Ифимедея
Поделись знанием:
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Ифиме́дея (Ифимедия, Ифимеда, др.-греч. Ἰφιμήδεια) — персонаж древнегреческой мифологии. Первоначально божество из Пилоса i-pe-me-de-ja[1].
Дочь Триопа, жена Алоея[2] (либо дочь Посейдона[3]). Влюбилась в Посейдона, зачерпывала руками морские воды и лила к себе на грудь. Родила от Посейдона сыновей Ота и Эфиальта (Алоадов)[4]. Либо Посейдон принял облик Энипея и овладел ею[5].
Похищена фракийскими разбойниками и увезена на Наксос, отдана в жены одному из предводителей фракийцев. Позже освобождена сыновьями[6]. Ей воздаются почести карийцами в Миласах. Изображена в Аиде на картине Полигнота в Дельфах[7].
Напишите отзыв о статье "Ифимедея"
Примечания
- ↑ Предметно-понятийный словарь греческого языка. Микенский период. Л., 1986. С.142, имя не связано с именами с Ифи- из *Fiphi-
- ↑ Гомер. Одиссея XI 305
- ↑ Гигин. Мифы 28
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 4; Пиндар. Пифийские песни IV 89
- ↑ Овидий. Метаморфозы VI 116
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека V 50, 6; 51, 1; Парфений. О любовных страстях 19
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 28, 8
Литература
- Зайцев А. И. Ифимедия, мать Алоадов: догреческое божество в гомеровском эпосе // Античная балканистика 2. Предварительные материалы / Редкол.: Л. А. Гиндин и др. — М., 1975. — С. 9-11.
|
Это заготовка статьи по античной мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ифимедея
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
