Их Кремль
Поделись знанием:
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
| Их Кремль | |
|
| |
| Автор: | |
|---|---|
| Жанр: | |
| Язык оригинала: | |
| Серия: | |
| Издатель: | |
| Выпуск: | |
| Страниц: |
240 |
| Носитель: | |
«Их Кремль» — историко-документальная книга, выстроенная в форме девяти диалогов со социально-значимыми персонажами постперестроечной эпохи[1]. Подписана в печать 16 ноября 1992 года. Тираж 50 000 экземпляров.
Содержание
История
Идея данного проекта родилась у издателя газеты «Новый Взгляд» Евгения Додолева как ответ на реакцию подписчиков и читателей, которые в редакционной почте задавали вопросы относительно различных аспектов биографий социально-значимых современников.
Девять эксклюзивных интервью выполнены мастером жанра Андреем Ванденко, Евгений Додолев написал написал послесловие об авторском понимании феномена культа личностей и не является соавтором интервью.
Как отмечали читатели газеты «Аргументы и факты» много лет спустя[2]:
|
Там интервью со многими в то время известными людьми… | 
|
«Московский комсомолец» в сентябре 2010 года отмечал[3]:
|
|
Виталий Коротич на страницах сборника «Их Кремль» талантливо и медицински точно описывал метания журналиста |
|
Сюжет
Сюжет как таковой отсутствует - главы выстроены в алфавитном порядке.
В сборнике представлены активные участники постперестроечной политики:
- Виктор Алкснис
- Елена Боннэр[4]
- Дмитрий Васильев
- Владимир Жириновский, который в начале 90-х активно сотрудничал с «Новым Взглядом» как колумнист[5]
- Олег Калугин
- Виталий Коротич, в период работы в США вёл рубрику в эпистолярном жанре в «Новом Взгляде»[6]
- Альберт Макашов
- Александр Невзоров
- Сажи Умалатова
Один из героев сборника, бывший главный редактор журнала «Огонёк» В. Коротич, подчеркивал, что под одной обложкой собраны персонажи трудносовместимые[7]:
|
|
Таков градус взаимного недоверия, что невольно на ум приходит словосочетание «гражданская война». Хотя это все советские люди. |
|
См. также
Напишите отзыв о статье "Их Кремль"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.biblus.ru/Default.aspx?book=7b4e168i2 Библус — Их Кремль (Ванденко Андрей, Додолев Евгений Юрьевич)]
- ↑ [gazeta.aif.ru/online/aif/1338/08_01?comment&Page=5 Аргументы и факты — «И виден уровень г…на» — «Аргументы и факты», № 25 (1338) от 21.06.2006]
- ↑ [www.mk.ru/social/article/2010/09/10/528835-polnaya-nesvoboda-vyibora.html Полная несвобода выбора // МК]
- ↑ [www.mk.ru/politics/russia/article/2011/02/11/565149-chapman-v-koyku-obamu-na-desert.html Чапман в койку, Обаму на десерт // МК]
- ↑ [www.5ballov.ru/referats/preview/41719 Политический портрет Жириновского // 5ballov.ru]
- ↑ [newlookmedia.ru/IDNV/Novyj_Vzglad/Stranic/Novyj_vzglad_1993.html#9 ГАЗЕТА «НОВЫЙ ВЗГЛЯД»]
- ↑ text.newlookmedia.ru/?p=2922 ДИКТАТУРА — ВЛАСТЬ НЕНАВИСТИ
Ссылки
- [newlookmedia.ru/IDNV/knigi.html#3 Сайт издательства]
Отрывок, характеризующий Их Кремль
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
