Йеленспергер, Даниэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Даниэль Йеленспергер (нем. Daniel Jelensperger; 1 апреля 1799, Мюлуз — 30 мая 1831, Париж) — французский музыковед эльзасского происхождения.

Работал в Оффенбахе и Мюнхене литографом. Затем, проявив определённую склонность к музыке, был приглашён в Париж для участия в некотором музыкальном ансамбле, однако этот коллектив так и не состоялся, и юный Йеленспергер некоторое время зарабатывал на жизнь настройкой фортепиано. Одновременно изучал гармонию и композицию под руководством Антона Рейхи, делая значительные успехи, так что Рейха пригласил его ассистентом в свой класс в Парижской консерватории, затем Йеленспергер получил должность адъюнкт-профессора. В 1820 г. по рекомендации Рейхи занял место управляющего в созданном несколькими парижскими музыкантами музыкальном издательстве Zetter et Cie. Помимо прочего, Йеленспергер был редактором важнейшего труда своего учителя, «Трактата о высшей музыкальной композиции» (фр. Traité de haute composition musicale; 1824—1826), а также учебника игры на валторне Л. Ф. Допра и других музыковедческих и педагогических работ. Перевёл с немецкого учебник фортепианной игры Иоганна Непомука Гуммеля и учебник хорового пения Августа Фердинанда Хезера, который, в свою очередь, перевёл на немецкий язык главный труд самого Йеленспергера — книгу «Гармония в начале XIX века» (фр. L'harmonie au commencement du dix-neuvième siècle; 1830, немецкое издание 1833), лежащую в большей степени в русле идей немецких теоретиков (в частности, аббата Фоглера).

Напишите отзыв о статье "Йеленспергер, Даниэль"



Литература

  • François-Joseph Fétis. Biographie universelle des musiciens et bibliographie générale de la musique. — Bruxelles, 1839. — T. V, pp. 264—265.  (фр.)

Отрывок, характеризующий Йеленспергер, Даниэль

Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».