И восходит солнце (Фиеста)

И восходит солнце
The Sun Also Rises
Обложка первого издания романа
Жанр:	Роман
Автор:	Эрнест Хемингуэй
Язык оригинала:	Английский
Дата написания:	1925
Дата первой публикации:	1926
[www.e-reading.link/bookreader.php/61855/Hemingueii_-_Fiesta.html Электронная версия]

«И восходит солнце» (англ. The Sun Also Rises) — роман Эрнеста Хемингуэя, написанный в 1926 году. Основан на реальных событиях, которые происходили в жизни автора.

Предыстория и публикация

Роман впервые был напечатан в октябре 1926 года в США, издательством Чарльза Скрибнера (англ. Charles Scribner's Sons).

В 1920-е годы Хемингуэй жил в Париже, где работал собкором газеты Торонто Стар. Бывал в опасных точках, собирая информацию о греко-турецкой войне. В 1923 году вместе со своей супругой Хедли Ричардсон Хемингуэй впервые посетил фестиваль Сан-Фермин в Памплоне. Коррида очаровала писателя. Через год он вновь посетил фиесту, но уже в сопровождении друзей: Эрика Дормана-Смита, Джона Дос Пассоса, Дональда Стюарта и его супруги. Третье посещение памплонской корриды состоялось через год, в 1925 году. В этот раз в компании Стюарта, Билла Смита, друга детства, леди Дафф Твисден, её возлюбленного Пэта Гатри и Гарольда Леба. С последним у Хемингуэя возник конфликт, из-за леди Дафф: оба ревновали друг к другу. Отношениям с леди Дафф и Гарольдом Лебом Хемингуэй и посвятил свой роман.

Кроме того, Хемингуэй был вдохновлен молодым матадором по имени Каетано Ривера Ордоньес (англ. Cayetano Ordóñez). У писателя было желание написать целую книгу о корриде в научно-популярном жанре, однако произошедшие в Памплоне события подтолкнули Хемингуэя к написанию художественного романа. Менее чем за месяц он написал 14 глав книги и дал ей рабочее название «Фиеста». Завершил работу над романом Хемингуэй уже в Париже, 21 сентября 1925 года, написав под заглавием: «Потерянное поколение». Эту цитату Хемингуэй впервые услышал от Гертруды Стайн и решил воспользоваться ею, не предполагая, что она станет известным литературным термином.

В декабре того же года Хемингуэй приступил к редактированию романа. Полин Пфайфер, которая вскоре станет второй супругой писателя, вопреки советам Хедли Ричардсон настояла на его сотрудничестве с издательством Скрибнера.

В декабре 1925 года он написал сатирическую повесть «Вешние воды», в которой высмеивал популярного американского писателя Шервуда Андерсона. Издательство Boni & Liveright отвергло повесть, так как ироническая речь в ней шла о самом читаемом авторе издательства, и, таким образом, прекратило договор с Хемингуэем, в котором оговаривалось, что если компания отвергнет одно из намеченных произведений автора, их контракт на три книги будет расторгнут. В издательстве Скрибнера с радостью приняли писателя, опубликовав «Вешние воды» и дав согласие на печать последующих его произведений, в том числе «Фиесты».

В июне 1926 года Хемингуэй вместе с Полин и Хедли снова отправился в Памплону. По возвращении в Париж Хедли заявила о разрыве отношений и уехала на юг Франции. Окончательной доработкой романа Хемингуэй занялся в одиночестве. В октябре Хедли подала на развод. Гонорар от выпуска романа, который был посвящён Хедли и их сыну, Хемингуэй полностью отдал супруге.

Первый выход романа в свет состоялся 22 октября, 1926 года. Тираж книги составил 5090 экземпляров, стоимостью 2,00 доллара каждый. На книжной обложке, выполненной в эллинистической манере, была изображена девушка с опущенной головой, которая в одной руке держит яблоко, что должно было усилить образ сексуальности.

Через два месяца вышел второй тираж книги, объёмом 7000 экземпляров. На момент выхода в печать сборника рассказов «Мужчины без женщин», роман был переиздан восьмой раз. В 1927 году с романом ознакомились жители Великобритании, где он вышел под названием «Фиеста». Лишь в 1990-е гг. британские издательства нарекут роман двойным именем: «Фиеста. И восходит солнце».

В 1947 году издательство Скрибнера выпустило три самых известных романа писателя: «И восходит солнце», «Прощай, оружие!», и «По ком звонит колокол».

В 1983 году газета Нью-Йорк Таймс сообщила, что роман «И восходит солнце» был непрерывно в печати с момента публикации, и возможно является одним из самых переводимых американских романов. Тогда же начался выпуск романа в мягких обложках. В 2006 году издательством Simon & Schuster был налажен выпуск аудиокниг романов Хемингуэя, в том числе «Фиесты».

Сюжет

Американский журналист Джейк Барнс отвоевал на фронтах Первой мировой и получил тяжелые ранения. Барнс каждую ночь проводит с друзьями в баре на бульваре Монпарнас, надеясь, что алкоголь поможет ему залечить душевные и телесные раны, нанесенные Первой мировой войной. Барнс влюблен в Брет Эшли, которая воплощает в себе новую сексуальную свободу 1920-х годов, имеет многочисленные романы. Она тоже влюблена в Барнса, однако, из-за полученных на войне Джейком травм, их роман носит исключительно духовный характер.

Однажды они большой компанией едут в Памлону, смотреть на бой быков. Джейка сопровождает его друг Билл Гортон. К ним присоединяется Роберт Кон, который за несколько недель до поездки отправился в романтическое путешествие вместе с Брет Эшли и испытывает к ней глубокую страсть и привязанность. Брет, однако, приезжает в Памплону вместе со своим женихом Майклом Кемпбеллом. Между мужчинами назревает ссора — Майкл обвиняет Роберта, что тот не дает Брет ступить ни шагу без него, и не понимает, что он третий лишний в их отношениях. Роберт вызывает неприязнь и у Джейка с Биллом.

Джейк знакомит Брет с молодым матадором Педро Ромеро. Между ней и её новым знакомым вспыхивают любовные отношения. Все они, Джейк, Ромеро, Майкл и Роберт претендуют на сердце Брет. Роберт первым покидает Памплону, за ним разъезжаются и остальные: Билл в Париж, Майкл и Джейк — в разные уголки Испании. Вскоре Джейку приходит телеграмма: Брет просит помощи. Он находит её в мадридском отеле без денег и без Ромеро. Она объявляет Джейку, что собирается вернуться к Майклу. Роман заканчивается диалогом между Брет и Джейком, они говорят о том, что могло бы быть в их жизни, если бы судьба распорядилась иначе.

Персонажи

• Джейк Барнс (англ. Jake Barnes) — американский журналист, прототипом которого стал сам Хемингуэй
• Леди Бретт Эшли (англ. Lady Brett Ashley), прототип — Леди Дафф Твисден (англ. Duff Twysden)
• Роберт Кон (англ. Robert Cohn), прототип — Гарольд Леб (англ. Harold Loeb).
• Майк Кэмпбелл (англ. Mike Campbell), прототип — Пэт Гатри
• Билл Гортон (англ. Bill Gorton), прототип — Билл Смит
• Граф Миппипопулос (англ. Count Mippipopolous)
• Педро Ромеро (англ. Pedro Romero), прототип — Каетано Ривера Ордонез (англ. Cayetano Ordóñez), имя персонажа было взято в честь знаменитого тореадора Педро Ромеро.

Экранизации

• 1957 — И восходит солнце (англ. «The Sun Also Rises») — фильм режиссёра Генри Кинга.
• 1971 — Фиеста — телеспектакль Сергея Юрского в исполнении актёров БДТ им. Г.Товстоногова и при участии М.Барышникова («Ленинградское телевидение»).

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=D9F8VC2qrhE «Фиеста»] на YouTube — телеспектакль Сергея Юрского, 1971
• [www.enotes.com/sun-also-rises Обзор сюжета романа] (англ.)
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/573581/The-Sun-Also-Rises Рецензия на роман на страницах Британской энциклопедии]  (англ.)
• [psujourn.narod.ru/lib/zasursky.htm Хемингуэй и журналистика]
• [public.wsu.edu/~campbelld/amlit/hemingwaytsarbib.htm Список литературы, рассматривающей сюжет и значение роман]  (англ.)

Отрывок, характеризующий И восходит солнце (Фиеста)

Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.