Йеменское Мутаваккилийское королевство
Поделись знанием:
К:Появились в 1918 годуК:Исчезли в 1962 году
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
(перенаправлено с «Йеменское Мутаваккилийское Королевство»)
| Йеменское Мутаваккилийское Королевство | |||||||||
| المملكة المتوكلية اليمنية | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
| |||||||||
| Столица | Таиз | ||||||||
| Язык(и) | арабский | ||||||||
| Религия | шиитский ислам | ||||||||
| Денежная единица | Риал Северного Йемена | ||||||||
| Площадь | 195 000 км² | ||||||||
| Форма правления | абсолютная теократическая монархия | ||||||||
| Имам | |||||||||
| - 1918—1948 | Яхья бен Мухаммед Хамид-ад-Дин | ||||||||
| - 1948—1962 | Ахмед ибн Яхья Хамидаддин | ||||||||
| - 1962—1962 | Мухаммед аль-Бадр | ||||||||
Йеменское Мутаваккилийское Королевство (араб. المملكة المتوكلية اليمنية, в ряде переводов встречается как Йеменское Мутаваккилитское Королевство или Мутаваккилитское Королевство Йемена) — государство на территорий современного Йемена, существовавшее с 1918 по 1962 год.
История
1918 год — Османская империя разгромлена, зейдиты снова устанавливают контроль над значительной частью Йемена. 30 октября 1918 года, после разгрома Османской империи в ходе Первой мировой войны зейдитский имам шейх Яхья бен Мухаммед Хамид-ад-Дин провозгласил независимость страны, а через три дня объявил себя королём.
В годы войны английские войска оккупировали йеменский остров Камаран (1915) и прибрежную пустыню Тихаму (в том числе город-порт Ходейда, которую в 1921 году Англия передала эмирату Асир); возник англо-йеменский конфликт 1918-28 годов. Горный Йемен был блокирован, его внешнеторговые связи прерваны. Южные районы стали театром постоянных столкновений английских войск и племен Йемена.
- 1918 год — Турки уступают Таиз получившему независимость Йеменскому Королевству.
- 1919 год — В 1919 году провозгласивший себя королём Йемена Яхья бен Мухаммед Хамид-ад-Дин окончательно разорвал вассальные отношения с Турцией. Государствово Яхьи, занимавшее в то время горный Йемен, стало центром объединительного движения йеменских племен[1]. Усилиями Яхьи бен Мухаммеда была создана армия королевства.
- 1920 год — Йеменское королевство получило название Йеменское Мутаваккилийское Королевство.
- 1921 год — После капитуляции турок англичане занимали порт Ходейда с 1918 по 1921 год[1].
- Имам Яхья также развернул активную кампанию по укреплению йеменской государственности, объединив племена Северного Йемена и подавляя восстания сепаратистов в 1922—1923 годах, и проводил курс на международное признание Йемена.
- 1923 год — Подписание Лозаннского мирного договора, определившего границы современной Турции.
- 1923 год — После подписания Лозаннского мирного договора и распада Османской империи, остров Камаран был подчинён администрации английской колонии Аден.
- В 1925 году была освобождена Ходейда и остальная территория Тихамы[1].
- 1926 год — Первым международным договором стал договор королевства с Италией, подписанный в 1926 году в Сане.
- 1926 год — В Анкаре (Турция) состоялись первые контакты официальных представителей Йемена с дипломатами СССР.
- 1 ноября 1928 года — Между СССР и Йеменским Мутаваккилийским Королевством заключён договор о дружбе и торговле.
- 1932 год — Эмир Асира аль-Идриси провозгласил независимость эмирата от Саудовской Аравии. После подавления асирского восстания аль-Идриси бежит в Йемен.
- Март 1933 года — Посланцы имама Йемена Яхьи и саудовского короля Абдель Азиза встречаются и обсуждают возможность восстановления власти аль-Идриси. Посланники Азиза настаивали на передаче северного Асира и выдаче членов семьи аль-Идриси.
- Май 1933 года — Йемен захватывает Неджран, который считался йеменцами частью Йемена, блокирует транспортные пути из Асира в Неджд.
- 1934 год — Заключение англо-йеменского договора (Санаа), по которому Великобритания сохраняет за собой Аденские протектораты.
- 1934 год — Войска принца Саудовской Аравии Фейсала и его брата короля Сауда Ибн Абдула Азиза завоевывают провинцию Асир.
- 1934 год — Подписание Таифского договора (вблизи г. Ходейда), по которому провинция Асир переходит к Саудовской Аравии.
- 1935 год — Англичанка Фрейя Старк посещает Хадрамаут.
- 1937 год — Извержение вулкана в Йемене.
- 15 октября 1937 года — Продление Итало-йменского договора 1926 года.
- Конец 1930-х годов — После заключения «мира Инграмса», Хадрамаут вошёл в состав Восточного протектората Аден Великобритании.
- 1944 год — Поэт Мухаммед Аль Зубайри, «отец революции» на севере, возвращается в Йемен из Египта, но вскоре спасается бегством на юг, где формирует Партию свободных йеменцев.
- 1945 год — Король Яхья бен Мухаммед поддержал создание Лиги арабских государств. Йемен входит в состав Лиги арабских государств.
- 1947 год — Принятие Йемена в ООН.
- 17 февраля 1948 года — Король Яхья бен Мухаммед застрелен наёмным убийцей в результате заговора.
- 1948 год — Первая Йеменская революция. Место убитого короля Яхьи занимает имам Ахмад. Столица переносится в город Таиз, который также становится резиденцией имама.
- 1950 год — Англо-йеменская конференция в Лондоне, подписание Англо-йеменского договора.
- 1950—1951 годы — Американский археолог Вендэл Филлипс начинает археологические раскопки города Мариб, где был открыт овальный храм, посвященный богу Луны.
- 1952 год — Имам Ахмад запрещает прослушивание радио в публичных местах.
- 1954 год — Королева Великобритании Елизавета II посещает город Аден.
- 1954 год — Открытие нефтеперерабатывающего завода, построенного «Бритиш Петролеум», и порта на Малом Адене.
- 1955 год — Первые выборы в законодательный совет в Адене.
- 1955 год — Восстание гарнизона в Таизе, подавленное через несколько дней.
- 31 октября 1955 года — в Каире (Египет) подписан Договор о дружбе, возобновивший договор 1928 года и установивший между СССР и Йеменом дипломатические отношения (обмен ратификационными грамотами произведен 30 марта 1956 г. в Каире).
- 23 апреля 1956 года — СССР и Йеменское королевство договорились о взаимном открытии дипломатических миссий (в 1956-58 миссия СССР располагалась в Каире, откуда была перенесена в 1958 в Таиз).
- 8 марта 1956 года — в Каире между СССР и ЙМК подписано Соглашения о торговле и платежах.
- 21 июня — 11 июля 1956 года — наследный принц ЙМК Мухаммед аль-Бадр посетил СССР с дружественным визитом, в ходе которого подписано Соглашение об экономическом и техническом сотрудничестве.
- 1957 год — начало военно-технического сотрудничества между СССР и ЙМК.
- Начало 1958 года — Под влиянием проводимой Гамалем Абдель Насером политики, направленной против британского колониального господства на Ближнем Востоке, в Адене начало зарождаться антибританское движение, пока ещё не проявлявшее себя явно. Вслед за созданием Объединенной Арабской Республики (февраль 1958), Насер предложил Йемену примкнуть к ней, что ставило под угрозу существование Аденского протектората. Опасаясь потерять колонию, британские власти приняли решение об объединении отдельных южнойеменских княжеств под английской короной.
- 8 марта 1958 года — Йеменское Королевство входит в конфедерацию с Объединённой Арабской Республикой, состоящей из Египта и Сирии.
- 1958 год — в Таизе открылась миссия СССР (перенесена из Каира).
- 1958—1961 — советские специалисты строят новый порт в Ходейде (порт «Ахмади»).
- Февраль 1959 года — создана Федерация Арабских Эмиратов Юга, впоследствии переименована в Федерацию Южной Аравии, в которую вошли 6 княжеств Западного протектората. На востоке султанаты Катири и Куайти отказались вступать в Федерацию.
- 1959 год — советское Общество Красного Креста и Красного Полумесяца направило в Йемен 10 тыс. тонн пшеницы для помощи в преодолении последствий засухи.
- 1960-е — В Таизе открываются первые в Йемене водоочистные сооружения.
- 1961 год — советские специалисты построили портовые сооружения в Ходейде (порт «Ахмади»). Строительство началось в 1958 году.
- 1961 год — Объединенная Арабская Республика прекратила существование.
- 1962 год — Столица снова перенесена в Санаа.
- 24 июня 1962 года — в Санаа, в бывшей резиденции принца Касима, разместилось Посольство СССР (перенесено из Таиза).
- 18 сентября 1962 года — в Таизе скончался король Йемена имам Ахмед ибн Яхья Хамидаддин. Принц Мухаммед аль-Бадр провозглашён королём[2].
- 26 сентября 1962 года — Йеменская армия при поддержке танков штурмом взяла королевский дворец Дар аль-Башаир в Сане. В ходе переворота свергнут новый имам Мухаммед аль-Бадр, пришедший к власти неделей раньше, после смерти своего отца; провозглашена Йеменская Арабская Республика[3]. Сформирован Совет революционного командования во главе с Абдаллой ас-Саллялем. В тот же день в Сану и Таиз прибыли египетские войска[4][5].
- 29 сентября 1962 года — СССР признал Совет революционного командования.
- Flag of Yemen 1918.svg
Йеменское Мутаваккилийское Королевство (1918—1923)
- Flag of Yemen 1923.svg
Йеменское Мутаваккилийское Королевство (1923—1927)
- Flag of the Mutawakkilite Kingdom of Yemen.svg
Йеменское Мутаваккилийское Королевство (1927—1962)
Внешняя политика
1 ноября 1928 между СССР и Йеменским Мутаваккилийским Королевством заключён договор о дружбе и торговле.
См. также
Напишите отзыв о статье "Йеменское Мутаваккилийское королевство"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Йемен // [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/7130/%D0%99%D0%95%D0%9C%D0%95%D0%9D Советская Историческая энциклопедия в 16 томах]. — Т. 6(Индра — Каракас). — С. 730. — 1022 с.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975. — М., 1979. — С. 40.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975. — М., 1979. — С. 43.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975. — М., 1979. — С. 61.
- ↑ Герасимов О. Г. Йеменская революция. 1962—1975. — М., 1979 — С. 44.
Ссылки
- [proekt-wms.narod.ru/states/yemen.htm Йемен]
Литература
- Густерин П. Йеменская Республика и её города. — М.: Международные отношения, 2006.
- Густерин П. Россия — Йемен: из истории взаимоотношений // Азия и Африка сегодня. — 2005. — № 11.
- Густерин П. Памяти Карима Хакимова // Дипломатическая служба. — 2008. — № 1.
| В Википедии есть портал «Йемен» |
| ||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Йеменское Мутаваккилийское королевство
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
