И-215

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
И-215
Тип истребитель
Разработчик ОКБ-21
Производитель авиазавод №21 (Горький)
Главный конструктор Алексеев С. М.
Первый полёт 18 апреля 1948
Конец эксплуатации 1948
Статус не эксплуатируется
Основные эксплуатанты ВВС СССР
Годы производства 1947 — 1948
Единиц произведено 2
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

И-215 — опытный истребитель-перехватчик с двумя двигателями созданный ОКБ-21 под руководством С. М. Алексеева.





История создания

После войны Семёна Алексеева, работавшего в КБ-21 Лавочкина, назначили в Горький на должность главного конструктора ОКБ серийного завода № 21. Совнаркомом перед ним была поставлена задача по разработке реактивного истребителя с более мощным двигателем, чем захваченные немецкие образцы и их советские копии. Результатом работы Алексеева стал истребитель И-21, который планировался к производству в нескольких вариантах.

Создание первых двух планеров было начато в конце 1946 года. Работа шла под сильным давлением министерства авиационной промышленности, которое требовало завершить первые лётные испытания к 1 августу 1947 года, чтобы самолёт мог участвовать 18 августа в авиашоу в московском Тушино. Первый планер использовали исключительно для статических испытаний. Второй был закончен и получил обозначение И-211 (И-21 версия 1). Так как разработка двигателя ТР-2 затягивалась, то на самолёт установили недоведенные двигатели ТР-1 разработанные под руководством конструктора А. М. Люльки. Несмотря на давление сверху, И-211 так и не выступил на авиашоу в 1947 году.

И-215

Во время ремонта потерпевшего аварию И-211, было принято решение заменить на нем ненадежные двигатели ТР-1 на недавно поступившие в СССР ТРД Роллс-Ройс Дервент V. В конце 1947 года, переоборудование и ремонт истребителя были завершены, после чего он был отправлен на заводские испытания. Главным лётчиком-испытателем был назначен А. А. Попов, кроме него на И-215 во время заводских испытаний летали А. А. Ефимов, С. Н. Анохин и М. Л. Галлай. Всего, с 18 апреля, по 20 июня было выполнено 26 полётов.

И-215 являлся одноместным перехватчиком, по формам и размерам повторяющий И-211, но с двумя двигателями «Дервент-V» (тяга 1590 кгс). В связи с установкой новых двигателей изменилась и топливная система, в частности был увеличен запас топлива. В носовой части фюзеляжа была размещена РЛС «Торий-1». Кабина летчика была герметическая с катапультируемым креслом, при аварийном покидании самолёта, фонарь сбрасывался автоматически.

Вооружение было весьма серьёзным, так как истребитель предполагалось использовать для перехвата бомбардировщиков вероятного противника. В различных вариантах вооружение состояло из трёх 37-мм пушек Н-37 (боекомплект 3х30 снарядов) или двух 57-мм Н-57 (2х35 снарядов), или двух 57-мм 113П (2х35 снарядов).

И-215Д

Третий прототип и21 получил обозначение И-215Д (Дублёр) отличался использованием велосипедного шасси, значительно облегчавшего наземное маневрирование при рулёжке. Задняя стойка была сделана «приседающей» — это увеличило угол атаки крыла при разбеге. Этот прототип использовали для проведения испытаний шасси по проекту «Бомбардировщика 150» (Проект разрабатывался в ОКБ-1 доктором Брунольфом Бааде. Позже, на базе этого проекта в ГДР был создан пассажирский самолёт Baade 152). Эксперимент с такой схемой шасси был признан удачным и позже схема была использована на других самолётах.

Несмотря на то, что истребитель, за исключением нескольких недостатков удовлетворял заданию, а пилоты положительно отзывались нём, к середине 1948 года И-215 уже отставал от возросших требований ВВС СССР.

После закрытия ОКБ-21 в 1948 году, все работы по дальнейшему развитию истребителя были свёрнуты.

И-212

Ещё одним вариантом развития истребителя И-211 стал И-212. Он был той же схемы, но двухместный, многоцелевой с двумя двигателями Нене I. За кабиной летчика располагалась кабина стрелка-радиста, управляющего стрельбой из двух спаренных пушек Б-20 с боезапасом по 150 снарядов на ствол, подвижных в вертикальной плоскости, в крайней задней точке фюзеляжа, посредством дистанционного управления. Экипаж располагался спиной к спине. Остальное вооружение состояло из одной пушки Н-37 (75 снарядов) и двух НС-23 (по 100 снарядов), установленных неподвижно в носу фюзеляжа. Кроме того, на подкрыльевых держателях могли подвешиваться топливные баки или две 500 килограммовые бомбы.

И-212 был достроен 1948 году, но его испытания ограничились наземными рулежками. Как и в случае с И-215, после закрытия ОКБ-21 работы по И-212 были свёрнуты.

Конструкция

И-21 представлял из себя двухмоторный, цельнометаллический, одноместный реактивный истребитель с прямым крылом. Двигатели были смонтированы спереди крыльев на расстоянии одной трети длины крыла от фюзеляжа. Хвостовое оперение крестообразное. Корпус самолёты был выполнен из алюминиевого сплава Б-95. Для сильно нагруженный деталей применялась высокопрочная сталь. Также в конструкции использовался магниевый сплав. Истребитель имел трёхопорное шасси со спаренными колесами, которое, при помощи гидропривода, убиралось в фюзеляж. По бокам сзади фюзеляжа были установлены аэродинамические тормоза которые также имели гидравлический привод.

Тактико-технические характеристики

Приведены данные заводский испытаний.

Источник данных: Gordon, 2002; Шавров, 1985.

Технические характеристики


Лётные характеристики

  • Максимальная скорость:  
    • у земли: 970 км/ч
    • на высоте 4000 м: 947 км/ч
  • Практическая дальность: 2300 км
  • Практический потолок: 14 000 м
  • Время набора высоты: 5000 м за 2,96 мин
  • Нагрузка на крыло: 280 кг/м²
  • Тяговооружённость: 0,45
  • Длина разбега: 900 м
  • Длина пробега: 920 м

Вооружение

  • Стрелково-пушечное: 3 × 37 мм пушки Н-37 с 30 снарядами на ствол или 2 × 57 мм пушки Н-57 с 35 снарядами
</ul>

Напишите отзыв о статье "И-215"

Литература

  • Валерий Багратинов. Крылья России. — М.: "Эксмо", 2005. — С. 669-680. — ISBN 5-699-13732-7.
  • Шавров, В. Б. История конструкций самолётов в СССР 1938—1950 гг. — М.: Машиностроение, 1988. — 568 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-217-00477-0.
  • Gordon, Yefim. Early Soviet Jet Fighters. The 1940s and Early 1950s. — Hinckley, England: Midland Publishing, 2002. — P. 121-133. — 143 p. — (Red Star. Vol. 4). — ISBN 1-85780-139-3.

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/fighter/i212.html Алексеев И-212 на сайте «Уголок неба».]
  • [www.airwar.ru/enc/fighter/i215.html Алексеев И-215 на сайте «Уголок неба».]

Отрывок, характеризующий И-215

– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.