Беркхейде, Иов

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Йоб Адрианс Беркхейде»)
Перейти к: навигация, поиск
Иов Беркхейде
Job Adriaenszoon Berckheyde

Автопортрет
холст, масло. Музей Франса Халса, Харлем
Дата рождения:

27 января 1630(1630-01-27)

Место рождения:

Харлем

Дата смерти:

23 ноября 1693(1693-11-23) (63 года)

Место смерти:

Харлем

Жанр:

Портрет
Жанровая живопись
Пейзаж
Виды церковных интерьеров

Влияние:

Янс Санредам
Эмануэль де Витте

Влияние на:

Геррит Адриансзон Беркхейде (младший брат Иова Беркхейде)

Работы на Викискладе

И́ов А́дриансзон Бе́ркхейде (нидерл. Job Berckheyde / Hiob Andriesz. Berckheijde; 27 января 1630, Харлем — 23 ноября 1693, Харлем) — голландский художник второй половины XVII века. Универсально одарённый, он работал во многих жанрах, и как портретист, и как мастер бытовых сцен; он писал пейзажи и натюрморты, но самых значительных достижений Иов Беркхейде добился в живописи интерьеров протестантских церквей.





Биография

Иов Адриансзон Беркхейде родился в 1630 году в Харлеме. Его отец, Адриан отдал мальчика в обучение к мастеру-переплётчику, но Иова с детских лет влекло призвание живописца. В возрасте 14 лет он поступает учеником к мастеру мифологических и религиозных сцен англ. Якобу ( I ) де Вету [1]. Однако, куда большее влияние, по сравнению с Якобом де Ветом, оказал на Беркхейде мастер проникновенных архитектурных пейзажей и церковных интерьеров, Питер Янс Санредам.

Творчество Иова Беркхейде, пришедшееся на заключительный этап Золотого века голландской живописи отмечено редкостным жанровым многообразием. Помимо портретов, он писал исторические картины[2], современные анекдотические сценки в комнатах, группы верховых охотников с элементами сельского ландшафта, интерьеры церквей, сложно организованные перспективы городских дворов, городские ведуты с большим числом связанных сюжетным действием персонажей. При этом пространство картин Иова Беркхейде всегда осенено ровным, мирно разлитым в природе и внутри помещений, всё заполняющим светом.

Как пишет Карл Вёрман:
Поздний ученик Халса, Иов Беркгейде до совершенства довёл внутренние виды выбеленных реформатских церквей, преобразуя их, как показывают его картины [www.rijksmuseum.nl/nl/collectie/SK-C-100 в Амстердаме] и [www.europeana.eu/portal/record/2048419/item_PK4QOWTOMRRRG73I4BX6K6Z2EDFLBOW3.html в Дрездене], нежной, плавной кистью и всеми прелестями утонченной красочности серебристой светотени.

История искусства: Том 3. Искусство XVI-XIX столетий, С. 517-518

О ранних успехах Иова Беркхейде свидетельствуют сохранившиеся документы.10 июня 1653 он погасил кредит, взятый в харлемской Гильдии святого Луки. В октябре 1653 года Ван Мелдерт, дилер из Амстердама, задолжал ему деньги за предоставленные Иовом картины. А 10 марта 1654 Иов смог оплатить вступительный взнос в харлемскую Гильдию. В молодости Иов руководил первыми шагами в живописи младшего брата, Геррита Беркхейде (1638—1698, ныне более известного)[3]. Во второй половине 1650-х братья предприняли путешествие по Рейну (мужественный шаг вскоре после потрясений Тридцатилетней войны). Они посетили германские города Кёльн, Бонн, Гейдельберг, где писали портреты и сцены охоты при дворе курфюрста Пфальца, Карла I Людвига. Но вскоре они поспешили на родину (исследователи сходятся на том, что в Харлеме у братьев была общая мастерская)[5]. Летописец Золотого века Голландии, Арнолд Хаубракен (1660—1719) в своём труде [www.dbnl.org/tekst/houb005groo01_01/houb005groo01_01_0371.php «De groote schouburgh der Nederlantsche konstschilders en schilderessen» (1718)]  (нид.) характеризует Иова, как человека амбициозного и импульсивного, тогда как его брата Геррита — как скромного и тщательного. Впоследствии, в 1680-х1690-х годах Иов Беркхейде (как и его брат) был на видных ролях в Гильдии харлемских живописцев. Он также состоял в амстердамской Гильдии святого Луки (1685-1688), и был членом харлемской англ. камеры риторов, известной под названием «Ви́на из виноградника» (De Wijngaardranken) в 1666-1682.

Иов Адриансзон Беркхейде, умер на 64-м году жизни, поздней осенью; погребён 23 ноября 1693 в Харлеме.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Беркхейде, Иов"

Литература

  • [books.google.ru/books/about/Дрезденская_галерея.html?id=UP6mPdmzg2QC Дрезденская галерея.] / Под ред. Н. В. Геташвили. — М.: ОЛМА-Пресс Образование, 2004. — С. 86-87. — 128 с. — (Шедевры мировой живописи в вашем доме). — ISBN 5948494004.
  • P. Sutton. Masters of Seventeenth Century Dutch Genre Painting. — London, Philadelphia: Royal Academy of Arts, 1984. — P. 59.
  • I. van Thiel-Stroman. Job Adriaensz Berckheyde // Painting in Haarlem 1500-1850. The collection of the Frans Hals Museum. — Gent-Haarlem, 2006. — P. 106-109.
  • Stechow, Wolfgang. [rkd.nl/explore/library/28651 Job Berckheyde's «Bakery Shop»] (англ.) // Bulletin Allen Memorial Art Museum. — Oberlin College, 1957. — P. 10.

Примечания

  1. [www.vondel.humanities.uva.nl/ecartico/persons/8229 Центр изучения «Золотого века Голландии» при Амстердамском университете] приводит дату поступления Иова в ученики к англ. Якобу Виллемсу де Вету: 2 ноября 1644 (вскоре после того, как учеником де Вета стал будущий яркий анималист, Паулюс Поттер, 1625—1654).
  2. Первая датированная картина Иова Беркхейде, «Христос проповедует детям» (1661), представляет собой уникальное для его творчества обращение к библейскому сюжету, образец влияния учителя, Якоба Вилемсзона де Вета.
  3. Геррит Адриансзон Беркхейде, который был на восемь лет моложе Иова, бо́льшей узнаваемостью своего живописного наследия не в последнюю очередь обязан способности ограничиться узким жанровым спектром (в данном случае — это городские виды).
  4. Здание Амстердамской товарной биржи было возведено в 1608-13 годах маньеристским голландским архитектором де Кейзером (разрушено в 1837).
  5. [www.treccani.it/enciclopedia/job-e-gerrit-adriaensz-berckheyde_(Enciclopedia_Italiana)/ В статье «Итальянской энциклопедии» (1930), посвящённой братьям Беркхейде], сказано, что Геррит, когда хотел написать фигуры в своих городских пейзажах и в интерьерах, обращался за помощью к брату.

Ссылки

  • Картина Иова Беркхейде 1672 года «Нотариус в своем кабинете вручает документ посетителю» (холст, масло, 78.5 × 62.2 см), была продана в на аукционе Sotheby's / [www.sothebys.com/en/auctions/ecatalogue/lot.pdf.L05031.html/f/17/L05031-17.pdf Old Master Paintings Evening Sale, Лондон, 7 июля 2005, L05031]  (англ.) за 792,000 GBP.
  • [www.safran-arts.com/42day/art/art4jan/art0127.html Биографическая статья «Иов Беркхейде»]  (англ.)
  • [rkd.nl/en/artists/6744 Иов Беркхейде в архиве RKD]
  • [www.mutualart.com/Artist/Job-Adriaensz-Berckheyde/65349EB542FB065B Mutualart.com]
  • [www.artcyclopedia.com/artists/berckheyde_job.html Подборка ссылок на Artcyclopedia.com]
  • [www.wga.hu/frames-e.html?/bio/b/berckhey/gerrit/biograph.html Web Gallery of Art]
  • [www.artnet.com/artists/job-adriaensz-berckheyde/past-auction-results Artnet.com]

Отрывок, характеризующий Беркхейде, Иов

– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей: