Макьюэн, Иэн

Макьюэн Иэн
Ian McEwan
Иэн Макьюэн
Дата рождения:	21 июня 1948(1948-06-21) (75 лет)
Место рождения:	Олдершот, Великобритания
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Род деятельности:	прозаик, сценарист
Дебют:	«Первая любовь, последнее помазание» (1975)
Премии:	Премия Сомерсета Моэма (1976), Букеровская премия (1998), Иерусалимская премия (2011)

И́эн Ра́сселл Макью́эн (англ. Ian Russell McEwan, род. 21 июня 1948, Олдершот, Великобритания) — британский писатель, лауреат Премии Сомерсета Моэма (1976), Букеровской премии (1998) и Иерусалимской премии за свободу индивида в обществе (2011).

Биография

Детство и образование

Иэн Макьюэн родился 21 июня 1948 в военном городке Олдершот, Хэмпшир, в семье Розы Лиллиан Вайолет и Дэвида Макьюэна. Большую часть детства он провёл на военных базах в Восточной Азии, Германии и Северной Африке, где служил его отец, кадровый офицер британской армии. Его мать имела двух детей от первого брака намного старше его, но Макьюэн всегда считал себя «единственным ребёнком», вплоть до 2007 года, когда неожиданно узнал о существовании брата.

Когда ему было двенадцать, семья вернулась в Англию и он был принят в школу-интернат Вулверстоун (Woolverstone Hall School) в Суффолке, в котором он проучился с 1959 по 1966 год, и где у него развился интерес к английской романтической поэзии и современной американской и английской фантастике. Некоторое время он работал в Лондоне в качестве мусорщика до зачисления в университет Суссекса в Брайтоне, который окончил с отличием, и получил степень бакалавра по английской литературе в 1970. В том же году Макьюэн был принят в Университет Восточной Англии (University of East Anglia), где был одним из первых выпускников новаторского курса творческого письма(Creative Writing), который преподавали писатели Малькольм Брэдбери и Энгус Уилсон и там же получил степень магистра в 1971.

Начало творческого пути

По окончании обучения писатель получил степень магистра, и отправился в Афганистан. Он вскоре начал публиковать рассказы в литературных журналах. В 1975 году он опубликовал сборник рассказов, написанных им в рамках курсовой работы на степень магистра), под названием «Первая любовь, Последние помазания» (англ. First Love, Last Rites). Сборник позднее принес автору Премию Сомерсета Моэма в 1976.

Макьюэн начинает писать сценарии для радиоспектаклей и ТВ-шоу, и вскоре два сценария были использованы телекомпанией BBC: «Беседы с человеком-шкафом» (англ. Conversations with a Cupboardman — 1975) и «День рожденья Джека-Блохи» (англ. Jack Flea's Birthday Celebration — 1976).

В 1978 году он опубликовал свой второй сборник рассказов, «Меж сбитых простыней» (англ. In Between the Sheets), и первый роман «Цементный сад» (англ. The Cement Garden). Вскоре после выхода последнего, в литературных кругах разразился скандал в связи с тем, что некоторые критики отметили сходство между романами «Цементный сад» и «Дом нашей матери» (англ. Our Mother's House) Юлиана Глоага (Julian Gloag), написанный в 1963 году. Макьюэн отрицал, что читал работу Глоага, и в итоге официальных обвинений в плагиате предъявлено не было.

Макьюэн вновь оказался в центре скандала в 1980 году, когда телеканал BBC в последний момент отказался от постановки пьесы «Стереометрия» (англ. Solid Geometry), в центре которой — история героя, который хранит в столе химически консервированный пенис в банке.

На протяжении 1980-х годов, Макьюэн в основном пишет сценарии для телевидения и кино. Его перу принадлежат: «Имитация» (англ. The Imitation Game), «Обед пахаря» (англ. The Ploughman’s Lunch), «Последний день лета» (англ. The Last Day of Summer), «Кислосладкий» (англ. Soursweet), а также ряд пьес, к примеру, «Незнакомцы» (англ. Strangers). Им написаны два романа: «Утешение незнакомцев» англ. (The Comfort of Strangers) и «Дитя во времени» (англ. The Child In Time).

Макьюэн является членом Королевского литературного общества, Королевского общества искусств и Американской академии искусств и наук. Он был награждён премией Шекспира фонда Альфреда Тепфера в 1999 году. Он также является заслуженным членом Британской гуманистической ассоциации. В 2000 году был награждён орденом Британской Империи. В 2008 году Макьюэну была присуждена почетная степень доктора литературы Университетского колледжа в Лондоне, где он преподавал английскую литературу.

Личная жизнь

По убеждениям писатель — атеист.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Был дважды женат. Первый раз женился на Пенни Аллен (англ. Penny Allen) в 1982, развёлся в 1995. Его вторая жена, Анналена Макафи (англ. Annalena McAfee), в прошлом редактор в газете «Рита Таймс».

В 1999 году его первая жена, Пенни Аллен, похитила их 13-летнего сына после вердикта суда, согласно которому мальчик должен быть возвращен отцу, которому было предоставлено единоличное право опеки над ним и его 15-летним братом. Имеет двух дочерей от первого брака жены и двух сыновей.

В 2002 году Макьюэн обнаружил, что у него есть брат, который был отдан на усыновление во время Второй мировой войны; история стала достоянием общественности в 2007 году. Его брат, каменщик по имени Дэвид Шарп, родился на шесть лет раньше, чем Макьюэн, когда его мать была замужем за другим человеком. Шарп имеет тех же родителей, что и Макьюэн, но он родился до их вступления в официальный брак. Чтобы скрыть факт измены, она отдала Дэвида на усыновление. После того как её первый муж был убит в бою, мать вышла замуж за любовника, и Иэн родился несколько лет спустя. Братья находятся в постоянном контакте, и Макьюэн даже написал предисловие к мемуарам Шарпа.

Сейчас проживает в Оксфорде.

Произведения

Романы

• Цементный сад (The Cement Garden, 1978)
• Утешение незнакомцев (The Comfort of Strangers, 1981; рус. пер. В.Когана под названием «Stop-кадр», 2001)
• Дитя во времени (The Child in Time, 1987)
• Невинный (The Innocent, 1990)
• Чёрные собаки (Black Dogs, 1992)
• Невыносимая любовь (Enduring Love, 1997)
• Амстердам (Amsterdam, 1998)
• Искупление (Atonement, 2001)
• Суббота (Saturday, 2005)
• На берегу (On Chesil Beach, 2007)
• Солнечная (Solar, 2010)
• Сластена (Sweet Tooth, 2012)
• Закон о детях (The Children Act, 2014)

Сборники рассказов

• Первая любовь, последнее помазание (First Love, Last Rites, 1975)
• Меж сбитых простыней (In Between the Sheets, 1978)

Детские книги

• Rose Blanche (1985)
• Мечтатель (The Daydreamer, 1994)

Сценарии

• Обед пахаря (The Ploughman’s Lunch, 1985)
• Кислосладкий (Soursweet, 1988)
• Хороший сын (The Good Son, 1993)

Пьеса

• Имитация (The Imitation Game, 1981)

Оратория

• Или нам умереть? (Or Shall We Die?, 1983)

Опера

• Для тебя (For You, 2008)

Награды и признание

Год	Номинирующее произведение	Номинируемая премия	Победа
1981	Утешение странников (The Comfort of Strangers)	Букеровская премия	-
1992	Чёрные собаки (Black Dogs)	Букеровская премия	-
1998	Амстердам (Amsterdam)	Букеровская премия	Да
1999	Невыносимая любовь (Enduring Love)	Дублинская литературная премия	-
2001	Искупление (Atonement)	Букеровская премия	-
2002	Искупление (Atonement)	Премия Национального круга книжных критиков	Да
2002	Искупление (Atonement)	Премия Лос-Анджелес таймс (Los Angeles Times Book Prize for Fiction)	Да
2005	Суббота (Saturday)	Премия Нью-Йорк таймс — 10 лучших книг года (New York Times 10 Best Books of the Year)	Да
2005		Международная букеровская премия (Man Booker International Prize)	-
2007		Международная букеровская премия (Man Booker International Prize)	-
2007	На берегу (On Chesil Beach)	Букеровская премия	-
2007		Премия за выдающиеся заслуги (Common Wealth Award of Distinguished Service)	Да
2011		Иерусалимская премия	Да

Экранизации

• «Утешение незнакомцев» (1990, Реж. — Пол Шредер)
• «Цементный сад» (1993, Реж. — Эндрю Биркин)
• «Невинный» (1993, Реж. — Джон Шлезингер)
• «Терпеливая любовь» (2004, Реж. — Роджер Мичелл)
• «Искупление» (2007, Реж. — Джо Райт)

Ссылки

• [www.ianmcewan.com/ Официальный сайт]
• [www.top-kniga.ru/kv/shareteka/seria.php?ID=3809&ID_CONTENT=1&ITYPE=1 Макьюэн Иэн]
• [magazines.russ.ru/inostran/2003/10/bor.html Александра Борисенко. Иэн Макьюен — Фауст и фантаст]
• [www.the-nr.irk.ru/reviews/lecture.htm Андрей Николаев. Лекция по английской литературе]
• [news.bbc.co.uk/hi/russian/entertainment/newsid_6948000/6948199.stm Иэн Макьюэн — в лонг-листе «Букера»]

Отрывок, характеризующий Макьюэн, Иэн

– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.