Фихман, Ицхок Фишелевич

И́цхок Фи́шелевич Фи́хман
Дата рождения:	30 сентября 1921(1921-09-30)
Место рождения:	Кишинёв, Бессарабия
Дата смерти:	3 марта 2011(2011-03-03) (89 лет)
Страна:	СССР СССР, Израиль Израиль
Учёная степень:	доктор исторических наук

И́цхок Фи́шелевич Фи́хман (30 сентября 1921, Кишинёв, Бессарабия — 3 марта 2011, Израиль) — советский и израильский египтолог и папиролог, византист, библиограф, переводчик, доктор исторических наук (1975). Крупный специалист по египетской истории римского и византийского периодов.

Биография

Родился в Кишинёве в семье портного. В 1931—1939 годах учился в румынской классической гимназии. В 1940 году поступил на исторический факультет Кишинёвского педагогического института. В начале июля 1941 года был направлен на рытьё траншей в районе Первомайска Одесской области, после захвата города наступавшими немецкими войсками добрался до колхоза станицы Фастовецкой, где работал на сборе клещевины; оттуда эвакуировался в Дербент, работал на строительстве оборонительных дорог. Затем попал в Грузию, работал на расчистке железнодорожных путей, пока не был направлен по линии Наркомпроса в Тбилиси учителем русского и немецкого языков в средней школе. Мобилизован на Тбилисский авиационный завод, затем в угольный трест в Ткварчели — в 1932—1946 годах работал старшим табельщиком, потом руководителем группы оборудования в «Ткварчел-уголь». В августе 1946 года вернулся в Кишинёв и восстановился на втором курсе Кишинёвского педагогического института, в 1947 году перевёлся на третий курс ЛГУ.

Окончил исторический факультет Ленинградского государственного университета в 1950 году. Работал в Государственной публичной библиотеке, по ходатайству заведующего кафедрой византиноведения ЛГУ М. В. Левченко, как владеющий рядом языков (французский, немецкий, английский, румынский, древнегреческий, древнееврейский, латинский, идиш и грузинский), был переведён в отдел иностранного комплектования библиотеки, но в связи с кампанией по борьбе с космополитизмом постоянной работы так и не получил. В 1956 году поступил в аспирантуру в Ленинградское отделение института истории АН СССР к В. В. Струве.

С 1960 года — научный сотрудник ленинградского филиала Института востоковедения АН СССР (в настоящее время — Институт восточных рукописей РАН), старший научный сотрудник с 1969 года. Кандидатскую диссертацию по теме «Вопросы ремесла византийского Египта по данным законодательства и греческих папирусов» защитил в 1962 году, докторскую диссертацию по теме «Социально-экономические отношения в египетском городе IV — середины VII в. по папирусам г. Оксиринха» — в 1974 году. Профессор восточного факультета Ленинградского государственного университета с 1974 года, читал лекции на историческом факультете. Член Международной ассоциации папирологов (Брюссель, 1967).

Ицхок Фихман — автор многочисленных работ по папирологии и истории Египта I тысячелетия н. э., в особенности коптских папирусов. Под его редакцией был издан библиографический указатель «Отечественные публикации по коптологии и греко-римскому Египту» (Ленинград, 1989). В 1967 году вместе с Г. Л. Курбатовым написал работу «Аграрный строй Византии в IV—VI вв.» для трёхтомной «История Византии».

В 1972 году подготовил перевод с латинского языка «Проекта Академии или Общества Восточных наук и языков». В переводе И. Ф. Фихмана с румынского языка вышли «Румынские сказания о Владе Цепеше» Петре Испиреску (в книге «История Румынии», Евролинц, 2003).

В 1990 году переехал в Израиль. Последние годы жизни — профессор античной литературы в Хайфском университете в Израиле. Регулярно публиковался в Scripta Classica Israelica.

Книги

• Коптские тексты Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Москва—Ленинград, 1959.
• Вопросы ремесла византийского Египта (по данным законодательства и греческих папурисов). Ленинград, 1962.
• Египет на рубеже двух эпох. Ремесленники и ремесленный труд в IV — середине VII вв. (см. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=716 здесь]). Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»: Москва, 1965.
• Оксиринх — город папирусов (см. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=717 здесь]). Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»: Москва, 1976.
• Введение в документальную папирологию (см. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=1072 ]). Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»: Москва, 1987. (см. www.rulit.me/author/fihman-i-sh/vvedenie-v-dokumentalnuyu-papirologiyu-download-free-401741.html)
• Отечественные публикации по коптологии и греко-римскому Египту. Ленинград, 1989.
• Itzhak F. Fikhman. [photos1.blogger.com/photoInclude/blogger/1929/3805/1600/Buchumschlag.jpg Wirtschaft und Gesellschaft im spätantiken Ägypten.] Kleine Schriften (см. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=1127 здесь] и [papyrology.blogspot.com/2006_09_01_archive.html здесь]). Herausgegeben von Andrea Jördens unter Mitarbeit von Walter Sperling. Franz Steiner Verlag: Штутгарт, 2006.

Ссылки

• [www.orientalstudies.ru/rus/images/pdf/23.%20spbios_papyrica.pdf И. Ф. Фихман. Папирология (1972)]

Отрывок, характеризующий Фихман, Ицхок Фишелевич

Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.