Ичжисе

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ичисйе»)
Перейти к: навигация, поиск
Ичжисе (устар. Ичисйе)
伊稚斜
Шаньюй Хунну
126 до н. э. — 114 до н. э.
Предшественник: Цзюньчэнь
Преемник: Увэй
 
Смерть: 114(0114)
Род: Династия Модэ
Супруга:  ?
Дети: Увэй

Ичжисе (кит. упр. 伊稚斜, пиньинь: Yīzhìxié; устаревшее Ичисйе) — шаньюй хунну с 126 года до н. э. по 114 год до н. э.. Второй сын Лаошаня, брат Цзюньчэня. Пришёл к власти в результате переворота: провозгласил себя шаньюем, добился поддержки князей и разбил племянника Юйби, который бежал в Китай. В начале правления пытался атаковать китайцев, но активные действия полководцев У-ди принудили его к обороне. Лично сражался с ханьской армией в 119 году до н. э., но был разбит и больше не воевал.





Правление. Успешная война с Китаем

Ичжисе не имел прав на престол, но это его не остановило. Зимой 126 до н. э. умер Цзюньчэнь, Ичжисе занимал пост восточного Лули-князя, он собрал войско, провозгласил себя шаньюем и разбил Юйби (сына Цзюньчэня), который бежал в Китай и получил там убежище и титул шэаньхоу, но вскоре умер.

Ичжисе сразу объявил войну Китаю. Во главе нескольких десятков тысяч конников он вторгся в область Дай (в Чжили), убил начальника области Гуй Цзи и пленил 1000 человек. Осенью совершил набег на Яньмэнь, где пленил 1000 человек. В 125 набег на область Дай повторился, теперь три армии хуннов по 30 000 в каждой напали на Дай, Динсян, Шанцзюнь и увели несколько тысяч человек пленных. Западный Чжуки-князь пытался отбить у Китая Ордос, он напал на пограничный город Шофан, убил много людей, но город не взял.

В 124 году до н. э. император назначил Вэй Цина дацзянцзюнем (верховным командующим) и дал ему 100 000 конницы под командованием 6 генералов. Поход Вэй Цина начался из Шофана. Пройдя ускоренным маршем 350 километров, китайское войско ночью окружило стоянку Западного Чжуки-князя, который в это время пьянствовал. Он успел сбежать, но китайцы захватили 15 000 хуннов и 10 младших князей.

Ичжисе решил отомстить и осенью 124 года хунну напали на Дайцзюнь, убили губернатора Чжу Ина и пленили 1000 человек. Весной 123 года Вэй Цин направился в новый поход со своим 100 000 войском и 6 генералами. Он устроил базу в Динсяне и несколько раз нападал на хунну. Он захватил 19 000 пленных, но потерял западное крыло войска: 3 000 конницы и двух генералов, только генерал Цзянь Дэ уцелел. Кроме того, командующий авангардом сихоу Чжао Синь был хуннским князем, служившим Китаю. Возглавляя авангард он шёл на соединение с западным крылом армии, но наткнулся на Ичжисе во главе армии. Чжао Синь решил сдаться и получил милость Ичжисе, его сестру в жёны и стал советником по китайским делам.

Чжао Синь советовал Ичжисе перейти Гоби и поселится на севере в недосягаемости для китайцев. В 122 до н. э. ставка шаньюя была перенесена на север. Весной этого года, 10 000 хунну напали на Шангу и убили немного людей. Весной 121 года пяоци цзянцзюнь (верховный командующий лёгкой конницы — уникальный титул) Хо Цюйбин с 10 000 конницы вышел из Лунси и пройдя 500 км за горы яньчжишань, напал на хунну, пленив 18 000 хуннов, был захвачен золотой идол, которому поклонялся шаньюй. Летом этого года генерал Сици Хоу с несколькими десятками тысяч конницы вышел из Лунси и Бэйди и пройдя 1000 км за Цзюйянь, атаковал хунну в горах Циляньшань в Ганьсу, где хунну жили беспечно. Он захватил 30 000 хунну и 70 младших князей. Ичжисе в это время напал на Дайцзюнь и Яньмэнь и пленил немного людей. Император приказал Бо Ванхоу и Ли Гуану выступить из Юбэйпин против восточного Чжуки-князя. Ли Гуан попал в хуннское окружение и понёс серьёзные потери, но Бо Ванхоу спас его, хотя потеряли несколько тысяч человек. Хэци Хоу и Бо Ванхоу были приговорены к смерти за промедление, но помилованы и лишены чинов.

Поражения хунну

Осенью 121 Ичжисе узнал о том, что князья Хуньшэ и Сючу сражаясь на западе с китайцами потеряли несколько десятков тысяч человек, и решил их казнить. Князья решили уйти в Китай вместе с ордой. Хуньшэ решил, что лучше уйти одному, убив Хючжуя, он сдался Хо Цюйбину. Он привёл с собой 40 000 хуннов. Теперь китайцы могли укрепить границу хуннскими пограничниками. Набеги на Лунси, Бэйди, Хэси уменьшились, бедняков из Гуаньдуна переселили в Синьциньчжун (в Ордосе). К 120 правительство сняло половину войск с границы. В 120 хунны напали на Юбэйпин и Динсян и убили 1000 человек, что немного, учитывая несколько десятков тысяч нападавших.

В 119 до н. э. правительство спланировало новый план войны. Чжао Синь узнал об этом и посоветовал Ичжисе вновь переселяться за Гоби. 100 000 китайцев на свежих лошадях со 140 000 запасных и обозом были приготовлены для уничтожения хунну. Армия была разделена на две части под командованием Вэй Цина и Цюй Бина. Вэй Цин вышел из Динсяна, а Цюй Бин из Дая. Ичжисе отослал обоз в безопасное место, а сам приготовил войско к битве на северной границе Гоби. Он схватился с Вэй Цином. Целый день продолжалась битва, к вечеру началась пыльная буря. Вэй Цин выполнил фланговый захват хунну. Ичжисе прорвал окружение и бежал с несколькими сотнями лучших воинов на северо-запад. Китайцы взяли живыми 19 000 воинов хунну. Китайцы разгромили городок в горах Дяньяньшань, где раньше жил Чжао Синь, и повернули назад. Ичжисе собрал остатки армии и стал беспокоить китайскую армию. Цюй Бин прошёл от Дай 1000 км и напал на восточного Чжуки-князя. 70 000 хуннов были взяты в плен и совершил рейд вглубь хуннской территории и дошёл до Хань-хай[1].

В результате хунну почти полностью переселились за Гоби. По императорскому приказу на отвоёванных северных землях выкопали каналы для орошения и переселили туда 60 000 военных поселенцев. Армия совершила ещё поход против хунну и захватили 90 000 пленных, но теперь потери китайской армии были огромными, погибли почти все кони. Ичжисе решил договориться о мире и родстве. Император отправил к шаньюю чиновника Жэнь Чана, который предложил шаньюю стать вассалом Китая. Разгневанный Ичжисе задержал Жэнь Чана у себя. Император Хань У-ди начал набирать новую армию, но смерть Цюй Бина помешала его планам.

В 114 году до н. э. Ичжисе умер.

См. также

Предшественник:
Цзюньчэнь
Шаньюй хунну
126 год до н. э.114 год до н. э.
Преемник:
Увэй

Напишите отзыв о статье "Ичжисе"

Примечания

  1. Может означать название степи, либо озеро Байкал


Отрывок, характеризующий Ичжисе

Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.