Йельский университет

Йельский университет
По-английски	Yale University
Девиз	ивр. ‏אורים ותמים‏‎, лат. Lux et Veritas, «Свет и Истина»
Основан	1701
Тип	частный
Целевой фонд	$ 25,572 млрд
Президент	Питер Саловей [www.nhregister.com/general-news/20130701/peter-salovey-takes-the-helm-as-yales-23rd-president]
Место расположения	Нью-Хейвен, Коннектикут, США 41°18′38″ с. ш. 72°57′37″ з. д.41.31056° с. ш. 72.96028° з. д. / 41.31056; -72.96028
Кампус	городской, 339 га
Студентов	12 312
Бакалавров	5 453
Магистров и докторов	6 859
Преподавателей	4 410
Цвет	Синий Йель
Талисман	Бульдог «Красивый Ден» (Handsome Dan)
Официальный сайт	[www.yale.edu/ www.yale.edu]

К:Учебные заведения, основанные в 1701 году

Запрос «Йель» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Йе́льский университе́т (англ. Yale University) — частный исследовательский университет США, третий из девяти колониальных колледжей, основанных до Войны за независимость. Входит в «Лигу плюща» — сообщество восьми наиболее престижных частных американских университетов. Вместе с Гарвардским и Принстонским университетами составляет так называемую «Большую тройку».

Йельский университет находится в Нью-Хейвене, одном из старейших городов Новой Англии, в штате Коннектикут. Нью-Хейвен — портовый город с населением в 125 тысяч человек, расположен в 120 километрах на северо-восток от Нью-Йорка и в 200 километрах на юго-запад от Бостона.

Йель был основан в 1701 году и назван именем британского купца и филантропа Эли Йеля, спонсора Энциклопедической школы штата Коннектикут, предшественницы Коллегиальной школы, которая в 1718 году была названа в его честь Йельским колледжем. В состав университета входят двенадцать подразделений: Йельский колледж, четырёхлетнее образование в котором завершается получением степени бакалавра; аспирантура по различным специальностям, включающим точные, естественные и гуманитарные науки, а также 10 профессиональных факультетов, готовящих специалистов в области юриспруденции, медицины, бизнеса, охраны окружающей среды, а также теологов, архитекторов, музыкантов, художников и актёров.

Более 2000 курсов предлагается ежегодно 65 кафедрами. Многие начальные и вводные курсы ведутся заслуженными учёными и профессорами университета.

История Йельского университета

Истоки истории Йеля восходят к 1640 году, к деятельности священников-колонистов, направленной на создание в Нью-Хейвене колледжа. Идеи, которые легли в основу образования университета, восходят к традициям и принципам обучения в средневековых Европейских университетах, а также древних академиях Греции и Рима, где впервые был развит принцип либерального образования (от лат. liber — свободный гражданин). Такое образование было направлено на интенсивное развитие общей интеллектуальной компетентности, добродетели и достоинств характера учащегося. Во времена Римской империи этот принцип воплощался в жизнь посредством обучения в семи областях т. н. «свободных искусств»: грамматике, риторике, логике, арифметике, астрономии, геометрии и музыке.

Основатели Йельского университета (пуританские священники) также руководствовались принципом т. н. коллегиальности, сыгравшим впоследствии важную роль в развитии высшего образования в США. В то время как в большей части Европы и Шотландии колледжи не предусматривали проживания студентов на их территории, основатели Йеля хотели создать колледж-общежитие, где студенты могли бы учиться друг у друга, живя вместе на территории университета. Такие идеи отражали английские идеалы того времени, воплощённые колледжами Оксфорда и Кембриджа, где студенты учились, жили и посещали церковь в обществе своих наставников. При такой системе образование становилось не просто тренировкой разума и подготовкой к определённой профессии, но и опытом, направленным на развитие различных аспектов характера учащегося, в том числе моральной добродетели. В то время как похожие идеалы были использованы основателями Гарварда, многие из преподавателей и профессоров вскоре стали сомневаться в успешности университета. По словам преподобного Соломона Стоддарда, произнесённым им во время одной из воскресных служб колледжа в 1703 году, Гарвард стал местом «Вражды и Гордыни… и Расточительства… Не стоит посещать колледж ради того, чтобы научиться делать комплименты мужчинам и ухаживать за женщинами». В 1700 году десять священников собрались в Брэнфорде, штат Коннектикут, чтобы обсудить создание нового колледжа, который будет способен избежать ошибок, допущенных Гарвардом. Большинство из них были выпускниками Гарвардского колледжа, разочаровавшимися в образовании, полученном в Гарварде. В 1701 году, получив хартию от колониальной Генеральной Ассамблеи (выданную с целью обучать поколения «образцовых мужей»), они официально начали работу над созданием Коллегиальной Школы, как тогда был назван Йельский университет.

Обучение в Йеле времён колониальной Америки

В 1717 году основатели Йельского университета приобрели земли в маленьком городке Нью-Хейвен, тогда насчитывавшем около 1000 человек. Первое здание, воздвигнутое ими в Нью-Хэйвене, получило название Йельского колледжа. В 1718 году университет был переименован в честь британского купца Элайху Йеля, который пожертвовал доходы от продажи девяти тюков товаров, 417 книг и портрет короля Георга I. Вскоре были воздвигнуты коллегиальная церковь и Коннектикут Холл, который сегодня можно увидеть на территории университета как одно из старейших зданий в Йеле.

К тому времени, каждый курс колледжа насчитывал около 25-30 человек; в общей сложности в колледже обучались около 100 студентов. К обучению допускались только юноши; средний возраст вступления в колледж составлял 15-16 лет. Критерием отбора студентов в колледж служили устные экзамены, которые принимал сам президент Йельского колледжа. На экзаменах проверялось знание латыни, иврита и греческого, различных классических наук, таких как логика, риторика и арифметика. Более того, латынь была официальным языком колледжа, что не только означало обучение на латыни, но и строгий режим общения, при котором латынь была единственным языком, который студентам разрешалось использовать в разговорах за пределами аудиторий и после занятий. Использование английского было запрещено правилами колледжа.

Требования к знаниям латыни оставались в силе большую часть истории Йеля. В 1920-х годах преподаватели университета предложили от него отказаться, но двадцать седьмой президент США Вильям Говард Тафт, выпускник Йельского университета и член Йельской Корпорации, не позволил Йелю отказаться от вековых традиций. Преподаватели добились изменений лишь в 1931 году.

Каждый студент Йеля был обязан пройти установленную правилами программу обучения вместе с остальными студентами. К этому требованию прибавлялось правило посещения каждодневных молитв и чтений из Святого Писания. Помимо лекций, студенты были обязаны принимать участие в т. н. публичных чтениях, диспутах и декламациях. Публичное чтение означало дословный пересказ выученного наизусть материала; во время диспута студент должен был показать своё знание материала, приняв ту или иную сторону пропозиции (суждения, теоремы), и защитив её в согласии с предписанными правилами логики; декламация была собственной лекцией студента, украшенной тропами и формальной риторикой. Особое внимание отводилось устным формам обучения, с акцентом на красноречии и ораторском искусстве.

Обязательное использование латыни в Йельском колледже подчёркивало одну из фундаментальных миссий университета — продолжение интеллектуальных традиций Европы и античности. Дисциплины, изучаемые студентами Йеля и Гарварда отражали программу обучения Кэмбриджа и Оксфорда, а также античных академий: семь «либеральных искусств», классическая литература, и т. н. «три философии» — естествознательная философия, этика и метафизика. Пуритане считали такую программу обязательным фундаментом для заложения христианских идеалов, которые они надеялись закрепить в Америке посредством образования. Здания колледжа и церкви, к примеру, в Йельском университете примыкали друг к другу и были совместимыми. В то же время, интеллектуальная культура Европы, на которой основывалось образование в Йеле, была довольно изменчивой, и вскоре вызвала противостояние пуританских идеалов новым идеям.

Рост университета

Война за независимость Америки 1776—1781 годов не затронула Йель и университет значительно вырос за свои первые сто лет. В девятнадцатом и двадцатом веках были основаны аспирантура и профессиональные факультеты-институты, которые превратили Йель в настоящий университет. В 1810 году в Йеле был официально учреждён медицинский факультет, вслед за ним, в 1822 году, факультет теологии, а в 1824 году — юридический факультет. В 1847 году начала работать аспирантура в области точных, естественных и гуманитарных наук. В 1861 году в йельской аспирантуре впервые в Соединённых Штатах Америки была присуждена учёная степень доктора философии. В 1869 году в Йеле был основан искусствоведческий факультет, в 1894 году — музыкальный факультет, в 1900 году — факультет лесного хозяйства и охраны окружающей среды, в 1923 году — факультет по подготовке среднего медицинского персонала, в 1955 году — театральный факультет, в 1972 году — архитектурный, и в 1974 году — факультет управления.

С 1869 года в аспирантуре Йельского университета обучаются женщины. В 1969 году Йель начал принимать студенток в четырёхлетнюю программу на степень бакалавра.

Колледжи-общежития

В начале 1930-х годов по модели средневековых английских университетов, таких как Оксфорд и Кембридж, все студенты Йельского колледжа были разделены на двенадцать колледжей-общежитий, насчитывающих около 450 членов в каждом.

Такая система позволила сочетать преимущества неформальной атмосферы маленьких колледжей с широкими возможностями крупного научно-исследовательского университета. Каждый колледж-общежитие представляет собой несколько зданий, образующих уютный прямоугольный двор с тенистыми деревьями, лужайкой и удобными скамейками. Такой колледж-общежитие, со столовой, библиотекой, комнатами для занятий и залом для собраний, занимает целый городской квартал и создаёт неповторимую атмосферу студенческой жизни. Здесь студенты живут, едят, общаются, занимаются учебными и внеучебными делами. Каждый колледж возглавляет мастер, который живёт вместе со студентами. В каждом колледже также есть свой декан и несколько представителей-резидентов из общеуниверситетского профессорско-преподавательского состава, которые принимают активное участие в жизни студентов.

Всего колледжей двенадцать:

• Berkeley
• Branford
• Calhoun
• Davenport
• Timothy Dwight
• Jonathan Edwards
• Morse
• Pierson
• Saybrook
• Silliman
• Ezra Stiles
• Trumbull.

Йель сегодня

По состоянию на 2011 год университет занимает 11 место в «шанхайском» академическом рейтинге университетов мира и 3 место в рейтинге лучших университетов по версии издания U.S. News & World Report и так же Согласно международному рейтингу QS World University Rankings, который с 2010 года публикуется отдельно от Times Higher Education. В 2015 году Йель оказался на десятом месте в рейтинге Qs World University Rankings, уступив, в частности, другим вузам из Лиги плюща — Гарварду, Принстону и Кембриджу. В нём обучается 11 тысяч студентов из 50 штатов Америки и из более 110 стран. Двухтысячный профессорско-преподавательский состав отличается высочайшей квалификацией в своих областях знаний.

Кампус

Основная часть университета занимает территорию в 170 акров (69 гектаров) земли, простирающуюся от факультета по подготовке среднего медицинского персонала, в самом центре Нью-Хэйвена, до тенистых жилых кварталов, окружающих факультет теологии. Среди 225 йельских зданий есть немало, построенных знаменитыми архитекторами своего времени. Представленные архитектурные стили разнообразны: от ново-английского колониального до викторианской готики, от мавританского до ультрасовремнного. Йельские здания, башни, лужайки, дворы, арки и ворота создают то неповторимое целое, которое один архитектор назвал «красивейшим университетским городком Америки». Университету также принадлежит более 600 акров (243 гектаров) земли, на которой находятся всевозможные спортивные сооружения и лесопарковые зоны — все в нескольких минутах езды от центра города на автобусе. Начиная с 1930-х годов, Йель вкладывает значительные средства в развитие университетских помещений: был открыт новый комплекс искусствоведческого факультета, возведены здания научных лабораторий, спортивный центр и студенческое общежитие. В последние годы проводится реставрационный ремонт исторических зданий и колледжей-общежитий. В ближайшее десятилетие планируются дальнейшие капиталовложения в развитие и улучшение университета, затрагивающие как студентов, так и научных сотрудников.

Библиотека

Библиотека Йельского университета достойна особого упоминания. В её общем и специализированных фондах насчитывается более 15 миллионов единиц; библиотека владеет уникальными коллекциями, архивами, музыкальными записями, картами и другими редкими экспонатами. Это третья по величине библиотека США и вторая в мире среди университетских библиотек. Единый компьютеризированный каталог объединяет более 40 отраслевых библиотек, расположенных в разных частях кампуса: от необыкновенной по красоте готической библиотеки Стерлинга, где хранится около половины йельских книжных богатств, до современного корпуса коллекции книг и рукописей Бейнеке, с более чем 800-тысячным собранием уникальных книг и документов.

Галереи и музеи

Культурная и научная жизнь университета немыслима без его разнообразных коллекций. Йельская художественная галерея, основанная в 1832 году (современное здание построено 1953 году Луисом Каном), принадлежит к числу крупных публичных музеев Америки. В её двух зданиях собраны коллекции древнего и средневекового искусства, искусства Ренессанса и Востока, находки университетских археологических экспедиций. В экспозиции широко представлено до-колумбийское и африканское искусство, шедевры европейской и американской живописи разных периодов, а также богатая коллекция современного искусства. В числе её наиболее ценных произведений американской живописи картина «Леди Хау ставит мат Бенджамину Франклину» Эдварда Харрисона Мэя (1867).

Прямо напротив, через улицу, расположен Йельский центр искусства Великобритании, открытый в 1977 году. Там хранится самое большое в мире собрание образцов Британского искусства и иллюстрированных книг вне пределов Великобритании. В Йельском музее естественной истории Пибоди, основанном в 1866 году, размещается одна из лучших коллекций научных экспонатов в Северной Америке. Среди них — обширные орнитологическая коллекция и коллекция минералов, второе по величине в Америке хранилище останков динозавров и самый большой в мире полностью сохранившийся бронтозавр. Пибоди — это не просто музей, а активно действующий научно-исследовательский и культурный центр, объединяющий в себе все сферы деятельности: выставочную, просветительскую, охранную, исследовательскую и учебно-педагогическую. В Йельской художественной галерее, в Центре искусства Великобритании и в музее Пибоди помещается лишь часть университетских коллекций. Все произведения искусства, принадлежащие Йелю, — от шедевров Пикассо и останков древнего птеродактиля до хранящегося в Музее музыкальных инструментов альта, сделанного в 1689 году, — всё это доступно посетителям. Однако самое большое богатство университета — это те, кто в нём работает и учится: студенты, вдохновляемые примером, увлекаемые талантом и педагогическим мастерством своих профессоров и преподавателей, которые в свою очередь постоянно черпают новые идеи в общении со студентами.

Музыкальные коллективы

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=pcbqAtyjCh0 Schola Cantorum на концерте в Санкт-Петербурге. Июнь 2016.]

Международное признание получили вокальные коллективы студентов университета: Schola Cantorum и Йельский вокстет. Дирижёр и органист Дэвид Хилл (с июля 2013 года) является главным дирижером Schola Cantorum Йельского университета. Коллектив создан в 2003 году дирижёром Саймоном Кэррингтоном, гастролировал в большинстве европейских стран (в России в июне 2016 года), Китае, Южной Корее, Японии, Сингапуре, Турции; имеет многочисленные записи. Schola Cantorum специализируется на исполнении старинной и современной академической музыки. Главный приглашённый дирижёр этого коллектива — Масааки Судзуки.

Точные, естественные и прикладные науки

Поскольку Йель широко известен своими достижениями в области гуманитарных наук, многие не осознают, что университет является также одним из ведущих научно-исследовательских центров США. Йельские кафедры биологии, химии, молекулярной биофизики и биохимии, физики, астрономии, математики, вычислительной техники, геологии и геофизики, защиты окружающей среды и другие постоянно входят в число самых лучших университетских программ в Америке. Здесь созданы оптимальные условия для обучения студентов в таких областях, как биомедицина, прикладная химия, электро-технические и другие инженерные науки, первоклассные лаборатории оснащены по последнему слову техники. При Йельском университете было организовано три обсерватории: непосредственно на территории университета, в ЮАР Йельско-колумбийская южная обсерватория и в Аргентине.

Укрепляя и развивая свои достижения, Йель вкладывает более 500 миллионов долларов в расширение и усовершенствование лабораторий и учебных помещений факультетов точных наук и инженерного профиля. В ближайшее десятилетие университет осуществит дополнительные капиталовложения в размере более 500 миллионов долларов на развитие материальной базы для исследований в области медицины и биотехнологии.

Развитие международных связей в Йеле

Традиции международных связей Йельского университета восходят к началу девятнадцатого века, когда профессора и преподаватели начали предпринимать научные и образовательные поездки за границу. Йель был одним из первых университетов, которые приветствовали в своих стенах иностранных студентов: первый студент из Латинской Америки приехал сюда в 1830-х годах, а первый китайский студент, получивший университетское образование на американской земле поступил в Йель в 1850 году. Сегодня Йель активно участвует в различных международных программах и исследованиях.

В университете преподаётся более 50 иностранных языков и более 600 курсов, так или иначе связанных с международными отношениями. Йельский центр международных исследований, бывший в течение четырёх десятилетий лидером в этом направлении, в настоящее время предлагает шесть специальностей на степень бакалавра и четыре специальности на степень магистра. Центр прикладных лингвистических исследований, центр исследований проблем глобализации и международный финансовый центр поддерживают и развивают растущий интерес к международным программам и обогащают деятельность йельских профессиональных факультетов.

Йель гордится увеличением числа своих иностранных студентов. На некоторых факультетах учится более тридцати процентов аспирантов-иностранцев; шестнадцать процентов всех студентов Йельского колледжа приехало из других стран. Всемирная стипендиальная программа Йельского университета в каждом учебном году будет привлекать в Йель будущих выдающихся деятелей со всего мира, которым предстоит внести значительный вклад в развитие своих стран; более 1500 иностранных учёных из 100 с лишним стран мира ежегодно приезжают жить и работать в Йель.

Известные выпускники

Политики

Пять президентов США заканчивали Йельский университет:

• Тафт, Уильям Говард — 27-й президент США (1909—1913 гг.), 10-й председатель Верховного суда США (1921—1930 гг.);
• Форд, Джеральд Рудольф — 38-й президент США (1974—1977 гг.), 40-й вице-президент США (1973—1974 гг.);
• Буш, Джордж Герберт Уокер — 41-й президент США (1989—1993 гг.), 43-й вице-президент США (1981—1989 гг.);
• Клинтон, Уильям Джефферсон — 42-й президент США (1993—2001 гг.);
• Буш, Джордж Уокер — 43-й президент США (2001—2009 гг.).

Другие государственные деятели США:

• Уолкотт, Оливер — 2-й министр финансов США (1795—1800 гг.);
• Кэлхун, Джон Колдвелл — 7-й вице-президент США (1825—1832 гг.), 16-й государственный секретарь США (1844—1845 гг.);
• Тафт, Альфонсо — 31-й военный министр США (1876 г.), 34-й генеральный прокурор США (1876—1877 гг.);
• Клейтон, Джон — 18-й государственный секретарь США (1849—1850 гг.);
• Эвартс, Уильям — 27-й государственный секретарь США (1877—1881 гг.);
• Мак-Вей, Франклин — 45-й министр финансов США (1909—1913 гг.);
• Стимсон, Генри — 46-й государственный секретарь США (1929—1933 гг.), 45-й и 54-й министр армии США (1911—1913 и 1940—1954 гг.);
• Грей, Гордон — 2-й министр армии США (1948—1950 гг.), 5-й советник президента США по национальной безопасности (1958—1961);
• Ачесон, Дин — 51-й государственный секретарь США (1949—1953 гг.);
• Ловетт, Роберт — 4-й министр обороны США (1951—1953 гг.);
• Фаулер, Генри Хэммилл — 58-й министр финансов США (1965—1968 гг.);
• Вэнс, Сайрус — 57-й государственный секретарь США (1977—1980 гг.);
• Болдридж, Малкольм — 27-й министр торговли США (1981—1987 гг.);
• Брейди, Николас Фредерик — 68-й министр финансов США (1988—1993 гг.);
• Рубин, Роберт Эдвард — 70-й министр финансов США (1995—1999 гг.);
• Эшкрофт, Джон Дэвид — 79-й генеральный прокурор США (2001—2005 гг.);
• Клинтон, Хиллари — 67-й государственный секретарь США (2009—2012 гг.), 44-я первая леди США (1993—2001 гг.);
• Локк, Гэри — 36-й министр торговли США (2009—2011 гг.);
• Керри, Джон — 68-й государственный секретарь США (с 2013 г.), сенатор США (1985—2013 гг.), кандидат на пост президента США от Демократической партии на выборах 2004 г.

Государственные деятели иностранных государств:

• Карстенс, Карл — федеральный президент Германии (1979—1984 гг.);
• Лаурель, Хосе — президент Филиппин (1943—1945 гг.);
• Монти, Марио — председатель совета министров Италии (2011—2012 гг.);
• Седильо, Эрнесто — президент Мексики (1994—2000 гг.);
• Чиллер, Тансу — первая и пока единственная женщина премьер-министр Турции (1993—1996 гг.);
• Мутарика, Питер — президент Малави (c 2014 г.).

Учёные

• Акерлоф, Джордж — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (2001)
• Викри, Уильям — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (1996)
• Вишаус, Эрик — американский биолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1995)
• Гелл-Манн, Мюррей — американский физик, лауреат Нобелевской премии по физике (1969)
• Гиббс, Джозайя Уиллард — американский математик, физик и физикохимик
• Гилман, Альфред — американский фармаколог и биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1994)
• Даймонд, Питер — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (2010)
• Кругман, Пол — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (2008)
• Кушинг, Харви — американский нейрохирург, основоположник американской и мировой нейрохирургии
• Ледерберг, Джошуа — американский генетик и биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1958)
• Ли, Дэвид Моррис — американский физик, лауреат Нобелевской премии по физике (1996)
• Лоуренс, Эрнест Орландо — американский физик, лауреат Нобелевской премии по физике (1939)
• Невилл, Роберт Каммингс — американский философ и теолог.
• Томпсон, Джон Григгс — американский математик, лауреат трёх премий: Медали Филдса, Премии Вольфа, Премии Абеля
• Фелпс, Эдмунд — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (2006)
• Эндерс, Джон Франклин — американский вирусолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине (1954)

Бизнесмены, деятели культуры и искусства, спорта

• Айвз, Чарлз — американский композитор
• Браун, Самуэль Роббинс — американский миссионер в Китае и Японии
• Бакли, Кристофер — американский писатель
• Джиаматти, Пол — американский актёр и комик, лауреат премии «Золотой глобус» (2008, 2010)
• Духовны, Дэвид — американский актёр, лауреат премии «Золотой глобус» (1997, 2007)
• Льюис, Синклер — американский писатель, первый в США лауреат Нобелевской премии по литературе (1930)
• Люс, Генри — американский журналист и издатель, создатель журнала Time
• Макдорманд, Фрэнсис — американская актриса, лауреат премии «Оскар» (1996)
• Морзе, Сэмюэл — американский изобретатель и художник
• Нортон, Эдвард — американский актёр, сценарист, режиссёр, лауреат премии «Золотой глобус» (1996)
• Ньюман, Пол — американский актёр, лауреат премий «Оскар» (1987) и «Золотой глобус» (1957, 1969, 2006)
• Подолоф, Морис — первый президент НБА (1946—1963 гг.)
• Стрип, Мерил — американская актриса, лауреат премий «Оскар» (1980, 1981, 2012) и «Золотой глобус» (1980, 1982, 1983, 2003, 2004, 2007, 2010, 2012)
• Темплтон, Джон Маркс — американский предприниматель и филантроп
• Фостер, Джоди — американская актриса, лауреат премий «Оскар» (1989, 1992) и «Золотой глобус» (1989, 1992, 2013)
• Уивер, Сигурни — американская актриса
• Шолландер, Дон — пятикратный Олимпийский чемпион по плаванию
• Янг, Аарон — современный американский художник
• Уитмор, Эдвард — американский писатель и разведчик

Ссылки

• [www.yale.edu Официальный сайт Йельского университета]
• [oyc.yale.edu Open Yale courses] Записи (видео, аудио, стенограммы) лекций Йельского университета
• [academicearth.org/universities/yale Видео лекций Йельского университета] на сайте Academic Earth

Отрывок, характеризующий Йельский университет

Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…