Перец, Ицхок-Лейбуш

Ицхок-Лейбуш Перец
יצחק־לייבוש פרץ
Открытка с изображением И.-Л. Переца
Место рождения:	Замостье, Люблинская губерния, Царство Польское, Российская империя
Род деятельности:	прозаик, общественный деятель
Направление:	романтизм, символизм
Жанр:	новелла

И́цхок-Ле́йбуш Пе́рец (идиш ‏יצחק לײבוש פּרץ‏‎; 18 (30) мая 1852, Замостье, Люблинская губерния, Царство Польское (ныне Люблинское воеводство, Польша) — 21 марта (3 апреля) 1915, Варшава) — еврейский писатель, классик еврейской литературы на идише, общественный деятель, оказал значительное влияние на развитие еврейской литературы и еврейской культуры дооктябрьского периода.

Биография

Родился 18 мая (30 мая по новому стилю) мая 1852 года в семье торговца в г. Замостье. Отец — Идл (Юдка) Перец (1825—1898), мать — Ривка Левина (1828—1914). Занимался самообразованием. Печатался на польском, с 1875 года на иврите, с 1888 года — на идише.

В 1876 году после окончания варшавских курсов сдал экзамен на лицензию адвоката. В течение 11 лет вёл в Замостье адвокатскую канцелярию, пока царские власти не лишили его концессии (из-за доносов представителей ортодоксальных еврейских кругов, в которых обращалось внимание на «чрезмерное» употребление польского языка). Не нравилась властям и активная защита «польских бунтовников».

В 1890-х годах основал периодические издания «Ди йидише библиотек» (Еврейская библиотека), «Литератур ун лебн» (Литература и жизнь), сыгравшие большую роль в развитии еврейской общественной мысли.

Перец проявил себя смелым новатором в различных литературных жанрах. Ярче всего его талант проявился в остроконфликтной новелле. Выступал с критикой пережитков средневековья в еврейской среде. Трагичны в его рассказах жертвы религиозного аскетизма («Кабалисты», «В почтовом фургоне»).

В начале 1900-х годов в творчестве Переца преобладало романтическое начало: «Хасидские рассказы» (1900), «Народные предания» (1904—1909). Расчётливости буржуа он противопоставил духовное богатство персонажей, созданных народной фантазией. Это стилизации под еврейский фольклор, переиначенные притчи основателя хасидизма Баал Шем Това, мистические сказки ребе Нахмана из Браслава, местечковые зарисовки.

Романтико-символические драмы: «Что таится в скрипке», «Ночь на старом рынке» (1907), «На покаянной цепи» (1909).

Творчество писателя оказало значительное влияние на развитие новой еврейской литературы.

Умер в 1915 году и похоронен на еврейском кладбище в Варшаве.

Семья

• Первая жена — Сара Лихтенфельд (1870, развод 1875).
• Дети — сыновья Люциан и Иаков (умер в детстве).
• Вторая жена (с 1878) — Хелена (Нехама Рахеля) Рингельхайм (1860—1938; бездетный брак).

Память

Имя Ицхока-Лейбуша Переца носит издательство книг на идише «Ицхок-Лейбуш Перец фарлаг» в Израиле и улица в Варшаве.

Произведения Переца

• «Baj nacht afn altn mark» (1907; «Ночью в старом городе»)
• «Bilder fun a prowincrajze» (1891; «Картинки с путешествия по провинции»)
• «Bekante bilder» («Известные сценки»)
• «Chsidisz» («Хасидские мотивы»)
• «Churban bejt cadik» (1907; «Упадок двора цадика»)
• «Die goldene kejt» (1909)
• «Folkstimliche geszichtn» («Народные истории»)
• «Monisz» (1888)
• «Majne zichrojnes» (1913—1914; «Мои воспоминания») — (незаконченные)

Издания:

• Ицхок-Лейбуш Перец. Але верк, т. 1-18. — Нью-Йорк — Вильно, 1915-16.
• Ицхок-Лейбуш Перец. Ойсгевейлте верк, т. 1-2. — М., 1941.
• Ицхок-Лейбуш Перец. Собрание сочинений, т. 1-4. — М., 1911—1914. (Перевод на русский язык)
• Ицхок-Лейбуш Перец. Рассказы и сказки. — М.: ОГИЗ, 1941. — 272 с.
• Ицхок-Лейбуш Перец. Избранное. — М., 1962.

См. также

• Перец (еврейская фамилия)

Литература

• Большая советская энциклопедия.
• Перец, Исаак Лейбуш (Леон) // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.

Ссылки

• [www.lechaim.ru/ARHIV/96/p1.htm Некролог 1915 года]
• [www.mitsva.kz/events/2004/almati/index.shtml Ицхок-Лейбуш Перец]
• [public-library.ru/perevod/Peretz.Itzhak/index.html Рассказы и сказки в переводе на русский язык] в public-library.ru
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le8/le8-5381.htm?cmd=2&istext=1 Литературная энциклопедия 1934 года]

Отрывок, характеризующий Перец, Ицхок-Лейбуш

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.