Йеркская обсерватория

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Йéркская обсерватóрия (англ. Yerkes Observatory, код обсерватории «754») — астрономическая обсерватория в Чикагском университете (Уильямс Бэй, штат Висконсин, США). Она была основана в 1897 году Джорджем Хейлом и финансировалась Чарльзом Йерксом. В этой обсерватории находится 40-дюймовый (1,02 метра) телескоп-рефрактор, изготовленный фирмой Элвина Кларка; это был самый большой телескоп в мире до создания Маунт-Вилсоновского рефлектора. На данный момент он остаётся самым большим рефракторным телескопом из когда-либо использовавшихся. Также в обсерватории есть 40-дюймовый и 24-дюймовый (61 сантиметр) телескоп-рефлектор. Несколько меньших по размеру телескопов также используются в образовательных целях.

Текущие направления исследований включают межзвёздное вещество, образование шаровых скоплений, инфракрасную астрономию и околоземные объекты. Чикагский университет поддерживает в обсерватории инженерный центр, специализирующийся на изготовлении и поддержке научных инструментов.

Йеркская обсерватория стала местом съёмок боевика «Цепная реакция» (1996 год), в котором герой впервые предстаёт наблюдающим в сорокадюймовый рефрактор.

В честь Йеркской обсерватории назван астероид (990) Йеркс (англ.), который был открыт в обсерватории в 1922 году астрономом Жоржем ван Бисбруком.





Телескопы

  • 40-дюймовый (102 см) рефрактор
  • 40-дюймовый (102 см) рефлектор
  • 24-дюймовый (61 см) рефлектор
  • 10-дюймовый (25 см) рефлектор системы Кассегрена
  • 7-дюймовая (18 см) камера Шмидта

Известные сотрудники

См. также

Напишите отзыв о статье "Йеркская обсерватория"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Йеркская обсерватория

– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.