Яш-Эб-Шок
| Яш-Эб-Шок | ||
| ||
|---|---|---|
| I век н. э. — I век н. э. | ||
| Предшественник: | неизвестен | |
| Преемник: | 7 неизвестных правителей | |
| Род: | Первая династия Тикаля | |
Яш-Эб-Шок (дословно «Зеленая Акула»; также Яш-Моч-Шок[1], I век н. э.[2][1]) — первый известный правитель древнего майянского царства Мутуль со столицей в Тикале[1].
Содержание
Биография
Яш-Эб-Шок правил в I веке н. э. (по другим оценкам — между 219 и 238 годами нашей эры[3]) и в нескольких более поздних текстах называется основателем Первой династии Тикаля, несмотря на то, что установлено существование более ранних правителей (возможно, он объединил тикальские династии или был особенно успешен в военных делах)[1][3]. Он происходил из «Холмов Агавы» — полулегендарной прародины, откуда вели своё происхождение также правители Канульского царства, Яшчилана и первая династия правителей Копана. «Холмы Агавы» обычно отождествляют либо с гигантским предклассическим городским центром Эль-Мирадор к северу от Тикаля, либо с также очень крупным раннегородским поселением Каминальхуйу (в черте современного города Гватемала). Возможное захоронение Яш-Эб-Шока — «захоронение 85», расположенное в центре Северного акрополя[1].
После Яш-Эб-Шока на протяжении I—III веков на престол восходило 7 правителей, имена которых неизвестны.
См. также
Напишите отзыв о статье "Яш-Эб-Шок"
Примечания
Литература
- Drew, David. The Lost Chronicles Of The Maya Kings. — Weidenfield & Nicolson, 1999. — ISBN 0-297-81699-3.
Ссылки
- Беляев Д. Д. [www.mezoamerica.ru/indians/maya/lord-tikal.html Правители Тикаля]. «МесоАмерика.Ru». Проверено 30 июля 2012. [www.webcitation.org/6B4cJy0DQ Архивировано из первоисточника 1 октября 2012].
- [mesoamerica.narod.ru/civhistmaytik.html История города Тикаль (Яшмутуль) царства Мутуль]. «Древняя МезоАмерика». Проверено 30 июля 2012. [www.webcitation.org/6B4cMhnu0 Архивировано из первоисточника 1 октября 2012].
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Яш-Эб-Шок
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
