Воропаев, Иван Данилович

Иван Воропаев
Полное имя	Воропаев, Иван Даниилович
Дата рождения	21 февраля 1962(1962-02-21) (62 года)
Место рождения	Ленинград
Страна	→
Профессии	альтист
Жанры	Рок, классическая музыка
Коллективы	«Аквариум», «Адо»
Сотрудничество	Трилистник, Ad Libitum, Нате, Выход, Чиж & Co

Ива́н Дании́лович Воропа́ев (21 февраля 1962) — советский и российский музыкант. Принимал участие в группах «Аквариум» и «Адо».

Также принимал непосредственное участие в группах «Выход», «Нате!», «Джазус Крест» и Чиж & Co. Выступал в первом проекте Натальи Марковой «Кухня Клауса» (1991).

Биография

Родители Ивана Воропаева были скрипачами Мариинского театра, и, продолжая семейную традицию, Иван окончил спецшколу-десятилетку при Ленинградской Консерватории. Классом младше в этой же школе учились Александр Куссуль и Андрей Решетин. Уже в школьные годы Иван играет в школьном коллективе «Морской Верблюд». В этом же коллективе участвует и Вячеслав Егоров, в дальнейшем ставший звукооператором группы Аквариум с 1986 по 1989 г. По окончании школы поступает в Ленинградскую Консерваторию.

В 1983 году Сергей Курёхин для выступления в Доме Учёных собирал струнную группу. В этот коллектив вошли Всеволод Геккель, Александр Куссуль, Иван Воропаев и двое скрипачей, имена которых не сохранились. После этого концерта Сергей Курёхин привёл Ивана на запись бонус трека «Контрданс» к альбому Аквариума «Акустика». Это стало первым участием Воропаева в творчестве группы.

В начале января 1984 года при выходе из кафе «Сайгон» Иван Воропаев был задержан сотрудниками внутренних дел по обвинению в хранении наркотиков. В его кармане была найдена щепотка травы, которая была расценена как наркотические средства. Он приговаривается к трем годам лишения свободы и освобождается только в начале 1987 года.

Свой первый концерт с Аквариумом Иван Воропаев отыграл случайно. Уже после освобождения, осенью 1987 года, он как друг Вячеслава Егорова попадает на концерт Аквариума, проходивший в Ленинградском Дворце молодёжи и по какой то необъяснимой причине оказывается не в зрительном зале, а на сцене с артистами. После этого Иван Воропаев прочно входит в состав группы и играет в ней до апреля 1989 года.

В 1988 году Иван Воропаев знакомится с московской группой «Адо» в которой начинает играть параллельно с работой в группе «Аквариум». Помощь Ивана была неоценима для неопытной тогда группы. При его участии группа выпустила свой первый профессиональный альбом.

В феврале 1989 года Воропаев покидает группу Аквариум из-за спонтанности своего характера, который несовместим с регулярной деятельностью группы. 5 и 6 апреля 1989 года Иван Воропаев отыгрывает свои последнии концерты в составе Аквариума в ДК Связи.

Работа с группой «Адо» у Ивана Воропаева продолжалась с 1988 до лета 1991 года. В 1990 году он входил в постоянный состав группы. При его участии был записан альбом «Останови меня, ночь», который стал первым профессиональным альбомом группы.

В 1990 году Воропаев вновь попадает в тюрьму на несколько месяцев. Причины заключения были такие же, как и прежде. После выхода из тюрьмы музыкант принимает участие во многих проектах и даже несколько лет играет в Государственном симфоническом оркестре Санкт-Петербурга.

Начиная с 1998 года о музыканте не было достоверных данных, однако весной 2012 года Иван Воропаев вновь вышел на связь со своими друзьями и поклонниками, зарегистрировавшись в социальной сети «ВКонтакте».

Творчество

Принимал участие в записи альбомов:

• Аквариум
  • «Акустика» (1982)
  • «Равноденствие» (1987)
  • «Наша Жизнь с Точки Зрения Деревьев» (1987)
• Адо
  • «Ночной суп» (1988—1989) Первый альбом группы, записанный в домашней студии.
  • «Останови меня, ночь» (1990)
  • «Золотые орехи» (1992)
• Проекты Святослава Задерия
  • «Джазус Крест». Участвовал в записи одноимённого альбома 1991 года
  • «МАГНА МАТЕР»
    • «Филантроп» (1997)
  • Сольный альбом Святослава Задерия «В Рок-Н-Рольном Сите» (1997)
• Чиж & Co
  • Чиж (1993)
• Выход
  • «Выхода нет» (1993)

Ссылки

• [aquarium.lipetsk.ru/MESTA/spravka/voropaev.htm Иван Воропаев]. Пустые Места.

Отрывок, характеризующий Воропаев, Иван Данилович

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.