Ича (мифология)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ича (Итьте) — герой самодийской (селькупской) мифологии. Также известен как Йчкачка, Йчакэчика («Ича-племяшек»)[1].





Основные сведения

Возникновение Ичи относится к эпохе прасамодийской общности. Согласно мифам, записанным Доннером, Ича является культурным героем. Атрибуты Ичи - лук со стрелами, а также лыжи. В некоторых мифах говорится, что эти предметы передала ему воспитавшая его бабушка, с которой Ича живет в одном чуме[1].

Основной сюжет цикла мифов про Ичу - его борьба с великаном Пюнегусе, который убил и съел его родителей. Пюнегусе обладает огромной силой, а также носит железную шубу квэзи-порг, но Ича хитрость заставляет его снять шубу, затем побеждает великана и сжигает его. Из пепла Пюнегусе образуются комары, пауты и мошки, а из зубов - колючки шиповника[2].

Кроме победы над Пюнегусе, Ича совершает еще ряд подобных деяний. Так, когда слепой шаман проглотил Ичу вместе с чумом и бабушкой, Ича изнутри прорезает ножом живот шамана и уничтожает его. Также он освобождает от похитителей трех дочерей лесного духа, после чего женится на них. Одна из жен позже родила "медведя-духа", который считается предком селькупов из рода Медведя, живущих на реке Кеть[2].

После совершения своих подвигов, Ича оставляет землю селькупов семизубому демону Кэристосу, который называется "отцом всех русских", а сам удаляется на отдых.

Ича является эпонимом, давшим название многим самодийским топонимам[3].

Ича в космогонических сюжетах

Ича в космогонических сюжетах предстает в качестве божественного покровителя селькупов, включенного в высший уровень пантеона. Также он появляется в образе небесного всадника, считающегося непобедимым благодаря своему коню[4]. От коня Ичи рождаются саблерогие олени - духи, считающиеся помощниками шаманов. Наконец, Ича является громовержцем, а гроза считается поединком, в котором Ича поражает молниями злых духов, служащих богу зла Кызы.

В некоторых мифах Ича называют сыном Лиманча, который был вынужден переселиться с семьей на небо, спасаясь от преследований Кызы.

Согласно одному из мифов, Кызы является двоюродным братом Ичи, их сражение началось на земле, и братья постепенно поднимаются все выше, пока их доспехи не спекаются от жара солнца, делая их неподвижными. Борцов освобождает бабушка Ичи, и их борьба безрезультатно продолжается до сих пор - поэтому в мире сосуществуют добро и зло[1].

Ича как трикстер

Также Ича предстает в виде трикстера, причем не всегда удачливого. Хитрости Ичи[5] направлены не только против злых духов, но и против других врагов селькупов, среди которых русские купцы и воеводы, а также и против собственной родни. В селькупских сказаках русского происхождения Ича иногда используется вместо оригинального героя-трикстера, например, Иванушки-дурачка, либо последний наделяется свойствами и атрибутами Ичи[1].

Ича может превращаться в глухаря, дотронувшись до шкурки его птенца[6].

Параллели в других культурах

В фольклоре других северных народов есть персонажи, образ которых соответствует Иче:

Напишите отзыв о статье "Ича (мифология)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_myphology/2603/%D0%98%D0%A7%D0%90 Ича в энциклопедии "Мифы народов мира"]
  2. 1 2 [hmao.kaisa.ru/object/1808929687?lc=ru Традиционное мировоззрение селькупов]
  3. [www.dissercat.com/content/lokalno-dialektnaya-gruppa-shieshgula-ideinyi-kontekst-arkheologicheskikh-istochnikov-xvi-xv Локально-диалектная группа "Шиешгула": идейный контекст археологических источников: XVI - XVII вв.]
  4. [ido.tsu.ru/other_res/deti/kulajka/htm/miw.htm Мифы селькупов]
  5. [skazki.yaxy.ru/186.html Селькупские сказки. Ича.]
  6. [oaji.net/articles/2015/561-1422291080.pdf Лингвистическая природа и особенности функционирования стилистического приема «метаморфоза»: на материале селькупского прозаического фольклора и мифов народов мира.]

Отрывок, характеризующий Ича (мифология)

Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.