Наволокин, Иван Иванович

Иван Иванович Наволокин
Дата рождения:	1892(1892)
Место рождения:	Кирсанов, Тамбовская губерния
Гражданство:	СССР СССР
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1960(1960)
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иван Иванович Наволокин (1892, Кирсанов — 1960) — бригадир Астраханской дистанции пути Рязано-Уральской железной дороги, Герой Социалистического Труда.

Биография

Родился 1892 году в городе Кирсанов Тамбовской области в семье железнодорожника. В детстве с родителями переехал под Астрахань. С 16 лет пошел работать с отцом путевым рабочим.

В 1911 году поселился с семьёй на полустанке без названия, с цифрой «12-й километр», а позже «492-й километр» Рязано-Уральской железной дороги. В первом случае цифра означала расстояние до Астрахани, во втором — до Царицына. Здесь на полустанке прожил всю свою жизнь, трудился бригадиром путейцев. Благодаря трудолюбию, организаторским способностям, умению находить контакт с людьми, разными по характеру и возрасту, ему удалось создать хороший дружный коллектив дистанции пути.

В Гражданскую войну его едва не расстреляла банда. Ворвавшись рано утром на полустанок они разобрали путь, а утром должен проследовать эшелон с людьми в сторону Астрахани. Помогать бандитам Наволокин наотрез отказался, сумел подать сигнал тревоги показавшемуся паровозу-разведчику, а потом сбежал из под расстрела. После того как удалось восстановить разрушенное, через полустанок стали чаще ходить поезда от Саратова к дельте Волги и к Саратову. Мирный труд нашего народа нарушило вероломное нападение Германии.

В июле 1942 года война докатилась и до Волги. С Верхнего Баскунчака в Астрахань стали приходить санитарные поезда с ранеными и обгоревшими. Стали чаще появляться вражеские самолёты-разведчики, а потом и бомбовозы. Обстреливали и околоток Наволокина, бросали на поезда и просто на пути бомбы. После разрушений Наволокин стремился как можно быстрее восстановить путь. Движение поездов стало более интенсивным, когда ввели в строй срочно построенную линию железной дороги от Кизляра до Астрахани.

Сутками не бывал Иван Наволокин дома, а если приходил, то не для отдыха, а чтобы обновить инструмент, подобрать нужный материал, взять продукты. Путейцы его бригады работали днём и ночью. Знали, что от пропускной способности полустанка немало зависит и там, на западном берегу Волги.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1943 года «за особые заслуги в обеспечении перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени» Наволокину Ивану Ивановичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот».

В декабре 1943 года его вызвали в Москву и в Кремле ему вручили награды, в наркомате высшую награду отрасли — знак «Почётному железнодорожнику». После награждения он также продолжал трудиться на своем околотке, обеспечивая бесперебойное движение эшелонов через полустанок. Путевое хозяйство изношено, в военные годы рельсы, костыли, накладки, скрепления и стрелочные переводы заводами не производились, как и путейский инструмент. В кузнице на своём полустанке Наволокин вырубал куски рельсов, и после скреплений они ещё служили в пути.

И после войны герой-путеец продолжал работать по-фронтовому. В 1947 году был избран депутатом Астраханского областного Совета. Скончался в 1960 году.

Награждён двумя орденами Ленина, медалями.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9831 Иван Иванович Наволокин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 22 августа 2014.

Литература

• Герои стальных магистралей. — М., 2004. — Кн. 3
• Герои труда военных лет 1941—1945. — М., 2001.

Отрывок, характеризующий Наволокин, Иван Иванович

В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!