Иуда (Ветхий Завет)
- Эта статья посвящена основателю одноимённого колена; статью о имени см. Иуда (имя)
Иу́да (ивр. יהודה, Иегуда́, Yəhuda, Yəhûḏāh, «хвала Яхве») — четвёртый сын патриарха Иакова, от Лии (Быт. 29:35). Его женой была ханаанейка, дочь Шуя, которая дала ему трех сыновей.
Ему посвящается особая глава в описании его отношения к своей снохе Фамари (ивр. תמר, Тамар) (Быт. 38).
Потомки Иуды
Иуде было суждено сыграть одну из важнейших ролей в последующей истории еврейского народа, так как он стал родоначальником знаменитого колена Иудина, из которого произошёл царь Давид, основатель царской династии. Из этого же колена произошел и Иосиф Обручник. На момент исхода из Египта колено Иудино насчитывало 74'600 человек (Чис. 1:27) и было самым многочисленным израильским племенем. Во времена Моисея вождем племени был Нахшон.
Детьми Иуды были первенец Ир[en], Онан (Быт. 38:5; 1Пар. 2:3) и Шела[en] (Быт. 38:3-5 и 46:12) или Силом (ср. 1Пар. 2:3) или даже Салих; а также (от Фамари) близнецы Фарес и Зара[en] (1Пар. 2:4).
От Фареса пошел Есром, от Есрома Арам, от Арама Аминадав, от Аминадава Наассон (1Пар. 2:10), от Наассона Салмон, от Салмона Вооз, от Вооза Овид, от Овида Иессей, от Иессея Давид.
По имени Иуды впоследствии было названо одно из еврейских государств — Иудейское царство. От этого же имени происходят и названия еврейского народа на иврите и других языках (иудеи), а также еврейская религия Иудаизм.
|
||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Иуда (Ветхий Завет)"
Отрывок, характеризующий Иуда (Ветхий Завет)
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
