Сибирцев, Иустин Михайлович

Иустин Михайлович Сибирцев
Дата рождения:	9 июня 1853(1853-06-09)
Место рождения:	Архангельск, Российская империя
Дата смерти:	6 ноября 1932(1932-11-06) (79 лет)
Место смерти:	Архангельск, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Научная сфера:	история, палеография, археография

Иустин Михайлович Сибирцев (1853—1932) — русский историк, археограф, палеограф, музейный работник, член-корреспондент АН СССР (1928).

Биография

Родился в семье педагога-естествоведа и священнослужителя Михаила Сибирцева, друга Иоанна Кронштадского.

В 1872 году окончил Архангельскую семинарию.

Иустин окончил историческое отделение Санкт-Петербургской духовной академии (1877), что обеспечило ему доступ к архивам русской церкви. Преподавал латинский, греческий и немецкий языки в Архангельской духовной семинарии, историю — в женском епархиальном училище.

Один из учредителей Архангельского церковно-археологического комитета (1887—1895), а также музея древнерусского искусства (древлехранилища), которым заведовал до 1920. Был председателем Архангельского церковно-археологического комитета (1895—1920), редактировал журнал «Архангельские епархиальные ведомости» (1894—1899, 1904—1912).

Занимался изучением материаловлов по истории Архангельского края XV—XVIII вв. Имя Иустина Сибирцева прославилось в 1909 году, после публикации двинских грамот XV века (совместно с академиком А. А. Шахматовым), а также «Актов Лодомской церкви…» XVI—XVIII веков.

В 1929 г. ходатайствовал об отмене сноса архитектурного памятника XVIII века — Свято-Троицкого кафедрального собора в Архангельске.

После ликвидации церковно-археологического комитета в 1921 г. Сибирцев был принят сотрудником Дома книги имени М. В. Ломоносова по отделу рукописных и старопечатных книг, а вскоре назначен хранителем музея древнерусского искусства и быта. Уже в июле 1925 г. он написал заявление об освобождении от должности «по преклонности лет, ослаблению зрения и другим неблагоприятным обстоятельствам».

14 января 1928 году его избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Стал первым архангельским ученым, удостоенным этого высокого звания.

Бывший инспектор народных училищ бывшей Архангельской губернии и бывшего Холмогорского уезда, сотрудник Арктического института Василий Ивановский так описал последние годы его жизни:

Получал небольшую пенсию (70 рублей в месяц). Едва хватало, чтобы был здоров.

А летом прошлого [1931] года, когда после бывшего в доме (бывшее Соловецкое подворье, где он жил последние годы) пожара он пострадал и матери­ально (попортило водой всю обстановку в квартире <…> расхитили), и морально (от страха и волнения полуслепой он едва выбрался из пожарища), стал все более и более прихварывать.

<…> Целый год он уже не вставал с постели и все мучился. Сестре его пришлось нанять постороннего человека (одну старушку) для присмотра и ухода за ним. Тогда уже пенсии Иустина Михайловича не стало хватать. Пришлось распродать часть своего имущества, главную часть которого составляли книги, на которые, однако, было здесь мало спросу.

— Архив АН РАН. СПб. Личный фонд академика С.Ф. Ольденбурга

Скончался 6 ноября 1932 года на 80-м году жизни после тяжелой продолжительной болезни. Своей семьи у него не было. Осталось две престарелые сестры. Похоронен 9 ноября на Ильинском кладбище в Архангельске.

Труды

Исторические сведения из церковно-религиозного быта города Архангельска в XVII и первой половине XVIII в. — Архангельск, 1894; К сведениям о мореходной школе, существовавшей в г. Холмогорах в конце XVII — Архангельск, 1898; К биографическим сведениям о М. В. Ломоносове. — Архангельск, 1911.

• [elib.shpl.ru/ru/nodes/21426-sibirtsev-i-m-esche-neskolko-dvinskih-gramot-xv-veka-spb-1909#page/1/mode/grid/zoom/1 Еще несколько двинских грамот XV века.] — СПб.: Тип. Имп. акад. наук, 1909.

Память

В октябре 1984 г. Банковский переулок в Архангельске был переименован в переулок братьев Сибирцевых (Николая Михайловича — известнейшего почвоведа и Иустина Михайловича). Однако в 1991 г. переулок снова стал Банковским.

В июне 2013 в рамках программы мероприятий, посвященных 160-летнему юбилею Иустина Михайловича Сибирцева, на доме № 1 по Банковскому переулку (здание Соловецкого подворья), где жил Иустин Михайлович, установлена мемориальная доска в честь Сибирцевых. Памятную акцию организовали члены Архангельского центра Русского географического общества.

Семья

• Брат — Николай Михайлович (1860—1900) — геолог и почвовед.
• Брат Евгений Михайлович (1873—1901) — почвовед

Ссылки

• [pastar.ru/?option=com_content&view=article&id=1175:velikij-upryamets-iustin-mikhajlovich-sibirtsev&catid=67&Itemid=67 Великий упрямец. Иустин Михайлович Сибирцев]
• [arh-necropol.narod.ru/index/0-95 Архангельский некрополь]

Отрывок, характеризующий Сибирцев, Иустин Михайлович

– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских