Книга Перемен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «И-цзин»)
Перейти к: навигация, поиск
И цзин
Книга Перемен

И цзин
Автор:

Фу Си

На этой странице есть текст на китайском языке.
Без поддержки восточноазиатской письменности вы можете видеть знаки вопроса или другие знаки вместо китайских символов.
Книга Перемен
традиционный китайский:
упрощённый китайский:
пиньинь: Yì Jīng
Значение: "Канон Перемен"

«И цзин» (кит. трад. 易經, упр. 易经, пиньинь: Yì Jīng), или «Чжоу И»[1] (周易) — наиболее ранний из китайских философских текстов. Наиболее ранний слой, традиционно датируемый ок. 700 г. до. н. э.[2] и предназначавшийся для гадания, состоит из 64 гексаграмм. Во II веке до н. э. был принят конфуцианской традицией как один из канонов конфуцианского Пятикнижия.

«Кни́га Переме́н» — название, закрепившееся за «И цзин» на Западе. Более правильный, хоть и не столь благозвучный вариант — «Кано́н Переме́н».





Предыстория

Чжоу и не является наиболее древней гадательной системой в китайской истории. Го юй (эп. Воюющих царств), Чжоу ли (Цинь-Хань), а также средневековые тексты упоминают предшествующие ей сочинения (практики?): «Ляньшань» 《連山》 эп. Ся и «Гуйцан» 《歸藏》 эп. Шан-инь. Как и в случае с Чжоу и, традиция связывает их с диаграммой «лошу», однако помимо названий о них ничего не известно.

Содержание произведения

Существующая система Книги сложилась в основном при Чжоуской династии и, в отличие от мантических систем более ранних времен, она называется «Чжоуской Книгой Перемен».

Она состоит из 64 символов — гексаграмм, каждый из которых выражает ту или иную жизненную ситуацию во времени с точки зрения её постепенного развития. Символы состоят из шести черт; черты обозначают последовательные ступени развития данной ситуации. Черты, также называемые яо, бывают двух родов: или цельные (их ещё называют девятками), или прерванные посредине (шестёрки) (встречается также и цветовое различие черт, так, «девятки» обозначаются белым цветом, «шестерки» — чёрным). Это связано с тем, что первые символизируют активное состояние, свет, напряжение (ян), а вторые — пассивное состояние, тьму, податливость (инь). Принято считать, что черты читаются снизу вверх (хотя встречается и обратное толкование); их последовательность описывает развитие ситуации.

Каждую гексаграмму можно также представить как сочетание двух триграмм, вообще же комбинации черт яо имеют общее название гуа. Каждой гексаграмме, а также каждой черте в гексаграмме сопутствует набор афоризмов, которые и должны дать совет гадающему. Гадание заключается в выборе с помощью довольно сложных псевдослучайныхК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3004 дня] процедур, использующих монеты или веточки тысячелистника, шести черт и поиска в книге соответствующей гексаграммы (подробно процесс гадания с использованием тысячелистника, описан в «Си цы чжуани» (系辞传 xìcí zhuàn), комментарии, входящем в состав так называемых «крыльев» книги перемен).

Система гексаграмм


Кунь (Земля)

Гэнь (Гора)

Кань (Вода)

Сунь (Ветер)

Чжэнь (Гром)

Ли (Огонь)

Дуй (Водоём)

Цянь (Небо)
← Верхняя триграмма
↓ Нижняя триграмма


11.Тай


26.Да-чу


5.Сюй


9.Сяо-чу


34.Да-чжуань


14.Да-ю


43.Гуай


1.Цянь

Цянь (Небо)


19.Линь


41.Сунь


60.Цзе


61.Чжун-фу


54.Гуй-мэй


38.Куй


58.Дуй


10.Ли

Дуй (Водоём)


36.Мин-и


22.Би


63.Цзи-цзи


37.Цзя-жэнь


55.Фян


30.Ли


49.Гэ


13.Тун-жэнь

Ли (Огонь)


24.Фу


27.И


3.Чжунь


42.И


51.Чжэнь


21.Ши-хо


17.Суй


25.У-ван

Чжэнь (Гром)


46.Шэн


18.Гу


48.Цзин


57.Сунь


32.Хэн


50.Дин


28.Да-го


44.Гоу

Сунь (Ветер)


7.Ши


4.Мэн


29.Кань


59.Хуань


40.Цзе


64.Вэй-цзи


47.Кунь


6.Сун

Кань (Вода)


15.Цянь


52.Гэнь


39.Цзянь


53.Цзянь


62.Сяо-го


56.Люй


31.Сянь


33.Дунь

Гэнь (Гора)


2.Кунь


23.Бо


8.Би


20.Гуань


16.Юй


35.Цзинь


45.Цуй


12.Пи

Кунь (Земля)

Расположение гексаграмм

Математиков Книга Перемен интересует прежде всего с точки зрения порядка расположения в ней гексаграмм. Исторически известны порядки расположения гексаграмм: Фу Си, англ. Вэнь Вана (изображенный выше) и несколько экзотических. До сих пор не известно до конца, расположены ли эти гексаграммы в каждом таком порядке хаотично или по некоторому закону. Но некоторые закономерности удалось выявить.

Например, если в порядке Вэнь Вана расположить гексаграммы в порядке их нумерации, получится следующая картина: Можно заметить, что каждая четная гексаграмма получается путём поворачивания стоящей перед ней нечетной гексаграммы на 180°. Если же четная гексаграмма симметрична относительно поворота (то есть при повороте переходит в саму себя), то она получается из стоящей перед ней нечетной гексаграммы путём замены в этой нечетной гексаграмме всех сплошных черт на прерывистые, а прерывистых — на сплошные. Таким образом все гексаграммы можно разбить на пары, красным выделен первый тип пар, а синим — второй тип.

Американскому писателю, философу и этноботанику Теренсу Маккене удалось обнаружить то, что ускользнуло от внимания других исследователей И-цзин. Изучая порядок Вэнь Вана, он решил исследовать, сколько черт изменяется при переходе от каждой предыдущей гексаграммы к каждой следующей: На этой схеме первым числом является число шесть — это количество черт, которое изменилось при переходе от первой гексаграммы ко второй. И действительно, шесть сплошных черт сменились шестью прерывистыми. При переходе от второй гексаграммы к третьей две прерывистые черты сменились на две сплошные — получили число два. И так далее.

Теренс Маккена заметил, что количество всех четных чисел равно 48, а всех нечетных — 16 (всего 64 числа). Поэтому их отношение равно 16/48=1/3. Из своего открытия Теренс Маккена сделал очень далеко идущие выводы. Утверждая, что такое отношение получилось неслучайно, он разработал программный пакет англ. Временная волна ноль на основе фрактальной геометрии[3] (и, конечно, на основе своего открытия) и с помощью своей программы сделал несколько предсказаний, в том числе «предсказал» конец света в 2012 году. Впрочем, математики склоняются к мнению, что формула Маккены носит скорее нумерологический[4], чем математический характер. Иными словами, Маккена брал свои предсказания из других источников, в частности, из календаря Майя, и подгонял под них свою «временную волну», подбирая необходимые параметры. В своем интервью[5] Теренс Маккена утверждает, что гексаграммы И-цзин являются неделимыми элементами времени, элементами потока Дао, а сама Книга перемен является чем-то вроде периодической системы элементов времени. Открытие Теренса Маккены никогда не публиковалось в печати и существует только в электронном виде на его персональном сайте[6].

Вообще же существует множество математических закономерностей, выявленных в расположении гексаграмм. Но следует учесть, если всё-таки опираться на общепринятую терминологию математики, что ни одна закономерность не объясняет, зачем и как Вэнь Ван построил существующий порядок гексаграмм Книги Перемен. Не объясняют нам его и многочисленные предания и комментарии, которыми буквально выстроена вся система китайской традиционной философии, система смыслов и понятий. Ключ к его пониманию содержится в работе Ю. К. Щуцкого «Китайская классическая Книга Перемен И Цзин», где авторитетнейший учёный-переводчик выявил «мантические формулы первого слоя Книги Перемен». Расстрел автора в 1937 году не дал возможности выявить математические структуры сумм мантических формул первого слоя, проявляемые в классическом квадрате гексаграмм Фу Си. Это легко проверяемое прямой подстановкой обобщение находит и своё подтверждение наличием таких же структур в классическом квадрате (именно как геометрической фигуры) додекаграмм (додека — двенадцать, греч.) Фу Си.

Книга перемен в конфуцианстве

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Конфуций так оценивал значимость этого произведения: «Если бы мне удалось продлить жизнь, то я отдал бы пятьдесят лет на изучение Перемен, и тогда бы смог не совершать ошибок» (Беседы и суждения 7,16). Но следует иметь в виду, что «Книга Перемен» упоминается в «Беседах и суждениях (Луньюй)» всего один раз, и является нетипичной для интересов Конфуция, который не интересовался иррациональным: «Я не говорю о сверхъестественном, о насилии, о смуте и о духах» («Лунь юй», VII, 21/22) Существует мнение, что в действительности Конфуций вовсе не говорил о «Книге Перемен», а вышеприведенная цитата является следствием ошибки переписчика. Более того, «Книга Перемен» не упоминается ни в «Да сюэ», ни в «Чжун юне», ни у Мэн-цзы, а в «Цзо чжуани» и у Сюнь-цзы она хотя и упоминается, но не как конфуцианский классический текст. Эти и другие факты дают основание некоторым исследователям разделять мысль синолога Цуда Сокити, что «Книга перемен» была принята не Конфуцием, а конфуцианцами много лет спустя после его смерти. Существуют и более радикальные точки зрения, например, Хонда Нариюки считает, что вследствие порчи текста упоминаемое в Луньюе слово « 易» («[Книга] перемен») является лишь опиской вместо « 亦» («тоже»).

Книга перемен стоит на первом месте среди классических книг конфуцианства и в библиографических обзорах китайской литературы. Это понятно, так как библиология и библиография в феодальном Китае были созданы людьми, получившими традиционное конфуцианское образование. Библиографы старого Китая непоколебимо верили традиции (не исконной, но достаточно старой), относившей создание «Книги Перемен» в такую глубокую древность, что никакая другая классическая книга не могла конкурировать с ней в хронологическом первенстве, хотя фактически «Книга Перемен» — вовсе не самый древний из памятников китайской письменности, и это установила китайская же филология.

Напишите отзыв о статье "Книга Перемен"

Комментарии и развитие

  • Ян Сюн 扬雄 использовал принцип «Книги Перемен» в своём трактате Тайсюаньцзин, однако вместо бинарной оппозиции он исследовал сочетание трёх символов (Небо, Земля, Человек): цельной черты (1), черты с одним пробелом (2) и черты с двумя пробелами (3).

«Десять крыльев»

Комментарии к книге перемен известны как «Десять крыльев» (十翼, Ши и):

  1. 彖上傳 «Туань чжуань» (первый), «Первый комментарий высказываний»
  2. 彖下傳 «Туань чжуань» (второй), «Вторвый комментарий высказываний»
  3. 象上傳 «Сян чжуань» (первый), «Первый комментарий образов»
  4. 象下傳 «Сян чжуань» (второй), «Второй комментарий образов»
  5. 繫辭上傳 «Сицы чжуань» (первый), «Первый комментарий афоризмов»
  6. 繫辭下傳 «Сицы чжуань» (второй), «Второй комментарий афоризмов»
  7. 文言傳 «Вэньянь чжуань», «Комментарий знаков и слов»
  8. 序卦傳 «Сюйгуа чжуань», «Комментарий последовательности гексаграмм»
  9. 說卦傳 «Шогуа чжуань», «Комментарий объяснения триграмм»
  10. 雜卦傳 «Цзагуа чжуань» «Различные комментарии о гексаграммах»

См. также

  • Древнеафриканское гадание ифа

Примечания

  1. Предположительно, по названию эпохи Чжоу, во время которой была составлена наиболее авторитетная редакция книги. По другому объяснению, иероглиф 周 (чжоу) означает тут «цикл, кругооборот», а иероглиф 易 (и) — «перемены», таким образом название «Чжоу И» означает цикличность перемен.
  2. Статья «И цзин» в Большой советской энциклопедии.
  3. [www.fractal-timewave.com/articles/math_twz_10.htm «The Mathematics of Timewave Zero»]
  4. [en.wikipedia.org/wiki/Terence_McKenna#Novelty_theory «Novelty_theory»]
  5. [www.youtube.com/watch?v=dGp1L5gJPOA «Интервью с Теренсом Маккеной»]
  6. [www.fractal-timewave.com «Terence McKenna’s Timewave Zero Theory»]

Литература

Ссылки

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.
См. 周易
  • [science.rsuh.ru/eremeev/tri/symbol/index.htm Еремеев В. Е. «Символы и числа Книги Перемен»]
  • [www.i-ching.ru/index.htm Ole Lukoe «И цзин». Реконструкция — Книга Перемен как Книга Универсалий]
  • [pan.baidu.com/share/link?shareid=399621&uk=2433724873 I Ching] (оригинал на китайском с baidu.com)

Отрывок, характеризующий Книга Перемен

– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.