Иулиания Александровна
| Иулиания Александровна белор. Ульяна Аляксандраўна<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Смерть княгини</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1350 — 1377 | ||
| Предшественник: | Мария Ярославна | |
| Преемник: | Анна | |
| Вероисповедание: | православие | |
| Рождение: | ок. 1330 Псков (?) | |
| Смерть: | 1391/1392 Полоцк (?) | |
| Место погребения: | Киево-Печерская лавра | |
| Род: | Рюриковичи | |
| Отец: | Александр Михайлович | |
| Мать: | Анастасия Юрьевна | |
| Супруг: | Ольгерд Гедиминович | |
| Дети: | сыновья Ягайло, Скиргайло, Корибут, Каригайло, Лунгвений, Виганд, Свидригайло; дочери Кенна, Мария и др. | |
| Деятельность: | основание Свято-Духова монастыря в Витебске | |
Иулиания Александровна (Ульяна, Юлиания, ин. Марина, Марфа, ок. 1330—1391/2[1]) — дочь великого князя тверского Александра Михайловича, вторая жена великого князя литовского Ольгерда; мать великого князя литовского и короля польского Ягайло — основателя династии Ягеллонов, и великого князя литовского Свидригайло.
Содержание
Биография
Ранние годы
Иулиания родилась в период, когда её отец, Александр Михайлович, находился с семьёй в изгнании в Пскове. Причиной изгнания было преследование великого князя тверского со стороны Золотой Орды. Великое княжество Тверское, как и другие земли Восточной Руси, находились в то время под властью Орды.
Когда возникла угроза для Пскова из-за присутствия там тверского князя, Александр Михайлович перебрался в расположенное рядом Великое Княжество Литовское. В ВКЛ ближайшим соседом Псковской земли было Витебское княжество, в котором правил Ольгерд Гедиминович — будущий великий князь литовский, со своей первой женой Марией Ярославной (?—1346?, из рода витебских князей).
В 1338 году хан Узбек разрешил Александру Михайловичу и его семье возвратиться на великое княжение в Тверь. Однако в 1339 году Александр Михайлович и его старший сын Фёдор были убиты в Орде по приказу хана. Опека над Иулианией перешла к великому князю московскому.
В 1350 году великий князь Московский Симеон Иванович Гордый, женатый на сестре Иулиании, Марии, не воспрепятствовал браку тверской княжны с пришедшим к власти в Литве Ольгердом Гедиминовичем.
В 1368—1372 годах брат Ульяны великий князь Тверской Михаил Александрович использовал династические узы для военного союза Твери и Литвы против великого князя Московского Димитрия Ивановича.
Жизнь в Великом княжестве Литовском
В Витебске тверская княжна решительно взялась за укрепление и украшение города. Замки, что должны были возводить по указу Ольгерда, были построены уже в 1351 году, и в течение трёхсот лет верно служили защите Витебска. Под прикрытием стен в Нижнем замке начали мостить улицы, строить первые, ещё деревянные дворцы — в частности, дворец Огинского.
В XIV веке каменные церкви, как наиболее укреплённые здания, служили горожанам укрытием в случае военной угрозы; в монастырях, ввиду отсутствия светских школ, священники и дьячки учили грамоте. Храмы и церкви были центрами не только духовного воспитания, но и культурной жизни, развития искусства.
Всё в том же 1351 году была закончена вторая каменная церковь города — церковь Святого Духа. Иулианья основала первый женский монастырь, церковь Богоявления, обновила Михайловскую, самую старую княжескую церковь города, обновила и украсила Благовещенскую церковь, в которой, утверждают историки, хранились портреты Ольгерда и Иулианьи. На месте языческого капища Макоши, на высоком берегу Витьбы в месте слияния её с Двиной было начато строительство первой посвященной Богородице церкви в Витебске — церкви Пречистой Божьей Матери; в 1406 году, уже после смерти Иулианьи, была достроена, а гора, прежде носившая название Лысой, стала Пречистинской.
Ульяна перестроила деревянную Никольскую церковь в Вильно в каменный храм, построила храм во имя Святой живоначальной Троицы, на месте которой позднее возник Троицкий монастырь в Вильно. Основала Свято-Духов монастырь в Витебске.
После смерти мужа (1377) и второго прихода к власти Ягайло в Великом княжестве Литовском (1382) участвовала в организации литовско-московского союза и планировании династического брака Ягайло и дочери Дмитрия Донского. В 1383 году Иулиания постриглась в монахини в основанном ею монастыре под именем Марины (Марфы).
Дети Иулиании и Ольгерда
Ян Тенговский предлагает следующий список детей Ольгерда и Иулиании[2]:
- Кенна (ок. 1351—1367) — жена слупского князя Кажки (Казимира IV)[3];
- Евфросиния (ок. 1352—1405/1406) — жена великого князя рязанского Олега Ивановича;
- Скиргайло (Иван; ок. 1354—1394) — князь витебский (ок 1373—1381), трокский (1382—1392), полоцкий (1387—1394), наместник короля в Великом княжестве Литовском (1386—1392), князь киевский (1394);
- Корибут (Дмитрий; ок. 1355 — до 1404) — князь новгород-северский;
- Федора — жена Святослава Карачевского;
- Лунгвений (Семён; 1356 или позже — 1431) — наместник новгородский (1389—1392), князь мстиславский (1390—1431);
- Елена (1357/1360 — 1437) — жена Владимира Андреевича Храброго;
- Ягайло (Владислав; ок. 1362—1434) — великий князь литовский (с 1377), король польский (с 1386);
- Мария (ок. 1363) — жена боярина Войдилы, жена князя Давида Городецкого;
- Каригайло (Казимир; ок. 1364/1367 — 1390) — князь мстиславский;
- Минигайло (ок. 1365/1368 — до 1382);
- Александра (1368/1370 — 1434) — жена мазовецкого князя Земовита IV;
- Екатерина (1369/1374 — 1422 или позже) — жена мекленбургского князя Иоганна II;
- Вигунд (ок. 1372—1392) — князь керновский;
- Свидригайло (ок. 1373—1452) — великий князь литовский (1430—1432);
- Ядвига (ок. 1375) — жена освенцимского князя Яна III[4].
Предки
| Ярослав Всеволодович (князь владимирский) | ||||||||||||||||
| Ярослав Ярославич Тверской | ||||||||||||||||
| Ростислава Мстиславна, княжна смоленская, дочь Мстислава Мстиславича Удатного | ||||||||||||||||
| Михаил Ярославич (князь владимирский) | ||||||||||||||||
| Юрий Михайлович | ||||||||||||||||
| Ксения Юрьевна, боярыня новгородская | ||||||||||||||||
| Александр Михайлович Тверской | ||||||||||||||||
| Борис Василькович Ростовский | ||||||||||||||||
| Дмитрий Борисович Ростовский | ||||||||||||||||
| Мария Ярославна, княжна муромская, дочь Ярослава Юрьевича | ||||||||||||||||
| Анна Кашинская | ||||||||||||||||
| Иулиания Александровна Тверская | ||||||||||||||||
См. также
- Тверские (великие и удельные князья)#46 // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1912. — Т. 20: Суворова — Ткачев. — С. 432—433.
Напишите отзыв о статье "Иулиания Александровна"
Примечания
- ↑ Калечиц, И. Л. [polotsk.museum.by/files/freski/LinkedDocuments/Kalechic.pdf Исторические личности в граффити Полоцкой Спасо-Преображенской церкви]. Музеефикация комплекса настенной живописи ХІІ—ХІХ вв. Спасо-Преображенского храма Евфросиньева монастыря в Полоцке. Balarusian Republic Foundation for Fundamental Research.
- ↑ Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów — Poznań-Wrocław, 1999. — S. 308—311.
- ↑ Т. Василевский считал её дочерью Кейстута. См. Войтович Л. [litopys.org.ua/dynasty/dyn.htm Князівські династії Східної Європи (кінець IX — початок XVI ст.): склад, суспільна і політична роль. Історико-генеалогічне дослідження]. — Львів: Інститут українознавства ім. І.Крип’якевича, 2000. — 649 с. — ISBN 966-02-1683-1. (укр.)
- ↑ K. Jasiński, Rodowód Piastów śląskich, s. 630
Отрывок, характеризующий Иулиания Александровна
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
