Йеттишар

Йеттишар
уйг. يەتتىشەر دۆلەتى, Йәттишәр дөләти
ханство
← 1865 — 1877 →
Флаг Йеттишара
Столица	Кашгар
Крупнейшие города	Урумчи, Яркенд, Хотан
Язык(и)	уйгурский
Религия	ислам
Денежная единица	пул
Площадь	1,4 млн.кв.км
Население	уйгуры, дунгане, киргизы,
Форма правления	монархия
хан
- 1865-1877	Магомет Якуб бек Бадаулет
Преемственность
← Синьцзян Синьцзян →

К:Появились в 1865 годуК:Исчезли в 1877 году

Йеттишар (уйг. يەتتىشەر دۆلەتى, Йәттишәр дөләти, в различных источниках встречаются разные варианты русского написания названия — Джеты-шаар, Йаттишяр и т. п.; в переводе — «Семиградье») — государство, существовавшее на территории Восточного Туркестана в 1860—1870-х годах.

История создания

В 1757 году Цинским Китаем было уничтожено Джунгарское ханство, а в 1759 — завоёвана Кашгария; на новоприобретённой территории была образована провинция Синьцзян. Сюда ссылали противников цинского режима, здесь стали размещать маньчжурские и китайские войска из Ганьсу, отряды солонов и дауров из Маньчжурии. В 1764 году в долину Или переселили несколько тысяч сибо. Были созданы маньчжурские военно-земледельческие поселения и китайские военные поселения, а также земледельческие поселения из сосланных сюда уйгуров («таранчи») — участников сопротивления маньчжурскому завоеванию. Сюда переселялись китайцы и дунгане.

В начале XIX века резко обострилась социально-политическая обстановка в Кашгарии. Пользуясь отсутствием контроля со стороны наместника Синьцзяна, маньчжурские и китайские чиновники без стеснения использовали своё служебное положение для быстрого личного обогащения. Кроме того, население нещадно обирали китайские купцы, по дешёвке скупая местные продукты и изделия, но втридорога сбывая привозные, особенно чай. Всё это происходило на фоне сложных взаимоотношений Цинской империи с соседним Кокандским ханством. Кокандские ханы, давая приют борцам против маньчжурских завоевателей, умело использовали их для давления на цинское правительство, и вели в этом крае сложную политику.

Жившие в Коканде в начале XIX века сыновья Сарымсака ходжа Джахангир и Юсуф-ходжа — наследники бывших белогорских правителей Кашгарии — встали во главе движения за восстановление независимости края. Летом 1820 года Джахангир «бежал» из Коканда к киргизам, где собрал конный отряд в несколько сот сабель, и осенью прорвался через цинские заслоны. Подавление уйгурского восстания 1820 — 1827 годов и последующая борьба с Джахангиром обошлись цинскому правительству в 10 миллионов лянов. Это восстание потрясло саму основу цинского господства в Кашгарии, а ответные зверства карателей создавали почву для нового мусульманского выступления. После поимки и казни Джахангира в 1828 году все надежды теперь возлагались на Юсуфа-ходжу — брата Джахангира. На выступление его усиленно подбивал и хан Коканда.

Осенью 1830 года Юсуф со своим отрядом перешёл границу и был радостно встречен белогорцами. Памятуя об уроках восстания Джахангира, Юсуф щедро раздавал обещания народу и при его поддержке вступил в Кашгар. Однако в Яркенде штурм цитадели окончился неудачей, восставшие потерпели там крупное поражение, после чего наступил перелом и восстание пошло на убыль. Население поддерживало восстание гораздо меньше, чем в 1826 — 1827 годах, грабежи войск Юсуфа также восстановили против ходжи мирных жителей. Очень прохладно встретила белогорского ходжу черногорская секта. Цинские власти умело использовали религиозную вражду двух исламских сект. В октябре 1830 года наместник Чанлин начал наступление на повстанцев. В конце 1830 года Юсуф-ходжа с несколькими тысячами сторонников-белогорцев и пленными отступил к границе и ушёл на кокандскую территорию. Подавление длившегося четыре месяца восстания обошлось казне в 8 миллионов лянов.

В 1847 году было поднято новое восстание под руководством племянников Джахангира, известное в истории, по числу его руководителей, как «восстание семи ходжей»; оно было подавлено в том же году. В 1857 году в Кашгарии вспыхнуло восстание под руководством Валихан-тюря (племянника Джахангира), которое было жестоко подавлено в августе 1858 года; многие повстанцы бежали в Коканд.

Начавшееся в наместничестве Шэньгань (располагавшемся на территории провинций Шэньси и Ганьсу) в 1862 году восстание дунган отрезало синьцзянские власти от центра страны и лишило их дотаций из казны Шэньганя. Местная бюрократия попыталась компенсировать эту потерю путём повышения налогов и незаконных изъятий. Всё это привело население на грань всеобщего восстания.

В июне 1864 года взбунтовались солдаты-дунгане гарнизона Кучара, а за ними поднялось и остальное население во главе с Рашидин-ходжой. Освободив четыре округа — Турфан, Комул (Хами), Аксу и Уш (Уш-Турфан), он установил здесь свою власть, создав Кучарское ханство. Тем же летом в Урумчи возникло Дунганское ханство во главе с Лотай-ханом; вскоре он провозгласил себя султаном, а своё государство — Урумчинским султанатом. Войска Рашидина в октябре попытались завладеть Кашгаром, где перед этим успешно прошло восстание против завоевателей-маньчжуров. В Хотане власть перешла к мулле Хабибу-уллаху, ставшему главой Хотанского ханства. В восставший Кашгар из Коканда в 1864 году прибыл с отрядом Бузрук-ходжа (сын Джахангира); радостно встреченный населением, он был избран главой Кашгарского ханства, включавшего в себя и Яркенд.

Против цинского господства поднялись почти все мусульманские народы Синьцзяна — уйгуры, дунгане, киргизы и таджики. Массы выступили на освободительную борьбу под религиозным знаменем ислама, во главе движения встали духовные феодалы (ходжи) и простые муллы; борьба носила не только антиманьчжурскую, но и антикитайскую направленность. В 1867 году восстало уйгурское население Илийского края, и здесь возник Таранчинский султанат. Таким образом, практически весь Синьцзян на 13 лет сбросил маньчжурское иго. На территории былого цинского наместничества возникло пять небольших мусульманских государств. Такая феодальная раздробленность перед лицом цинской угрозы требовала скорейшего объединения. Создание единого государства происходило на базе наиболее сильного Кашгарского ханства. Им фактически руководил военачальник Мухаммед Якуб-бек — неграмотный выходец из низов, ставший выдающимся политическим деятелем. Якуб-бек создал многочисленную армию и её силами осуществил объединение Восточного Туркестана. Другие ханства, султанаты и эмираты были подчинены Кашгару, а новое государство получило название Йеттишар; Якуб-бек был провозглашён ханом Йеттишара под именем Бадоулет.

Семиградье

Чтобы предотвратить захват Якуб-беком Таранчинского султаната и не допустить роста английского влияния в Средней Азии, русские войска в 1871 году оккупировали Илийский край и ликвидировали здешнее уйгурское государство. Войска Якуб-бека совершили два похода против дунганского Урумчинского султаната, и в 1870—1872 годах присоединили его территорию к Йеттишару. На сторону Якуб-бека перешёл Мухаммед Аюб Биянху — один из лидеров восстания дунган в Шэньси, в 1873 году вытесненный китайскими войсками на северо-запад и обосновавшийся в Урумчи, а также другие дунганские командиры и беженцы из провинций Шэньси и Ганьсу.

Якуб-бек провёл ряд прогрессивных реформ. Он модернизировал свою 45-тысячную армию, упростил бюрократическую систему, сократил аппарат, резко уменьшил налоги, сборы и повинности с населения, отменил внутренние пошлины, упорядочил финансы. Правитель Йеттишара поощрял торговлю, строил караван-сараи, прокладывал новые каналы и иные оросительные системы. Тем не менее созданный им режим был суровым, и подчас жестоким. Когда же цинские войска с 1873 года начали военные действия в Синьцзяне, многие позитивные начинания в Йеттишаре оказались перечёркнутыми из-за резкого роста военных расходов.

Для укрепления своего государства Якуб-бек стремился использовать противоречия между Россией и Англией, предлагая и той и другой свою службу. Петербург, развивая с Йеттишаром торговлю, не пошёл на его дипломатическое признание. Англия пыталась использовать кашгарского хана против России, помогая ему до 1877 года из Индии оружием и военными советниками; такая же помощь оказывалась ему и со стороны Османской империи.

Дискуссия в Пекине о Западном походе

После подавления восстания тайпинов перед цинской администрацией со всей остротой встал вопрос о характере дальнейшей политики в отношении отпавших от Китая районов. Решение этой проблемы вызвало оживленные споры. Было две противоположных точки зрения.

Некоторые высшие сановники и военачальники предлагали остановиться на решении вопроса о возвращении утерянных территорий мирным, дипломатическим путём, через признание независимости Джунгарии и Восточного Туркестана (образовавшихся там государств). Сторонники такой позиции ссылались на переживаемые цинским Китаем трудности политического и экономического характера. Главным выразителем этой точки зрения был Цзэн Гофань — влиятельнейший политический деятель того времени; он открыто предложил «отказаться от территорий к западу от Цзяюйгуаня».

Другая часть официальных лиц в цинском правительстве выступала за самые решительные военные действия и подавления восстаний. Лидером этой группировки был Айсиньгёро Исюань, носивший титул «великий князь Чунь», который являлся сводным братом императора, правившего под девизом «Сяньфэн». Ихуань даже предложил лично возглавить карательную экспедицию на Запад.

В 1874 году было предложено устроить при дворе дискуссию на эту тему. Предполагалось, что все известные политические деятели Китая так или иначе примут участие в дискуссии. Ли Хунчжан — наместник столичной провинции Чжили — выступил с аргументами, направленными против траты средств на возвращение Синьцзяна; по его мнению, нужно было сосредоточиться на защите побережья Китая от возможного вторжения западных держав и на создании мощного военно-морского флота. Но 12 января 1875 года умер, не оставив наследника, император. Вопреки правилам престолонаследия, на трон был возведен племянник вдовствующей императрицы Цыси, мальчик четырёх лет, сын младшей сестры Цыси и великого князя Чуня. Таким образом, сторонники возвращения Синьцзяна под власть Пекина получили весомую поддержку. Одним из основных сторонников Западного похода был Цзо Цзунтан — наместник Шэньганя, только что утопивший там в крови дунганское восстание.

10 марта 1875 года Цзо Цзунтану был отдельно послан секретный документ с запросом о его мнении по синьцзянской проблеме. Цзо Цзунтана просили ясно ответить, мог ли он восстановить власть империи в Синьцзяне с теми силами, которые имелись у него в распоряжении на данный момент. Важность указанного документа была столь велика, что на его доставку в Ланьчжоу из Пекина потребовалось всего лишь 9 дней; Цзо Цзунтан получил запрос 19 марта 1875 года. Он ответил почти через месяц, 12 апреля 1875 года, развернутым докладом (он занимает 19 двойных страниц текста), в котором утверждалось, что синьцзянская кампания должна была проводиться до полной победы, безотносительно состояния дел в осуществлении военно-морской программы. Вскоре после получения правительством доклада Цзо Цзунтана, в апреле 1875 года император назначил Цзо Цзунтана императорским уполномоченным по военным делам в Синьцзяне. Таким образом, было положено официальное начало военной кампании в Синьцзяне.

Западный поход Цзо Цзунтана

В 1875 году Цзо Цзунтан двинул своё 70-тысячное войско на покорение Джунгарии. Поскольку он умело поддерживал в Якуб-беке надежду на договор с Пекином об автономии Кашгарии в рамках Цинской империи, Джунгария была отдана ему почти без боя. После этого он в середине апреля 1877 года внезапно бросил против Йеттишара 180 батальонов хорошо вооружённых войск под командованием Лю Цзуньтана. Несмотря на помощь отрядов Биянху и других командиров-дунган, войска Якуб-бека терпели поражения. В мае 1877 года он был отравлен, а Йеттишар распался на три враждующие между собой владения. Войска Лю Цзуньтана овладели Кашгаром, Яркендом и Хотаном. В декабре 1877 года была покорена вся Кашгария. Каратели казнили тысячи мусульман, десятки тысяч бросали в темницы. Биянху с отрядами дунган нашёл убежище во владениях России. Власть династии Цин была восстановлена над всем Синьцзяном, кроме Илийского края, который был возвращён Россией Китаю по Петербургскому договору.

Галерея

Войска Йеттишара

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

См. также

• Дунганское восстание
• Магомет Якуб бек Бадаулет

Литература

• О. Е. Непомнин «История Китая: Эпоха Цин. XVII — начало XX века» — Москва, издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2005. ISBN 5-02-018400-4
• «История Востока» в 6 томах. Том IV «Восток в новое время (конец XVIII — начало XX в.)». Книга 1 — Москва, издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2004. ISBN 5-02-018387-3
• «История Востока» в 6 томах. Том IV «Восток в новое время (конец XVIII — начало XX в.)». Книга 2 — Москва, издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2005. ISBN 5-02-018473-X
• «История Китая» п/ред. А. В. Меликсетова — Москва, издательство МГУ, издательство «Высшая школа», 2002. ISBN 5-211-04413-4
• Д. В. Дубровская «Судьба Синьцзяна. Обретение Китаем „Новой границы“ в конце XIX в.» — Москва, издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. ISBN 5-89282-081-5
• А. Д. Воскресенский «Китай и Россия в Евразии. Историческая динамика политических взаимовлияний» — Москва, «Муравей», 2004. ISBN 5-89737-204-7
• Уйгуро-дунганское восстание 1864-77 // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Дунганское восстание // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Валиханов Ч. Ч. «О состоянии Алтышара, или шести восточных городов Китайской провинции Нан Лу (Малой Бухарии) (1858—1859)».
• Грум-Гржимайло Г.Е.,. Восточный Туркестан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [new.hist.asu.ru/biblio/ruskit/index.html Моисеев В. А.. «Россия и Китай в Центральной Азии (вторая половина XIX в. — 1917 гг.)»] Барнаул: АзБука, 2003. — 346 с ISBN 5-93957-025-9
• [lib.jp-net.ru/dox/xinjiang.txt Дубровская Д. В. «Судьба Синьцзяна. Обретение Китаем 'Новой границы' в конце XIX в.»] (Российская Академия наук, Институт востоковедения. Москва: ИВ РАН, 1998. ISBN 5-89282-081-5 (В документе используется кодировка Cyrillic/Russian CP 866).

Ссылки

• [rosvesty.ru/1794-01/interes/?id=229 Якуб-бек «Синьцзянский»]

Отрывок, характеризующий Йеттишар

Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.