Йеменские горы
Поделись знанием:
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
| Йеменские горы | |
| 15°27′ с. ш. 49°00′ в. д. / 15.450° с. ш. 49.000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=15.450&mlon=49.000&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 15°27′ с. ш. 49°00′ в. д. / 15.450° с. ш. 49.000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=15.450&mlon=49.000&zoom=9 (O)] (Я) | |
| Страны |  Йемен Оман |
| Площадь | 426 950 км² |
| Длина | 426 км |
| Ширина | 1383 км |
| Высочайшая вершина | Эн-Наби-Шаиб |
| Высшая точка | 3666 м [1] |
Йе́менские го́ры (Джебе́ль; англ. Yemen Highlands) — горный хребет на территории Йемена и частично Омана[1], простирающийся на юго-западе Аравийского полуострова вдоль Красного моря и Аденского залива.
Протяжённость с запада на восток составляет более 1300 км, высшая точка — гора Эн-Наби-Шаиб (3666 м). Плосковершинные массивы сложены древними кристаллическими породами, местами перекрытыми молодыми вулканическими потоками; сохранились вулканические конусы. Приморский склон короткий и крутой, противоположный — пологий, постепенно понижается внутрь полуострова. Господствуют степная и пустынная растительность. По долинам рек и временных водотоков произрастают кустарники.
В Йемен достаточно большое количество вулканов как спящих, так и периодически пробуждающихся и создающих очередные катаклизмы в Йемене.
Основные пики Йеменских гор
- Эн-Наби-Шуаиб (англ. Jabal an Nabī Shu‘ayb) — 3666 м (12,028 футов).[2] Это высочайшая гора не только в Йемене, но и на всём Аравийском полуострове.
- Тияль (англ. Jabal Tiyal) — 3510 м. Расположена недалеко на восток от столицы Санаа.
- Канин (англ. Jabal Kanin) — 3244 м. Расположена недалеко на юг от столицы Санаа.[2]
- Таакар — 3230 м. Расположена недалеко на юго-юго-запад от города Ибб.
- Исбиль — 3190 м. Расположена недалеко на восток от города Дамар.
- (англ. Jabal Sabir) — 3006 м (9862 фута)
- (англ. Jebel Raymah) — 2920 м (9580 футов)
- Дхабад (англ. Jabal Dhabad) — 2817 м. Расположена недалеко на северо-восток от столицы Санаа.[2]
Подразделение на горные районы
Йеменские горы подразделяются на горные районы:
- Хребет Сират
- Йеменское высокогорье:
- Джебель Хараз
- Джебель Масвар
- Джебель Шехара
- Горы Махрат высотой до 1300 м.
- Горы Радфан. Высочайшая точка – Джебель Хуррия (1867 метров).[3]
и другие
Напишите отзыв о статье "Йеменские горы"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.peakbagger.com/range.aspx?rid=442 Peakbagger.com] (англ.)
- ↑ 1 2 3 [www.pbase.com/bmcmorrow/image/41334608 Map at pbase.com] Retrieved 2011-11-20
- ↑ [antinormanist.livejournal.com/176657.html LiveJournal >> Радфанская кампания – "Щелкунчик". Изложение на основе "Aden Insurgency: The Savage War in South Arabia 1962-67" Джонатана Уолкера и "The Long Summer: 45 Commando RM 1963-1964" Т.М.П.Стэвенса.]
Источники
| В Википедии есть портал «Йемен» |
- [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_geo/2056/Йеменские Йеменские горы] — статья из Географической энциклопедии.
- [www.pbase.com/bmcmorrow/image/41334608 Карта].
Отрывок, характеризующий Йеменские горы
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
