И, треснув, зеркало звенит…
Поделись знанием:
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
| И, треснув, зеркало звенит... | |
| The Mirror Crack'd from Side to Side | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1962 г. |
| Дата первой публикации: |
1962 г. |
| Издательство: |
Азбука, М |
«И, тре́снув, зе́ркало звени́т…» (англ. The Mirror Crack'd from Side to Side) — детективный роман Агаты Кристи, впервые опубликованный в 1962 году издательством Collins Crime Club. Действие романа происходит в вымышленной английской деревушке Сент-Мери-Мид, расследование ведет Мисс Марпл. Роман основан на реальных событиях: у актрисы Джин Тирни, которая во время беременности переболела краснухой, дочь родилась инвалидом, по мотивам этих событий и написан роман. В русском переводе роман также выходил под названиями «Зеркало треснуло»[1], «Разбилось зеркало, звеня»[2], «…И в трещинах зеркальный круг»[3], «Разбитое пополам зеркало».
Содержание
История названия
Название романа позаимствовано из строк стихотворения английского поэта Альфреда Теннисона «Волшебница Шалот» (англ. The Lady of Shalott). Отрывок стихотворения является эпиграфом к роману:
Порвалась ткань с игрой огня,
Разбилось зеркало, звеня.
«Беда! Проклятье ждёт меня!» —
Воскликнула Шалот[4]
Со звоном треснуло стекло
И ветром на пол ткань смело.
«Проклятье на меня легло!» —
Воскликнула Шелот[5]
На паутине взмыл паук,
И в трещинах зеркальный круг.
Вскричав «Злой рок!» —
Застыла вдруг
Леди из Шаллота[6]
Роман также оканчивается цитатой из стихотворения Теннисона, которую декламирует Мисс Марпл с намёком на главную героиню:
Подумав, молвил не спеша:
«Лицом, как ангел, хороша,
Да упокоится душа
Волшебницы Шалот!»
Сюжет
Мисс Марпл расследует убийство Хитер Бэдкок, которая выпила отравленный коктейль, который, как предполагали, предназначался американской кинозвезде Марине Грегг, чьей поклонницей была Хитер. В ходе расследования мисс Марпл обнаруживает много тёмного в прошлом Марины, а также нити, связывающие Марину с другими жителями деревушки.
Поначалу расследование заходит в тупик, поскольку нет очевидных мотивов для убийства Хитер. Марина Грегг сама отдала Хитер свой бокал с напитком вскоре после их первого знакомства. Это наводит на мысль, что именно Марина была предполагаемой жертвой, к тому же она известная личность, и скорее всего именно её хотели устранить.
Действующие лица
- Марина Грегг — успешная актриса
- Хизер Бэдкок — секретарь благотворительного объединения
- Джейсон Радд — муж Марины, режиссёр
- Долли Бэнтри — друг мисс Марпл и бывший владелец особняка Госсингтон
- Старший инспектор Дермот Крэддок — полицейский
- Доктор Хейдок — врач мисс Марпл
- Элла Зайлински — секретарь Марины
- Мисс Марпл — пожилая, но умная дама
- Артур Бэдкок — муж Хизер
- Хейли Престон — помощник по рекламе
- Доктор Гилкрист — врач
- Джузеппе — дворецкий
- Глэдис Диксон — повариха в киностудии Радда
- Миссис Диксон — её мать
Экранизации
- Роман был экранизирован несколько раз. В 1980 году он лёг в основу фильма «Зеркало разбилось». Роль Мисс Марпл исполнила американская актриса Анджела Лэнсбери. В роли Марины Грегг (по фильму Марина Рудд) снялась звезда Голливуда Элизабет Тэйлор. В фильме также задействованы Ким Новак и Тони Кёртис[7].
- В 1992 году телекомпания BBC сняла эпизод телесериала «Мисс Марпл», основанный на романе. В роли Мисс Марпл — Джоан Хиксон[8]. В роли Марины Грегг снялась британская актриса Клер Блум.
- В 2011 году телекомпания ITV Studios сняла эпизод телесериала «Марпл Агаты Кристи» с Джулией Маккензи в роли Мисс Марпл. В роли Марины Грегг снялась шотландская актриса Линдси Дункан. В основу эпизода положен роман «И, треснув, зеркало звенит…»[9].
Интересные факты
- Джин Тирни во время беременности своей дочерью Антуанеттой Дарьей Кассини переболела краснухой, и девочка родилась в 1943 году недоношенной, частично слепой, слабослышащей и умственно отсталой. Агата Кристи по мотиву этих событий и написала этот роман, выразив негативное отношение к тому, что мисс Тирни не стала воспитывать больную дочь в семье, а поместила её в интернат социальной защиты, где Дарья и умерла в 2010 году.
- Есть также аналогия с Мерилин Монро, умершей 5 августа 1962 года. И Монро, и Марина Грегг умерли от передозировки снотворного, и осталось до конца не ясным, было ли это случайной передозировкой, самоубийством или убийством. Как и Грегг, Мерилин Монро снималась в фильме, который остался незавершенным («Что-то должно случиться», фильм — вольная экранизация другой поэмы Теннисона, «Энох Арден»). У обеих были напряжённые отношения с киностудией.
- Во всех трех экранизациях погибает лишь двое людей - Хизер и Элла Зайлински. В романе еще одной жертвой стал дворецкий Джузеппе, который пытался шантажировать убийцу. В фильмах он играет лишь эпизодическую роль.
- В трех экранизациях Марина играет разные монаршие роли - шотландская королева Мария Стюарт, австрийская императрица Елизавета и французская королева Мария-Антуанетта. В романе был упомянут фильм "Мария Стюарт с участием Марины и готовилась она к роли императрицы Елизаветы.
См. также
Напишите отзыв о статье "И, треснув, зеркало звенит…"
Примечания
- ↑ «Зеркало треснуло» Агата Кристи, Центрополиграф, 2001, ISBN 5-227-01317-9, 5-227-01192-3
- ↑ Агата Кристи. Избранные произведения в 31 томе. Том 5 «Разбилось зеркало, звеня», Гермес, 1991
- ↑ «…И в трещинах зеркальный круг» Агата Кристи, Эксмо, 2008, ISBN 978-5-699-27159-7
- ↑ Теннисон А. Волшебница Шалот. / Перевод К. Д. Бальмонта
- ↑ Теннисон А. Волшебница Шалот. / Перевод М. Виноградовой
- ↑ Теннисон А. Волшебница Шалот. / Перевод В. Лунина
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0081163/ The Mirror Crack’d (1980)]
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0104882/ The Mirror Crack’d (1992)]
- ↑ [www.imdb.com/title/tt1488580/ Marple: The Mirror Crack’d from Side to Side (2009)]
Отрывок, характеризующий И, треснув, зеркало звенит…
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
