Йерихау-Бауман, Элизабет
| Элизабет Йерихау-Бауман | |
| Elisabeth Jerichau Baumann | |
 Автопортрет, ок. 1850 года | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Происхождение: |
польско-датское |
 Работы на Викискладе | |
Элизабет Йерихау-Бауман (нем. Elisabeth Jerichau Baumann, 21 ноября 1819, Варшава — 11 июля 1881, Копенгаген) — датская художница с польскими корнями.
Элизабет Йерихау-Бауман была супругой скульптора Йенса Адольфа Йерихау. Изучала живопись в Дюссельдорфе. Писала преимущественно жанровые полотна на темы народной жизни в Словакии. После переезда в Рим изображала картины из итальянской повседневной жизни. Впоследствии совершила путешествие по Греции и Египту.
Работы Элизабет Йерихау-Бауман весьма декоративны и наполнены великолепными красками, однако рисунку уделяется не столь большое внимание. Художница также отличалась мастерством в передаче светотени на своих полотнах. К её произведениям относятся также и картины, написанные в человеческий рост по античным и восточным мотивам («Греческий пастух у Парфенона», «Египетские женщины» и др.), а также портреты. К наиболее известным из последних относится знаменитый портрет братьев Гримм, запечатлённый впоследствии на банкноте Германии достоинством в 1000 немецких марок (последняя серия).
Дети художницы
- Соралд Хоральд Адольф Карл Лорент (1848)
- Мари (1850)
- Харальд (1851)
- Кэролайн Элизабет Нанни (1853)
- Луиза (1859)
- Софи Дагмар Элизабет (1859)
- Холгер Хфифелд (1861)
Библиография
- Nicolaj Bøgh, Elisabeth Jerichau-Baumann (Copenhagen 1886).
- Sigurd Müller, Nyere dansk Malerkunst, Copenhagen (1884).
- Peter Nørgaard Larsen, Elisabeth Jerichau Baumann, Øregaard Museum (1996)
- Peter NørgaardLarsen in: Weilbach,Vol. 4,Copenhagen (1996).
- Elisabeth Oxfeldt, (2005), Nordic Orientalism: Paris and the Cosmopolitan Imagination 1800—1900, Museum Tusculanum Press. ISBN 87-635-0134-1
Напишите отзыв о статье "Йерихау-Бауман, Элизабет"
Отрывок, характеризующий Йерихау-Бауман, Элизабет
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
