Иёмантэ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Иёмантэ — обычай ритуального убийства бурого медведя у айнов с целью отправить его дух в мир духов, в котором он должен вновь стать одним из камуев (духи предков в айнской мифологии)[1].

Айнское слово «иёмантэ» состоит из трёх частей. «И» указывает на совершение действия, «ёман» означает «идти, уходить», «тэ» выступает в роли причинного окончания (каузатива). Таким образом, название ритуала можно перевести как «уход, отправление [кого-либо куда-либо]». Это слово также является эвфемизмом, позволяющим избежать употребления запрещённого к произношению названия духов-камуев из-за страха перед ними, по смыслу же означая «отправить кого-то к камуям». В японском языке названием этого ритуала могут служить термины «проводы медведя» (яп. 熊送り кумаокури) или «медвежий фестиваль» (яп. 熊祭 кумамацури). В передаче названия термина латиницей он может записываться как Iomante или Iyomante.

Хотя данный ритуал почти всегда предусматривает убийство именно бурого медведя, в некоторых айнских поселениях вместо него изначально убивали рыбного филина или косатку[2].

Ритуал Иёмантэ следует отличать от ритуала хопунирэ[3], означающего убийство взрослого медведя в дикой природе. Название этого ритуала формируется из «хо» («назад»), «пуни» («взять») и «рэ» (причинного окончания), то есть может быть переведено как «взять назад [кого-то куда-то]»; слово, как «иёмантэ», является эвфемизмом, чтобы не говорить вслух о камуях. По айнским поверьям, в камуя после убийства на охоте воплотится только та часть животного, убитого на охоте, которая расположена между его ушами, то есть голова, потому как именно там находится дух зверя (рамат). Именно поэтому айны поклоняются отрубленной голове бурого медведя во время хопунирэ, поднося к священному месту, на котором она покоится, еду, напитки и священные палочки-инау, посвящая их духу убитого животного, который возвращается в мир камуев.



Описание ритуала

Для проведения ритуала иёмантэ айны в конце зимы начинают охоту на бурых медведей, в это время спящих в берлогах. Когда они обнаруживают берлогу с медведицей и новорождённым медвежонком, то медведицу убивают (при этом охотники могут забрать её голову для совершения описанного выше ритуала хопунирэ), а медвежонка забирают с собой в деревню. Там его определяют в какую-либо семью, где заботятся о нём так, как будто это человеческий ребёнок, и даже, по некоторым сведениям, вскармливают его женским грудным молоком[2]. По мере того как медвежонок подрастает, его переселяют из дома в специально сделанную для него небольшую клетку из тонких брёвен за пределами деревенского дома; на всём протяжении жизни у людей его кормят только самой лучшей пищей, всячески охаживают, делают ему подношения и даже одевают в церемониальные одежды. После жизни в деревне на протяжении около года или двух назначается проведение ритуала иёмантэ, на который собирается вся деревня; на нём медвежонка приносят в жертву, выведя из клетки, привязав к специальному столбу, установленному в центре деревни, и зажав его шею брёвнами с обеих сторон[4], а по завершении церемонии разделывают и едят его мясо. Убийство осуществляется мужчинами путём стрельбы в медведя стрелами из луков; как правило, медведь погибает не сразу. Когда он уже сильно слабеет от ранений, один из мужчин подходит к нему и делает «выстрел в упор» в область шеи или сердца, чтобы, если он ещё не умер, добить, после чего перерезает ему горло и пьёт оттуда кровь. Мясо, кровь и мех медведя жители деревни после завершения празднества делят между собой.

С точки зрения айнской религии такой медвежонок возрастом 1-2 года интерпретируется как камуй, который пришёл в мир людей «в гости», приняв форму бурого медведя, а теперь должен отправиться обратно в мир духов с помощью специального «ритуала прощания», который устроят ему люди, тем самым оказав ему помощь[5]. Свою плоть, по представлениям айнов, медведь, который стремится вновь стать камуем, даёт людям как подарок от себя, поэтому мясо и мех, полученные от его убийства, должны быть разделены между всеми людьми, чтобы все получили дары духа. Считается, что камуй, получивший уважение и подарки, когда был медведем на земле, даже по возвращении в небесный мир снова захочет снова вернуться в виде медведя в мир людей, чтобы во время очередного визита снова поделиться с людьми своим мясом и мехом[6]. Другие камуи, узнав от него о чудесах человеческого мира, якобы тоже захотят посетить человеческий мир в образе медведей, то есть с мехом и мясом. Таким образом, деревня будет благословлена, так как у неё всегда будет пища в виде медвежатины. Чтобы порадовать медведя-камуя, айны преподносят ему подарки, которые он якобы может взять с собой как дары из мира людей: жертвенную пищу (обычно орехи), несколько видов напитков (сакэ или айнский алкогольный напиток тоното), а также священные палочки-инау. Кульминацией праздника иёмантэ является приход сказителя-юкара[7]. Он начинает какое-либо повествование — считается, что чем больше дух-камуй услышит, тем сильнее захочет вернуться в родной мир.

Ритуалы «кормления медведя» известны у нивхов Сахалина, а также у евразийских охотничьих народов, живущих в районах тайги и около полярного круга[8]. Они отчасти схожи с айнским иёмантэ.

В 1955 году японский губернатор Хоккайдо запретил айнам проведение иёмантэ как «варварского ритуала», однако этот запрет был отменён в апреле 2007 года, поскольку ранее, в октябре 2006 года, министерство окружающей среды Японии объявило, что народные религиозные обряды, связанные с животными, не подпадают под действие закона о защите прав животных[9].

Происхождение

Поскольку при исследованиях культуры Сацумонбунка следов существования ритуала иёмантэ не было обнаружено, но в нивхской охотской культуре его следы имеются[10], японские учёные связывают его возникновение с культурой Тобинитаи.

Напишите отзыв о статье "Иёмантэ"

Примечания

  1. [www.city.asahikawa.hokkaido.jp/files/hakubutsukagaku/museum/syuzo/40-iomante/40-iomante.html アイヌのまつり「イオマンテ」] 旭川市博物館
  2. 1 2 [www.thesalon.jp/themagazine/culture/post-80.html THE MAGAZINE | イオマンテ — THE SALON]
  3. [texts.00.gs/North_Western_Pacific.htm «North Western Pacific» (Ainu religion)]
  4. [books.google.ru/books?id=D5iOcHB3h5AC&pg=PA115&lpg=PA115&dq=Iomante&source=bl&ots=cBNXXs_xCP&sig=HYw0tl3DjUan3fnXheS_I3QjZNE&hl=ru&sa=X&ei=G1jdU6PoBoPIyAOVv4LIDw&ved=0CDgQ6AEwBDgK#v=onepage&q=Iomante&f=false The Conquest of Ainu Lands: Ecology and Culture in Japanese Expansion, 1590—1800. Brett L. Walker, 2001. P.115—117.]
  5. 「年中行事事典」p274 1958年(昭和33年)5月23日初版発行 西角井正慶編 東京堂出版
  6. [www.ainu-museum.or.jp/nyumon/rekishibunka/2_5sinko.html アイヌの歴史と文化 2-5 信仰・霊送り — アイヌ民族博物館 // Ainu-museum.org.jp]
  7. [pucchi.net/hokkaido/ainu/music.php アイヌと音楽・文芸文学 | アイヌ | 北海道ファンマガジン]
  8. [asuka.mukade.jp/dounanmaibun/dounanainu/kumaokuri.html アイヌの 「熊送り」]
  9. [www.47news.jp/CN/200704/CN2007042801000456.html イヨマンテ禁止通達を撤廃 アイヌ儀式、52年ぶり] (яп.). 47 News. Press Net Japan Co., Ltd. (April 28, 2007). Проверено 4 марта 2011.
  10. [www.um.u-tokyo.ac.jp/publish_db/2002Okhotsk/03/3600.html OKHOTSK — 東京大学総合研究博物館]

Отрывок, характеризующий Иёмантэ

– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.