Айвазовский, Иван Константинович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «И. Айвазовский»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Айвазовский

Автопортрет И. Айвазовского (1874), Уффици
Имя при рождении:


Ованнес Айвазян

Дата рождения:


29.7.1817 (17)

Место рождения:


Феодосия (Крым)

Дата смерти:


2.5.1900 (19.4)

Место смерти:


Феодосия (Крым)

Жанр:

Художник-маринист, баталист

Учёба:

Императорская Академия художеств, Максим Воробьёв

Стиль:

романтизм

Влияние на:


Архип Куинджи, Юлия Бразоль

Награды:
Запрос «Айвазовский» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Ива́н Константи́нович Айвазо́вский (арм. Հովհաննես Այվազյան, Ованнес Айвазян; 17 [29] июля 1817 год, Феодосия — 19 апреля [2 мая] 1900 год, там же) — всемирно известный русский[1][2][3][4] художник-маринист, баталист, коллекционер, меценат. Живописец Главного Морского штаба, академик и почётный член Императорской Академии художеств, почётный член Академий художеств в Амстердаме, Риме, Париже, Флоренции и Штутгарте.

Наиболее выдающийся художник армянского происхождения XIX века[5]. Брат армянского историка и архиепископа Армянской Апостольской Церкви Габриэла Айвазовского.






Происхождение рода

Ованнес (Иван) Константинович Айвазовский родился в семье купца Константина (Геворка) и Рипсиме Айвазовских. 17 (29) июля 1817 года священник армянской церкви города Феодосии сделал запись о том, что у Константина (Геворка) Айвазовского и его жены Рипсиме родился «Ованнес, сын Геворка Айвазяна»[6]. Предки Айвазовского были из армян, переселившихся в Галицию из Западной Армении[7][8] в XVIII веке[9]. Известно, что его родственники владели крупной земельной собственностью в районе Львова, однако никаких документов, более точно описывающих происхождение Айвазовского, не сохранилось. Его отец Константин (Геворк) и после переселения в Феодосию писал фамилию на польский манер: «Гайвазовский» (фамилия — полонизированная форма армянской фамилии Айвазян)[7][8][10][11][12][13]. Сам Айвазовский в своей автобиографии говорит об отце, что тот ввиду ссоры со своими братьями в юности переселился из Галиции в Дунайские княжества (Молдавию, Валахию), где занялся торговлей, а оттуда в Феодосию; в совершенстве владел 6-ю языками[14].

Биография

Детство и учёба

Отец художника — Константин Григорьевич Айвазовский (1771—1841) после переселения в Феодосию женился на местной армянке Рипсиме (1784—1860), и от этого брака родились три дочери и два сына — Ованнес (Иван) и Саргис (впоследствии в монашестве — Габриэл). Первоначально торговые дела Айвазовского шли успешно, но во время эпидемии чумы 1812 года он разорился.

Иван Айвазовский с детства обнаружил в себе художественные и музыкальные способности; в частности, он самостоятельно научился играть на скрипке. Феодосийский архитектор Яков Христианович Кох, первым обративший внимание на художественные способности мальчика, дал ему и первые уроки мастерства. Яков Христианович также всячески помогал юному Айвазовскому, периодически даря ему карандаши, бумагу, краски. Он также рекомендовал обратить внимание на юное дарование феодосийскому градоначальнику Александру Ивановичу Казначееву. После окончания феодосийского уездного училища Айвазовский был зачислен в симферопольскую гимназию при помощи Казначеева, который в то время уже был поклонником таланта будущего художника. Затем Айвазовский был принят за казённый счёт в Императорскую Академию художеств Санкт-Петербурга.

Известно также, что первым учителем рисования у юного Ивана Айвазовского был немецкий колонист, художник Иоганн Людвиг Гросс, с чьей лёгкой руки молодой Иван Константинович получил рекомендации в Академию художеств. Айвазовский приехал в Петербург 28 августа 1833 года. В 1835 году за пейзажи «Вид на взморье в окрестностях Петербурга» и «Этюд воздуха над морем» получил серебряную медаль и был определён помощником к модному французскому пейзажисту Филиппу Таннеру. Учась у Таннера, Айвазовский, несмотря на запрет последнего работать самостоятельно, продолжал писать пейзажи и представил пять картин на осенней выставке Академии художеств 1836 года. Работы Айвазовского получили благожелательные отзывы критики. Таннер пожаловался на Айвазовского Николаю I, и по распоряжению царя все картины Айвазовского были сняты с выставки. Художник был прощён лишь через полгода и определён в класс батальной живописи к профессору Александру Ивановичу Зауервейду для занятий морской военной живописью. Проучившись в классе Зауервейда всего несколько месяцев, в сентябре 1837 года Айвазовский получил Большую золотую медаль за картину «Штиль». Ввиду особых успехов Айвазовского в учении, было принято необычное для академии решение — выпустить Айвазовского из академии на два года раньше положенного срока и послать его на эти два года в Крым для самостоятельных работ, а после этого — в командировку за границу на шесть лет[15].

Крым и Европа (1838—1844)

Весной 1838 года художник отправился в Крым, где провёл два лета. Он не только писал морские пейзажи, но и занимался батальной живописью, участвовал в военных действиях на побережье Черкессии, где, наблюдая с берега за высадкой десанта в долине реки Шахе, сделал наброски для картины «Десант отряда в долине Субаши», написанной позже по приглашению начальника кавказской прибрежной линии генерала Раевского. Картину приобрёл Николай I. В конце лета 1839 года вернулся в Петербург, где 23 сентября получил аттестат об окончании Академии, свой первый чин и личное дворянство. В это же время сблизился с кругом Карла Брюллова и Михаила Глинки.

23 сентября 1839 г.

Санкт-Петербургская императорская Академия художеств в силу своего устава, властью, от монарха ей данною, воспитанника своего Ивана Гайвазовского, обучавшегося в оной с 1833 года в живописании морских видов, окончившего курс своего учения, за его хорошие успехи и особливо признанное в нём добронравие, честное и похвальное поведение, возводя в звание художника, уравняемого по всемилостивейшее данной Академии привилегии с 14-м классом и наградя его шпагою, удостаивает с потомками его в вечные роды пользоваться правами и преимуществами, той высочайшею привилегией таковым присвоенными. Дан сей аттестат в Санкт-Петербурге за подписанием Президента Академии и с приложением большой её печати.

В июле 1840 года Айвазовский и его товарищ по пейзажному классу Академии Василий Штернберг отправились в Рим. По дороге они останавливались в Венеции и Флоренции. В Венеции Иван Константинович познакомился с Гоголем, а также побывал на Острове св. Лазаря, где после многих лет разлуки повстречался со своим братом Габриэлом, который жил в монастыре на острове. Айвазовский оставил в подарок монахам одну из своих работ на библейскую тему — картину «Хаос. Сотворение мира». Художник долгое время работал в Южной Италии, в частности, в Сорренто, и выработал манеру работы, которая заключалась в том, что он работал на открытом воздухе лишь короткие промежутки времени, а в мастерской восстанавливал пейзаж, оставляя широкий простор для импровизации. Ещё одна картина на тему сотворения мира под названием «Хаос» была куплена папой Григорием XVI, который также наградил Айвазовского золотой медалью[16].

В целом, творчеству Айвазовского в Италии сопутствовал успех, как критики (в частности, о его работах высоко отозвался Уильям Тёрнер), так и коммерческий. За свои картины он получил золотую медаль Парижской академии художеств. В начале 1842 года Айвазовский через Швейцарию и долину Рейна отправился в Голландию, оттуда отплыл в Англию, а позже посетил Париж, Португалию и Испанию. В Бискайском заливе корабль, на котором плыл художник, попал в бурю и едва не затонул, так что в парижских газетах появились сообщения о его гибели[16]. Осенью 1844 год, в возрасте 27 лет, художник вернулся в Россию.

Дальнейшая карьера

В 1844 году Айвазовский становится живописцем Главного морского штаба России, а с 1847 — профессором Петербургской Академии художеств; состоял также в европейских академиях: Рима, Парижа, Флоренции, Амстердама и Штутгарта.

Иван Константинович знаменит в основном своими морскими пейзажами и сражениями, но этим его творчество не ограничивалось. Художник создал серию портретов крымских прибрежных городов, изображал степи Украины, которые наблюдал во время многочисленных поездок из Феодосии в Петербург. Писал картины на библейские и исторические темы. Писал Айвазовский и портреты, но, не считая себя отличным портретистом, художник брался писать лишь близких ему людей. Так были написаны портреты бабушки, родителей, жены и брата Габриэла, градоначальника Феодосии Казначеева, генерала Лорис-Меликова и флотоводца Лазарева.

Айвазовский на протяжение всей жизни много путешествовал. Художник побывал во многих странах Европы, неоднократно ездил в Константинополь, посещал Соединенные Штаты Америки, бывал и на Кавказе. Из каждой из своих поездок художник привозил темы для новых картин; так, например, после посещения Египта, куда Айвазовский ездил на открытие Суэцкого канала, была написала, картина с довольно неожиданным для творчества художника сюжетом — «Великая пирамида в Гизе». После американской поездки художник написал Ниагарский водопад.

12 апреля 1895 года И. К. Айвазовский, возвращаясь из Нахичевани-на-Дону, где он встречался с Мкртичем Хримяном (1820—1907), верховным патриархом и католикосом всех армян, заехал к своему старому знакомому Я. М. Серебрякову в Таганрог. Таганрогскому паломническому приюту с часовней Императорского православного палестинского общества, местным представителем которого был Ипполит Ильич Чайковский (брат композитора), Айвазовский подарил свою картину «Хождение по водам», которая была размещена в часовне.

Карьера Айвазовского была очень успешной. Художник был награждён многими орденами и получил чин действительного тайного советника (II класс табели о рангах), что соответствовало званию адмирала.

В Феодосии

После завершения осенью 1845 года плаванья с адмиралом Литке, Айвазовский обратился в Главный морской штаб и Академию художеств с просьбой продлить пребывание в Крыму для окончания начатых работ; и получил разрешение остаться до следующего мая. Но в том же году Айвазовский начинает строительство своего дома на городской набережной и обосновывается в Феодосии. Айвазовский много путешествовал, часто, иногда по нескольку раз в год, уезжал в Петербург, но домом своим считал Феодосию. «Мой адрес — всегда в Феодосии», сообщал он в письме Павлу Михайловичу Третьякову[17].

Айвазовский активно занимался делами Феодосии, её благоустройством, способствовал процветанию города. Его влияние на феодосийскую жизнь было огромно. Айвазовский открыл в Феодосии школу искусств и картинную галерею, превратив Феодосию в один из центров живописной культуры на юге России и подготовив формирование своеобразной школы живописцев крымской природы (Киммерийская школа живописи)[18].

Интересовался археологией, занимался вопросами охраны памятников Крыма, руководил раскопками более 90 курганов (часть найденных в них предметов хранится в Эрмитаже). На свои средства и по собственному проекту построил на горе Митридат новое здание для Феодосийского музея древностей с мемориалом П. С. Котляревского (здание музея взорвали отступающие из Крыма советские войска в 1941 году; мемориал также был утрачен). За заслуги перед археологией Иван Константинович был избран действительным членом Одесского общества истории и древностей.

Айвазовский был инициатором строительства железной дороги «Феодосия — Джанкой», построенной в 1892 году. Выступал за расширение Феодосийского порта, публиковал открытые письма, где обосновывал преимущества строительства порта в Феодосии. В итоге в 1892—1894 годах в Феодосии был построен самый большой в Крыму торговый порт.

Айвазовский среди прочего инициировал постройку городского концертного зала, заботился об устройстве в Феодосии библиотеки[18].

В 1886 году Феодосия испытывала сильную нехватку воды. «Не будучи в силах далее оставаться свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья население родного города, я дарю ему в вечную собственность 50 тыс. ведер в сутки чистой воды из принадлежащего мне Субашского источника», — так писал в своем обращении к городской думе Иван Айвазовский в 1887 году. Субашский источник находился в имении Шах-Мамай, неподалеку от Старого Крыма, в 25 верстах от Феодосии. В 1887 году были начаты работы по прокладке водопровода, благодаря которому вода пришла в город. В парке у набережной по проекту художника построили фонтан, воду из которого местные жители получали бесплатно. В одном из писем Айвазовский сообщал: «Фонтан в восточном стиле так хорош, что ни в Константинополе, ни где-либо я не знаю такого удачного, в особенности, в пропорциях». Фонтан явился точной копией фонтана в Константинополе. Сейчас фонтан носит имя Айвазовского.

В 1880 году художник открывает в своем доме выставочный зал. Иван Константинович выставлял в нём свои картины, которые не должны были покинуть Феодосию, а также недавно завершённые работы. Этот год официально считается годом создания Феодосийской картинной галереи, которую художник завещал родному городу.

Текст завещания Айвазовского гласил:

Мое искреннее желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную собственность города Феодосии, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю галерею городу Феодосии, моему родному городу.

И. К. Айвазовский стал первым, кому было присвоено звание почётного гражданина города Феодосии.

Последние дни жизни

Могила И. К. Айвазовского во дворе армянской церкви Сурб-Саркис в Феодосии.
Описание внешности художника в последние годы его жизни оставил преподаватель Феодосийской мужской гимназии Ю. А. Галабутский, близко наблюдавший Ивана Константиновича
Его фигура очень внушительно выделялась из среды присутствовавших. Он был невысокого роста, но очень крепкого телосложения; его лицо бюрократического склада, с пробритым подбородком и седыми баками, оживлялось небольшими карими, живыми и проницательными глазами, бросался в глаза большой выпуклый лоб, прорезанный морщинами и значительно уже облысевший.
Айвазовский был вообще не мастер говорить. В его речи заметен был нерусский акцент, говорил он несколько затруднённо и не плавно, растягивая слова и делая довольно продолжительные паузы; но он говорил с спокойною важностью человека, который заботится не о том, как сказать, а лишь о том, что сказать.

— Юрий Галабутский. Айвазовский. По личным воспоминаниям. К 100-летию со дня смерти художника

И. К. Айвазовский умер 2 мая 1900 года в Феодосии, в возрасте 82-х лет.

Перед самой смертью он написал картину «Морской залив»; а в последний день жизни начал писать картину «Взрыв турецкого корабля», которая осталась незаконченной[19]. В общей сложности за свою жизнь Айвазовский написал больше 6000 картин и устроил порядка 125 персональных выставок в России и за рубежом[15].

Иван Айвазовский был похоронен в Феодосии, во дворе средневековой армянской церкви Сурб Саркис (Святого Саркиса). В 1903 году вдова художника установила на могиле мраморное надгробие в форме саркофага из цельного блока белого мрамора, автором которого является итальянский скульптор Л. Биоджоли. На одной из сторон саркофага на древнеармянском языке написаны слова армянского историка Мовсеса Хоренаци: «Рождённый смертным, оставил по себе бессмертную память»[20]; и дальше на русском — «Профессоръ Иванъ Константиновичъ АЙВАЗОВСКIЙ 1817—1900».

Семья

В 1848 году Иван Константинович женился. Его первой женой стала Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь штабс-доктора, находившегося на русской службе. У них было четыре дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна. Из-за нежелания Айвазовского жить в столице Юлия Яковлевна ушла от мужа спустя 12 лет. Однако брак был расторгнут лишь в 1877 году. Примечательно, что несколько внуков Айвазовского также стали известными художниками.

Дети
  • Елена + Пелопид Латри
    • Латри, Михаил Пелопидович, художник
    • Александр Латри (с благословения Николая II единственный из внуков получил разрешение носить фамилию живописца).
    • София Латри + (1) Новосельский + (2) князь Иверико Микеладзе
      • Ольга Новосельская + Стефан Асфорд Сенфорд. Сын: Генри Сенфорд
      • Гаяне Микеладзе
  • Мария (Мариам) + Вильгельм Львович Ганзен
  • Александра + Михаил Лампси. Семья жила в Феодосии и занимала правую часть дома Айвазовского.
  • Николай Лампси + Лидия Соломс. С 1907 по 1909 годы — директор Картинной галереи в Феодосии. Дети: Михаил, Ирина, Татьяна
    • Иван Лампси
  • Жанна + К. Н. Арцеулов

Вторая жена — Анна Никитична (Мкртичевна) Саркисова-Бурназян (1856—1944), армянка[21]. Айвазовский увидел Анну Никитичну на похоронах её мужа, известного феодосийского купца, в 1882 году. Красота молодой вдовы поразила Ивана Константиновича. Спустя год они поженились. В галерее хранится портрет Анны Никитичны, написанный Айвазовским. Анна Никитична пережила своего мужа на 44 года и умерла в Симферополе во время немецкой оккупации Крыма.

Легенды о происхождении

Большинство источников приписывают Айвазовскому только армянское происхождение[22][23][24]. Некоторые прижизненные публикации, посвященные Айвазовскому, передают с его слов семейное предание о том, что среди его предков были турки [25][26]. Согласно этим публикациям, покойный отец художника рассказывал ему, что прадед художника (согласно Блудовой — по женской линии[27]) был сыном турецкого военачальника и будучи ребёнком, при взятии Азова русскими войсками (1696 г.), был спасён от гибели неким армянином, который его крестил и усыновил (вариант — солдатом). После смерти художника (в 1901 году) его биограф Н. Н. Кузьмин в своей книге рассказал эту же историю, однако уже про отца художника, сославшись на неназванный документ в архиве Айвазовского[28]; однако никаких доказательств правдивости этой легенды не существует.

Творчество

Айвазовский был в первую очередь маринист. Зачастую сюжет картины является лишь предлогом для написания морских волн, как, например, на картине «Наполеон на острове Святой Елены», где фигура Наполеона занимает ничтожно малое пространство на холсте. Метод работы художника заключался в том, что он не писал своих картин с натуры, а восстанавливал их по памяти, с помощью схематичных рисунков.

В 1845 году средиземноморская географическая экспедиция под руководством Ф. П. Литке, в составе которой был Иван Константинович, отправилась к берегам Малой Азии. Тогда Константинополь покорил художника. После окончания экспедиции он написал большое количество работ, в том числе и с видами Константинополя.

Конец сороковых и первая половина пятидесятых годов XIX века ознаменовались рядом крупных для художника событий, оказавших решающее влияние на дальнейшее развитие его творчества и на судьбу самой Феодосии: женитьба в 1848 году, постройка в Феодосии художественной мастерской (школы живописи в Крыму), первые археологические раскопки в Феодосии в 1853 году[18]. В 1850 году он пишет знаменитую картину «Девятый вал», находящуюся сейчас в Государственном Русском музее. Она явилась не только синтезом его творчества за предшествующее десятилетие, но и самым ярким произведением романтического направления в русской живописи[18].

Свою третью поездку в Константинополь И. К. Айвазовский совершает в 1874 году. На многих художников Константинополя в то время оказало влияние творчество Ивана Константиновича. Особенно это видно в маринистике М. Дживаняна. Братья Геворк и Ваген Абдуллахи, Мелькоп Телемакю, Ховсеп Саманджиян, Мкртыч Мелькисетикян позже вспоминали, что Айвазовский также оказал значительное влияние на их творчество. Одна из картин Айвазовского была подарена Саркис-беем (Саркисом Баляном) султану Абдул-Азизу. Картина настолько понравилась султану, что он сразу заказал художнику 10 полотен с видами Константинополя и Босфора. Во время работы над этим заказом Айвазовский постоянно бывал во дворце султана, подружился с ним, в результате он написал не 10, а около 30 различных полотен.

Айвазовский первый среди русских художников (задолго до организации «Товарищества передвижных выставок») стал устраивать выставки картин не только в Петербурге, Москве или столицах европейских государств, но и во многих провинциальных городах России: в Симферополе, Одессе, Николаеве, Риге, Киеве, Варшаве, Харькове, Херсоне, Тифлисе и других.

Высокую оценку творчеству художника давали многие его современники, а художник И. Н. Крамской писал: «…Айвазовский, кто бы и что ни говорил, есть звезда первой величины, во всяком случае; и не только у нас, а в истории искусства вообще…».

  • Морские пейзажи
  • Иван Константинович Айвазовский - Ночь в Гурзуфе.jpg

    Ночь в Гурзуфе. 1891

  • Ivan Aivazovsky Bucht von Neapel 1842.jpg

    Неаполитанский залив. 1842

  • Stormy sea at night.jpg

    Буря на море ночью. 1849

  • Айвазовский (Гайвазовский) Иван (Оганес) Константинович Черное море (На Черном море начинает разыгрываться буря).jpg

    Чёрное море

  • Aivazovsky Passage of the Jews through the Red Sea.jpg

    Переход евреев через Красное море

  • Айвазовский (Гайвазовский) Иван (Оганес) Константинович Радуга.jpg

    Радуга

  • Пушкин на берегу моря.jpg

    Пушкин на берегу Чёрного моря

Известного английского мариниста У. Тёрнера, побывавшего в Риме в 1842 году, настолько потрясли картины И. Айвазовского («Штиль на море» и «Буря»), что он посвятил ему стихотворение:

Великий художник! Прости меня за ошибку мою,
когда я принял за действительность картину твою,
но настолько очаровательна работа твоя,
что восторг овладел мною и до сих пор не покидает меня.
Искусство твоё высоко и монументально и не оставляет никаких сомнений,
 что тебя вдохновляет гений.
(Стихотворная обработка дословного перевода с английского: Иосэф Меерович, Израиль, ноябрь 2013)

Картины морских сражений Айвазовского стали летописью подвигов русского военно-морского флота — Наваринский бой, Чесменский бой, Синопский бой. Две картины Айвазовский посвятил подвигу брига Меркурий, много интересных картин посвящено обороне Севастополя. Среди них такие как «Осада Севастополя», «Переход русских войск на Северную сторону», «Взятие Севастополя». С началом Крымской войны художник организовал в Севастополе выставку своих батальных картин. Впоследствии долгое время он отказывался покинуть осаждённый Севастополь и только после официального приказа Корнилова и долгих уговоров Айвазовский уезжает в Харьков, где находилась в тот момент его жена с дочерьми. В 1854 году художник пишет огромную картину «Осада (бомбардирование) Севастополя» и дарит её севастопольскому музею. Картина была написана под непосредственным впечатлением от посещения художником осаждённого города[15]. В 1893 году, спустя почти 40 лет после окончания Крымской войны, Айвазовский пишет картину «Малахов курган» — дань памяти героям обороны Севастополя. Картина изображает двух уже немолодых участников той войны, склонившихся у мемориального креста на месте гибели вице-адмирала Корнилова.

  • Восточные сюжеты
  • View of constantinople by evening light.jpg

    Вид Константинополя при вечернем освещении

  • Aivazovsky - Scenes from Cairo's life.jpg

    Сцены из каирской жизни

  • Ivan Constantinovich Aivazovsky - Boat Ride by Kumkapi in Constantinople.JPG

    На лодке по Кумкапы в Константинополе

  • Ivan Constantinovich Aivazovsky - Sunset over the Golden Horn.JPG

    Закат солнца в бухте Золотой Рог

  • Ivan Constantinovich Aivazovsky - Dusk on the Golden Horn.JPG

    Сумерки в бухте Золотой Рог

  • Иван К. Айвазовский - Великая Пирамида в Гизе (1871).jpg

    Великая Пирамида в Гизе

  • Башни на скале у Босфора Айвазовского.jpg

    Башни на скале у Босфора

  • Пейзажи
  • Ivan Constantinovich Aivazovsky - Winter Scene in Little Russia.JPG

    Зимняя сцена в Малороссии

  • Aivazovsky. Winter landscape.jpg

    Зимний пейзаж

  • Вид из Ливадии Айвазовский.jpg

    Вид из Ливадии

  • Aivasovsky Ivan Constantinovich - Chumaks leisure.jpg

    Чумаки на отдыхе

  • Aivasovsky Ivan Constantinovich - Chumaks in Little Russia.jpg

    Чумаки в Малороссии

  • Tiflis by aivazovsky.jpg

    Тифлис

  • Армянские сюжеты
  • Aivazovsky - Descent of Noah from Ararat.jpg

    Сошествие Ноя с горы Арарат

  • Gregory the Illuminator.jpg

    Крещение армянского народа

  • Bayron's visit to San Lazzaro by Aivazovsky (1899).jpg

    Посещение Байроном мхитаристов на острове Св. Лазаря в Венеции

  • Aivazovsky - Oath befory Battle of Avarayr.jpg

    Клятва перед Аварайрской битвой

  • Aivazovsky - Catholicos Khrimyan Airik near Echmiadzin.jpg

    Католикос Хримян Айрик в окрестностях Эчмиадзина

  • Valley of Mount Ararat by Ivan Aivazovsky (1882).jpg

    Араратская долина

Айвазовский писал картины на темы из армянской истории, а также на библейские темы. Эти картины он дарил армянским церквям Феодосии. Не менее 10 раз изображал на своих картинах гору Арарат. Интересно, что на картине «Араратская долина», как и на некоторых других работах, художник расписался на армянском языке. Бывая в монастыре на острове Святого Лазаря в Венеции, Айвазовский останавливался в комнате поэта Джорджа Байрона, который приезжал туда для изучения армянского языка. Впоследствии была написан картина «Посещение Байроном мхитаристов». Художник расписал фресками феодосийскую церковь Сурб-Саркис (св. Саркиса), где он был когда-то крещён и впоследствии похоронен.

Работы в современном мире

В наше время не утихает интерес к работам художника. Они постоянно продаются на различных аукционах. Например, в 2008 на аукционе «Сотбис» два полотна Айвазовского, «Раздача продовольствия» и «Корабль помощи», были проданы за $2,4 млн.[29] Полотна посвящены помощи США России в 90-х годах XIX века и подарены автором музею Corcoran Gallery в Вашингтоне.

Аукцион Christie’s в 2004 году продал «Исаакиевский собор в морозный день» за 1,125 млн фунтов стерлингов[30]. На этом же аукционе в июне 2009 года продано две небольшие марины (за £32 тыс. и £49 тыс.) и два больших полотна (за £421 тыс. и £337 тыс.)[31].

В 2007 году на аукционе «Кристис» картина «Корабль у скал Гибралтара» была продана за 2,708 миллиона фунтов стерлингов, что являлось рекордом для картин Айвазовского на тот момент[32]. 24 апреля 2012 года на аукционе Sotheby’s картина Айвазовского 1856 года «Вид Константинополя и Босфора» была продана за 3,2 млн фунтов стерлингов[33].

Крупнейшие собрания работ

Картины Айвазовского находятся в лучших музеях мира. В то же время многие провинциальные музеи России также обладают картинами художника, но, как правило, менее выдающимися. Часть картин находится в частных собраниях. Крупнейшие коллекции работ художника находятся в следующих картинных галереях:

Автопортрет художника хранится в галерее Уффици.

Хищения картин

Картины Айвазовского часто становятся предметами хищения. Ниже приведён далеко не полный список краж картин художника:

  • В 1992 году из Сочинского художественного музея украдены 14 картин различных художников. Среди украденных две работы Айвазовского: «Вид Константинополя» и «Встреча солнца. Море». В 1996 году эти картины были сняты сотрудниками английской полиции с торгов аукционов Кристи и Сотбис. По результатам следственных действий и оперативных мероприятий 13 из 14 похищенных картин были возвращены сочинскому музею (не найдена картина Кустодиева «Крыши»).
  • В 1997 году из частной коллекции в Москве похищена картина Айвазовского «Вечер в Каире» (1871). В мае 2015 года картина «всплыла» на лондонском аукционе Сотбис.
  • В 2001 году из Ташкентского музея искусств, вместе с рядом картин других авторов, была похищена картина Айвазовского «Закат в степи» (1888). Преступник задержан спустя 3 месяца, похищенные картины после двухлетней реставрации возвращены в музей.
  • В 2002 году, из Новосибирской картинной галереи была украдена картина Айвазовского «Корабль на мели» (1872). Картина не найдена.
  • В 2003 году из Астраханской картинной галереи имени Бориса Кустодиева похищена картина «Восход» (1856) (в 1999 году картину забрали из музея под видом реставрации, а в 2003 году с «реставрации» вернулась подделка). Подлинник картины не найден. Подделка по решению суда уничтожена.
  • В начале 2014 года из Киргизского национального музея изобразительного искусства украдена картина Айвазовского «Морской пейзаж в Крыму» (1866).
  • 9 июля 2015 года из Тарусской картинной галереи похищены 3 картины, среди которых работа Айвазовского «Море у острова Капри». В августе преступники задержаны, похищенные картины изъяты.

Награды и регалии

После событий 1894—1896 годов Айвазовский выбросил в море все турецкие награды, отослав ленты от них турецкому султану[36].

Интересные факты

22 июля, Феодосия. Вчера я ездил в Шах-Мамай, именье Айвазовского, за 25 верст от Феодосии. Именье роскошное, несколько сказочное; такие имения, вероятно, можно видеть в Персии. Сам Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет из себя помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подает их по-генеральски. Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой «Руслана и Людмилу»[37]. Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: «Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?» Я у него пробыл целый день и обедал[38].

  • Тому же Чехову принадлежит ставшая крылатой фраза, которую произносит Телегин из «Дяди Вани»: «Да, сюжет, достойный кисти Айвазовского».
  • В начале 1890-х годов Айвазовский по своему проекту и на личные средства возвёл фонтан памяти градоначальника Феодосии А. И. Казначеева, который поддерживал художника в юности. В 1940-е годы фонтан был утрачен.
  • 6 военных кораблей во главе с флагманом черноморского флота «Двенадцать апостолов» под командованием впоследствии прославленного флотоводцаВ. А. Корнилова (на тот момент капитана 1-ранга) прибыли в Феодосию весной 1846 года, чтобы поздравить Айвазовского, когда тот отмечал своё возвращение в родной город и первое десятилетие своего творчества[15]. На празднике также присутствовали адмирал М. П. Лазарев и Казначеев.
  • Позже, после возвращения в Крым, Айвазовский иногда играл на скрипке под аккомпанемент на рояле композитора А. А. Спендиарова, который имел дачу в Судаке, где у Айвазовского был небольшой дом[15].

Память

Памятники

в Феодосии

  • В 1930 г. у дома художника был установлен памятник работы скульптора И. Я. Гинцбурга, каменный постамент исполнил известный феодосийский мастер Яни Фока. На пьедестале лаконичная надпись: «Феодосия — Айвазовскому». Первоначально открытие памятника предполагалось приурочить к 1917 году — столетию со дня рождения Айвазовского, но революционные события отодвинули этот срок.
  • Фонтан Айвазовского, выполненный по проекту и на средства самого художника, был конечной точкой водопровода, который предназначался для раздачи воды, поступавшей в город из источников, принадлежавших художнику. Изначально фонтан думали назвать именем Александра III и даже была приготовлена плита с именем государя, но затем, Высочайшим Указом было велено дать фонтану имя Айвазовского. Место, где имя императора заменили на Айвазовского, до сих пор отчетливо видно. В дореволюционное время у фонтана была серебряная кружка с надписью «За здоровье Айвазовского и его семьи».
  • В 1890 году на улице Итальянской (в настоящее время ул. Горького), в благодарность семье Айвазовского за подаренную горожанам воду из Субашских источников, был построен фонтан-памятник. Решение фонтана было оригинально. На постаменте была установлена бронзовая женская фигура, державшая в руках раковину, из которой стекала вода в каменную чашу и, переполняя её через края, спадала в бассейн, возвышающийся над землей. Со стороны фигуры находилась увенчанная лаврами палитра с надписью «Доброму гению». По рассказам старожилов, в бронзовой фигуре узнавалась Анна Никитична, жена художника. В период Великой Отечественной войны памятник был утрачен. В 2004 году фонтан был воссоздан (скульптор Валерий Замеховский) с новой надписью «Великому Айвазовскому и ученикам его благодарная Феодосия» и фамилиями по сторонам: Фесслер, Латри, Ганзен, Лагорио.
в Кронштадте

15 сентября 2007 года в Кронштадте был открыт первый в постсоветской России памятник Айвазовскому. Бюст художника находится на Макаровской набережной у морской крепости, прикрывающей морские подходы к Санкт-Петербургу. Скульптор — Владимир Горевой. В церемонии открытия памятника среди прочих приняли участие представители Ленинградской военно-морской базы и праправнучка художника Ирина Касацкая[39].

в Ереване
  • В 1983 г. скульптор Хачар (Рафик Гарегинович Хачатрян) создал медный скульптурный портрет «Иван (Ованнес) Айвазовский, великий маринист».
  • 1 мая 2003 года в центре Еревана в одном из скверов возле Дома камерной музыки был установлен памятник работы Огана Петросяна.[40]
в Симферополе

Памятник братьям Айвазян (собственно Ивану и Габриэлу) установлен по инициативе и на средства армянского национального общества Крыма «Луис». Скульпторы — Л. Токмаджян с сыновьями, архитектор — В. Кравченко. Сквер имени П. Е. Дыбенко, площадь Советская.[41]

  • Фонтан Айвазовського.jpg

    Фонтан Айвазовского. Феодосия

  • Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

    Фонтан «Доброму гению». Феодосия

  • Памятник братьям Айвазян.jpg

    Памятник братьям Айвазян. Симферополь

  • Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

    Памятник в Кронштадте

  • Հովհաննես Այվազովսկի 1.jpg

    Памятник в Ереване

Топонимика

  • Именем Ивана Айвазовского названа одна из центральных улиц Феодосии, где художник построил свой дом-галерею.
  • Ж/д станция Феодосии также названа в честь художника, который активно выступал за строительство железной дороги.
  • Селение Шейх-Мамай, где Айвазовский владел имением, было впоследствии переименовано в Айвазовское.
  • Во многих городах России и стран ближнего зарубежья имеются улицы Айвазовского (например, в Москве, Севастополе, Харькове и Ереване).

В филателии

Фильмография

  • «Айвазовский и Армения». Арменфильм, 1983 год.
  • «Айвазовский. Гражданин Феодосии» (фильм 1) и «Айвазовский. Дар судьбы» (фильм 2). Лентелефильм, 1994 год.
  • «Иван Айвазовский». Русский музей и студия «Квадрат фильм», 2000 год.
  • Сюжет о художнике в проекте «Российская Империя» (10 серия, часть 2. Николай II), 2001 год.
  • Всемирный потоп (Серия из программы «Библейский сюжет», посвященная Айвазовскому).
  • «Эффект Айвазовского». Фильм телеканала «Россия-Культура», 2016 год.

Архивы

  1. REDIRECT Ш:Заготовка раздела

Архив документов Айвазовского хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства, Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Санкт-Петербург), Государственной Третьяковской галерее, Театральном музее им. А. А. Бахрушина.

См. также

Напишите отзыв о статье "Айвазовский, Иван Константинович"

Примечания

  1. ↑ [www.encyclopedia.com/doc/1O2-AivazovskyIvan.html Aivazovsky, Ivan] — The Oxford Dictionary of Art, 2004.
  2. ↑ [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/izobrazitelnoe_iskusstvo/AVAZOVSKI_IVAN_KONSTANTINOVICH.html Айвазовский, Иван Константинович] // Энциклопедия «Кругосвет».
  3. ↑ Айвазовский, Иван Константинович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  4. ↑ [books.google.lv/books?id=vtbGPipW6i4C&lpg=PA2&ots=WmSZgNabLD&dq=%D0%AD%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F%20%D0%BF%D0%B5%D0%B9%D0%B7%D0%B0%D0%B6%D0%B0&pg=PA9#v=onepage&q&f=false Энциклопедия пейзажа]. — М: ОЛМА-ПРЕСС, 2002.
  5. ↑ David Marshall Lang, [books.google.com/books?ei=fO08TJ3kDtjU4waPqYDzCQ&ct=result&hl=ru&id=UtxtAAAAMAAJ&dq=Aivazovsky+most+armenian+painter&q=konstantinovich#search_anchor Armenia: cradle of civilization], Allen and Unwin, 1970, стр. 245
  6. ↑ Г. С. Чурак (заведующая отделом живописи второй половины XIX и начала XX века Третьяковской галереи). [mir-chudes.narod.ru/2004_nov-dec/aivasovski.htm Иван Айвазовский]. «17 (29) июля 1817 года священник армянской церкви города Феодосии сделал запись о том, что у Константина (Геворга) Гайвазовского и его жены Репсиме родился „Ованнес, сын Геворга Айвазяна“. Выходец из южной Польши — Галиции — Геворг Айвазян писал имя и фамилию на польский лад — Константин Айвазов­ский».
  7. ↑ 1 2 Шаэн Хачатрян (директор Национальной галереи Армении и Музея Мартироса Сарьяна). [www.smr.ru/centre/win/artists/aivaz/biogr_aivaz.htm Поэт моря]. «Предки Айвазовского в XVIII веке переселились из Западной (Турецкой) Армении на юг Польши. В начале XIX века оттуда перебрался в Феодосию торговец Константин (Геворг) Гайвазовский».
  8. ↑ 1 2 Вагнер Л. А., Григорович Н. С. Айвазовский. — «Искусство», 1970. — Стр. 90. «Их дальние предки тоже жили когда-то в Армении, но, подобно другим беженцам, вынуждены были переселиться в Польшу. Фамилия их предков была Айвазян, но среди поляков постепенно обрела польское звучание»
  9. ↑ Каратыгин П. Иван Константинович Айвазовский и его художественная XVII-летняя деятельность.— «Русская старина», 1878, т. 21, № 4
  10. ↑ Г. С. Чурак (заведующая отделом живописи второй половины XIX и начала XX века Третьяковской галереи). [mir-chudes.narod.ru/2004_nov-dec/aivasovski.htm Иван Айвазовский]. «17 (29) июля 1817 года священник армянской церкви города Феодосии сделал запись о том, что у Константина (Геворга) Айвазовского и его жены Репсиме родился „Ованнес, сын Геворга Айвазяна“. Выходец из южной Польши — Галиции — Геворг Айвазян писал имя и фамилию на польский лад — Константин Гайвазов­ский».
  11. ↑ Барсамов Н. С. Иван Константинович Айвазовский, 1817—1900. — М.: Искусство, 1962. — С. 92. «О происхождении отца Айвазовского имеются и такие сведения: „… в половине прошлого [XVIII] столетия фамилия Айвазовских явилась в Галиции, где ближайшие родственники нашего знаменитого художника живут и до сих пор, владея там земельной собственностью. Отец Ивана Константиновича, Константин Георгиевич, исповедовал армяно-григорианскую религию. По своему времени он был человек весьма развитой, знал основательно несколько языков и отличался живым умом, энергичным характером и жаждою деятельности…“. Литературные сведения о предках Айвазовского очень скудны, да к тому же противоречивы. Никаких документов, которые могли бы внести ясность в родословную Айвазовских, не сохранилось».
  12. ↑ Габриэл Айвазян (брат Ивана Айвазовского). ЦГИА Арм. ССР, ф.57, оп.1, д.320, л.42. (Цитируется по Айвазовский : документы и материалы / сост. М.Саргсян). «Детство Кайтана Айваза прошло в Молдавии, затем в России. Но так как Кайтан переехал в Россию, присвоил себе имя Константин Григориан (сын Григора), то и свою фамилию Айваз или Гайваз счёл нужным переделать на Айвазовского»
  13. ↑ Украинская Советская Энциклопедия. 1978. Стр. 94. «Иван Константинович [17(29). VII 1817, Феодосия —19.IV (2.V) 1900, там же] — русский живописец. Армянин по происхождению».
  14. ↑ «Айвазовский-отец, вследствие семейных несогласий со своими братьями, в молодости переселился из Галиции и жил в Валахии и Молдавии, занимаясь торговлею. Он знал в совершенстве языки: турецкий, армянский, венгерский, немецкий, еврейский, цыганский и почти все наречия нынешних дунайских княжеств…» Цит. по: Барсамов Н. С. Иван Константинович Айвазовский, 1817—1900. — М.: Искусство, 1962. — С. 8.
  15. ↑ 1 2 3 4 5 Барсамов Н. С. Айвазовский в Крыму. — Симферополь, 1970
  16. ↑ 1 2 В. Н. Пилипенко, Иван Константинович Айвазовский, Художник РСФСР (Ленинград), серия «Русские живописцы XIX века», 1991, ISBN 5-7370-0247-0
  17. ↑ Г. Чурак. Иван Айвазовский. — Москва. 2007
  18. ↑ 1 2 3 4 Барсамов Н. С. 45 лет в галерее Айвазовского. — Крым, 1971.
  19. ↑ [nearyou.ru/aivazovsk/f100vzr.html И. К. Айвазовский — Взрыв корабля (последняя неоконченная работа)]
  20. ↑ [rk.crimea.ua/17/18/article_290.htm Оставил о себе бессмертную память]
  21. ↑ [www.golosarmenii.am/ru/20099/culture/9495/ Талантливый внук великого деда]
  22. ↑ Российская многонациональная цивилизация, Вадим Винцерович Трепавлов — 2003, c. 303
  23. ↑ Три века Санкт-Петербурга: Девятнадцатый век. кн. 1. А-В. кн. 2. П. Е Бухаркин, Санкт-Петербургский государственный университет- 2003, c. 177, цит. «крымский армянин по происхождению»
  24. ↑ Саргсян М. С. Жизнь великого мариниста: Иван Константинович Айвазовский. Перевод с армянского Е. В. Барашьяна. Предисловие, подготовка текста и коммента­рии Д. А. Лосева. Послесловие Ш. Г. Хачатряна. Феодосия, Издательский дом «Коктебель», 2010.- 384 с.
  25. ↑ Семевский, Михаил Иванович / Иван Константинович Айвазовский: Полувековая годовщина его художественной деятельности. 26 сент. 1837—1887. художественной деятельности. 26 сент. 1837—1887 / Санкт-Петербург, тип. В. С. Балашева, ценз. 1887.
  26. ↑ Каратыгин П. Иван Константинович Айвазовский и его художественная ХVII-летняя деятельность.— «Русская старина», 1878, т. 21, № 4. «Въ семейств? И. К. Айвазовскаго сохраняется преданіе, что его предки были турецкаго происхожденія. Его прад?дъ, сынъ турецкаго военачальника, ещё будучи ребёнкомъ, едва не былъ заколотъ солдатами при взятіи Азова въ 1696 году. Спасъ его армянинъ, которымъ онъ впосл?дствіи былъ усыновленъ.»
  27. ↑ А. Д. Блудова. [www.ruthenia.ru/document/175347.html Воспоминания]. М., 1888. С. 23—25. «обычай привозить с собою, после походов, спасенного от гибели турчонка или взятых в плен турчанок и дарить их своим родственникам на воспитание или в прислугу занес много примеси южной крови между нами, и в пользу нам, а не в ущерб, судя по Жуковскому, Аксаковым, Айвазовскому, которые по женской линии турецкого происхождения, и по Пушкину, который, как известно, был по матери потомок Негра»
  28. ↑ Воспоминания об И. К. Айвазовском / Н. Н. Кузьмин. Санкт-Петербург: типо-лит. В. В. Комарова, 1901 [www.artfeo.com.ua/content/view/59/39/1/1/]
    О своём происхождении сам И. К. Айвазовский вспоминал однажды, в кругу своей семьи, следующее интересное и вполне, стало быть, достоверное предание. Приведённый здесь рассказ первоначально записан с его слов и хранится в семейных архивах художника.

    «Я родился в городе Феодосии в 1817 году, но настоящая родина моих близких предков, моего отца, была далеко не здесь, не в России. Кто бы мог подумать, что война — этот бич всеистребляющий, послужила к тому, что жизнь моя сохранилась и что я увидел свет и родился именно на берегу любимого мною Чёрного моря. А между тем это было так. В 1770 году русская армия, предводительствуемая Румянцевым, осадила Бендеры. Крепость была взята, и русские солдаты, раздражённые упорным сопротивлением и гибелью товарищей, рассеялись по городу и, внимая только чувству мщения, не щадили ни пола, ни возраста.»

    «В числе жертв их находился и секретарь бендерского паши. Поражённый смертельно одним русским гренадером, он истекал кровью, сжимая в руках младенца, которому готовилась такая же участь. Уже русский штык был занесён над малолетним турком, когда один армянин удержал карающую руку возгласом: „Остановись! Это сын мой! Он христианин!“ Благородная ложь послужила во спасенье, и ребёнок был пощажен. Ребёнок этот был отец мой. Добрый армянин не покончил этим своего благодеяния, он сделался вторым отцом мусульманского сироты, окрестив его под именем Константина и дал ему фамилию Гайвазовский, от слова Гайзов, что на турецком языке означает секретарь.

    Прожив долгое время со своим благодетелем в Галиции, Константин Айвазовский поселился, наконец, в Феодосии, в которой он женился на молодой красавице-южанке, тоже армянке, и занялся первое время удачно торговыми операциями».
  29. ↑ www.rian.ru/kaleidoscope/20080415/105148373.html РИА Новости от 15 апреля 2008
  30. ↑ archive.is/20120905213538/www.izvestia.ru/russia/article769896/ Известия. 30 ноября 2004 года
  31. ↑ www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1185484&ThemesID=687 Газета «Коммерсантъ» № 104 (4159) от 11.06.2009
  32. ↑ [news.mail.ru/society/1357269 Рекорды «русских продаж» на аукционах мира. Справка]
  33. ↑ [www.sothebys.com/ru/auctions/ecatalogue/2012/the-orientalist-sale/lot.6.html Sotheby’s. The Orientalist Sale. London | 24 April 2012 | L12100 ]
  34. ↑ Tuglac? P. Ayvazovski Turkiye’de. Istanbul, 1983, s. 55; Tuglac? P. Ayvazovski’nin Istanbul Izlenimleri. Sanat Cevresi. S. 267. Ocak, 2001, s.
  35. ↑ Tuglac? P. Ayvazovski Turkiye’de. Istanbul, 1983, s. 55; Uzelli G. Ivan Konstantinovic Ayvazovskiy. Antik-Dekor. S. 37. Istanbul, 1996, s. 78
  36. ↑ Арутюнян Г. Г. Известия АН АССР: Общественные науки. 1965 (№ 2), с. 91
  37. ↑ И. К. Айвазовский сообщил М. И Глинке три татарских напева, из которых два композитор использовал в лезгинке, а третий для Andante сцены Ратмира в третьем акте оперы «Руслан и Людмила».
  38. ↑ А. П. Чехов. Собрание сочинений, том 11, стр 233. Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1963
  39. ↑ [web.archive.org/web/20071016201423/www.kommersant.ru/news-rss.aspx?NewsID=120006 «Памятник Айвазовскому откроют в Кронштадте»], [web.archive.org/web/20071028025916/www.kommersant.ru/news-rss.aspx Новости сайта «Коммерсант» от 15.09.2007]
  40. ↑ [www.abp.am/tourist/sights/monuments/ayvazovsky Памятник Ивану Айвазовскому в Ереване]
  41. ↑ [mapia.ua/ru/simferopol/dostoprimechatelnosti/pamyatnik-bratyam-ayvazovskim--942602 Памятник братьям Айвазовским — Симферополь — Mapia.ua]

    42. </ol>

Литература

на русском языке
  • Иван Константинович Айвазовский. — М.: «Искусство», 1965
  • Игорь Долгополов. Мастера и шедевры. — М.: «Изобразительное искусство», 1987
  • Популярная Художественная Энциклопедия. — М.: издательство «Советская Энциклопедия», 1986
  • Айвазовский. Документы и материалы. — Ереван, 1967
  • Барсамов Н. С. И. К. Айвазовский. 1817—1900. — М., 1962
  • Вагнер Л., Григорович Н. Айвазовский. — М., 1970
  • Одеський художній музей. [ofam.od.ua/pdf/album/aivazovskiy.pdf Іван Костянтинович Айвазовський] / За ред. Н. Я. Рихтік. — Одеса: Астропринт, 2012. — 26 с. — ISBN 978—966—190—655—5.
  • Саргсян М. Жизнь великого мариниста. — Ереван, 1990 (на арм. яз.)
  • Чурак Г. И. Айвазовский. — М., 2000
  • Хачатрян Ш. Айвазовский известный и неизвестный. — Самара, 2000
на др. языках
  • Aivazovsky. — Leningrad, Aurora Art Publishers, 1989
  • Un peintre russe sur la Riviera : Aivazovsky par Guillaume ARAL et Alex BENVENUTO, Lou Sourgentin N°192, Nice, juin 2010  (фр.)
…С тех пор я знаю, что стать Айвазовским не просто, что художник Главного морского штаба имел в кармане мундира секрет, при помощи которого умел делать на полотне воду мокрой…

— Конецкий В.В. [www.konetsky.spb.ru/about/stories/tom-2/02-14/ Солёный лёд. В шторм и штиль] // Собрание сочинений в 7 томах (8 книгах). — СПб.: Международный фонд «300 лет Кронштадту — возрождение святынь», 2001—2003. — Т. 2. — 471 с.

Ссылки

  • Айвазовский, Иван Константинович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [art-klyan.com/view_artists.php?id=1 Айвазовский Иван Константинович — Биография художника]
  • [marshyframe.com/gallery/ivan-aivazovsky-paintings-and-drawings/ Иван Константинович Айвазовский — Интернет галерея (535 работ)]
  • [aivazovski.ru Айвазовский Иван Константинович — Сайт o художнике]
  • [www.youtube.com/watch?v=SCW01SRp9Hg Живые полотна Айвазовского (Видео ютуб)]
  • [aivazovsky.euro.ru/ Картинная галерея Айвазовского с биографией]
  • [aivazovsky.narod.ru/ И. К. Айвазовский — Жизнь и творчество]
  • [www.artpoisk.info/artist/ayvazovskiy_ivan_konstantinovich_1817/ Айвазовский (Гайвазовский) Иван Константинович — Биография, 520 картин]
  • [www.artsea.info/ Жизнь и творчество Ивана Айвазовского]
  • [ivan.evart.ru Иван Константинович Айвазовский. Галерея работ художника]
  • [see-art.ru/ Айвазовский Иван Константинович — Сайт о жизни и творчестве художника]
  • [www.tanais.info/art/aivazovsky.html Иван Айвазовский в Танаис Галерее]
  • [www.museum-online.ru/Romanticism/Ivan_Konstantinovich_Aivazovskij Галерея картин Ивана Константиновича Айвазовского]
  • [www.youtube.com/watch?v=3ohz0da6QSI Фильм «Иван Айвазовский. Начало пути. Работы 30-х годов» (русский язык)]
  • [fotocrimea.com/oldfeo.php Старинная Феодосия и Айвазовский]
  • [www.art-drawing.ru/gallery/category/8-aivazovsky-ivan-konstantinovich Галерея Художников Мира — Айвазовский, Иван Константинович] [www.art-drawing.ru/biographies/brief-biographies/31-aivazovsky-ivan-konstantinovich Биографии]
  • [wmuseum.ru/picture-gallery/570-ayvazovskiy-ivan-konstantinovich.html Все картины Айвазовского Ивана Константиновича]
  • Науменко В. Г. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2014/4/Naumenko_Odessa-Aivazovsky/ Заздравный кубок Одессы — Айвазовскому] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2014. — № 4 (июль—август) ([www.webcitation.org/6TX1QY58A архивировано в WebCite]).
  • [www.zdravrussia.ru/galereja/xixvekvtorajapolovina/?info=3446 Айвазовский Иван Константинович. Картины художника в высоком разрешении]
  • Н.С. Полищук, Л.П. Колесниченко [odessitclub.org/publications/almanac/alm_31/alm_31_219-228.pdf Айвазовский и Одесса] (рус.) // Дерибасовская-Ришельевская : альманах. — № 31. — С. 219-228.
  • [www.tg-m.ru/articles/2-2011-31/ik-aivazovskii-risunok-v-albom Валентина Науменко. И. К. Айвазовский. Рисунок в альбом] // Журнал «Третьяковская галерея», #2 2011 (31)
  • [www.tg-m.ru/magazine/archive/si/2016/4/aivazovsky Специальный выпуск, посвященный юбилейной выставке И.К. Айвазовскому] // Журнал «Третьяковская галерея», #4 2016 (53)
  • [www.tg-m.ru/magazine/archive/si/2017/1/aivazovsky Специальный выпуск, посвященный 200-летию со дня рождения И.К. Айвазовского] // Журнал «Третьяковская галерея», #1 2017 (54)
 
Айвазовский, Иван Константинович

{{{список}}}

 
Айвазовский, Иван Константинович

{{{список}}}

Отрывок, характеризующий Айвазовский, Иван Константинович

– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Айвазовский,_Иван_Константинович&oldid=81585122»