рассказах Леонида Андреева. — Москва, 1980. — С. 3—19. — 286 с.
  • Николай Алёхин. Духовный мир человека в творчестве Леонида Андреева. — Москва, 1991. — С. 72—95. — 146 с.

Отрывок, характеризующий Иуда Искариот (повесть)

– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.