Иван Комнин Асень

Иван Комнин Асень болг. Иван Комнин Асен серб. Јован Комнин Асен греч. Ίωάννης Κομνηνός Ἀσάνης
Деспот Валонского княжества
1345 — 1363
Предшественник:	титул учреждён
Преемник:	Александр Комнин Асень
Вероисповедание:	православие
Рождение:	Второе Болгарское царство
Смерть:	1363(1363) Дуррес, Албания
Род:	Шишман
Отец:	Срацимир
Мать:	Кераца Петрица
Супруга:	вторая жена Анна Палеологиня
Дети:	Александр и Ксения

Иван Комнин Асень (ум. 1363) — правитель Валонского княжества в 1345—1363 годах; первоначально являлся вассалом Сербского царства, а после 1355 года стал независимым правителем в своём домене.

Иван происходил из знатной болгарской семьи и был родным братом царя Ивана Александра и сербской царицы Елены Болгарской. Иван вероятно сопровождал сестру в Сербию, где она должна была выйти замуж за Стефана Душана, и вскоре окончательно переселился в Сербию. Здесь Ивану был пожалован титул деспота и обширные земли на территории современной Южной Албании.

Будучи деспотом Валони Иван поддерживал торговые связи с Венецией и Дубровником, а также стал гражданином Венеции в 1353 году. После смерти Стефана Душана Иван принял сторону его брата Симеона, который в конце концов проиграл битву за трон. В это же время ему удалось с помощью Венеции закрепить независимый статус Валони. Иван умер предположительно от чумы в 1363 году.

Происхождение и сербский вассалитет

Дата рождения Ивана Комнина Асеня неизвестна. Он был вторым сыном и третьим из пяти детей Срацимира, деспота Крына, и Керацы Петрицы, дочери царя Видина Шишмана I. Также по материнской линии Иван принадлежал к династии Асеней и был потомком болгарского царя Ивана Асеня II и его третьей жены Ирины Комнины Дукини. Старший брат Ивана Иван Александр в 1331 году унаследовал болгарский трон, а сестра Елена стала сербской царицей благодаря браку со Стефаном Душаном. Несмотря на то, что Иван носил фамилию Комнинов, его родство с византийской династией весьма отдалённое; он имел право на использование этого имени либо по принадлежности его матери к династии Асеней, которая состояла в в родстве с Комнинами, либо по браку с Анной Палеологиней, дочерью византийского аристократа и протовестиария Андроника Ангела Комнина Дуки Палеолога.

Достоверно неизвестно, когда и почему Иван переселился в Сербское царство, вместо того, чтобы занять высокое положение в Болгарии, которое могли обеспечить ему его родственники. Болгарский историк Иван Божилов считает, что Иван в Сербии не был политическим беженцем. Вероятнее всего, он прибыл в Сербию с верой в то, что территориальная экспансия и политическое влияние страны, которая была на самом пике могущества, обеспечат ему лучшие карьерные возможности. Предположительно, Иван сопровождал свою сестру Елену, когда она приехала в Сербию в 1332 году, чтобы выйти замуж за короля Стефана Душана.

Иван впервые документально упоминается в качестве деспота Валони в 1350 году, в то же время его присутствие на албанских землях датируется только 1349 годом. Вероятнее всего, он получил титул деспота в начале 1345 или 1346 года, когда Стефан Душан был провозглашен царём греков и сербов. Американский учёный Джон Файн предполагал, что это произошло сразу после коронации Стефана Душана в 1346 году. Вместе с единокровным братом Стефана Душана Симеоном Урошем и севастократором Йованом Оливером Иван Комнин Асень был одним из трёх человек, которые носили титул деспота при Стефане Душане.

Иван стал правителем Валоны в конце 1345 года в результате завоевания Сербией албанского юга, которое было завершено не позднее августа 1345 года. Кроме адриатического порта Валоны (современная Влёра), апанаж Ивана составляли окрестности Канина и внутренний замок Берат на северо-востоке страны. Нет никаких данных о том, какими ещё территориями владел Иван. Считается, что помимо трёх упомянутых городов, местная знать остальной части страны обязана была принести клятву верности либо Ивану, либо напрямую Стефану Душану. На юге владения Ивана граничили с территориями Симеона Уроша, деспота Эпира.

Отношения с Венецией и независимость

В 1349 году Иван Комнин Асень, в соответствии со средневековым принципом Jus naufragii, разграбил венецианское торговое судно, которое потерпело кораблекрушение на побережье в его владениях. Как свидетельствуют официальные документы от 13 апреля 1350 года, дело потребовало вмешательства короля Стефана Душана. Несмотря на этот конфликт, при Иване Валонское княжество оставалось активным партнёром Венеции и Дубровника в морской торговле. Две расписки от 27 февраля 1350 года представляют Ивана как посредника в сделках, касавшихся крупно-рогатого скота, сахара и перца, и показывают, что он имел неплохой доход от валонской таможни, поскольку в порт Валони часто заходили торговые суда. Хотя все документы Ивана велись на славянских языках, Иван предпочитал подписывать документы своим именем на греческом языке, что свидетельствует о его эллинизации. В это же время Иван вёл переписку с мамлюкским правителем Египта, который в письмах называл Ивана «королём Сербии и Болгарии».

В 1353 году Ивану и его семье было предоставлено венецианское гражданство, что говорило о том, что отныне его владения находились под защитой Венеции. преждевременная кончина Стефана Душана в 1355 году ввергла Сербское царство в гражданскую войну. В этом конфликте Иван принял сторону Симеона Уроша, который был единокровным братом покойного царя и зятем жены Ивана, и восстал против законного наследника Стефана Уроша, сына Стефана Душана. Попытка Симеона захватить трон оказалась неудачной, в это же время Стефану удалось в 1356 году захватить Берат, хотя другие владения Ивана остались нетронутыми и ему удалось приобрести независимость как от Симеона, так и от Стефана. В то же время угроза со стороны эпирского царя Никифора II Орсини принудила Ивана обратиться за помощью к Венеции, которая вскоре взяла под контроль владения Ивана.

Болгарский историк Христо Матанов считает, что после 1355 года Иван мог чеканить свою собственную монету, предназначенную для торговли с партнерами за пределами Балканского полуострова. Он основывает свою теорию на новом прочтении латинских надписей на некоторых монетах; к примеру ранее надпись на одной из монет читали как Monita despoti Oliveri, однако в новом прочтении она выглядит как Monita despoti Ioanni. Новое прочтение, предложенное югославским нумизматом Недельковичем, называет заказчиком чеканки именно Ивана, а не Йована Оливера, как считалось ранее.

Венецианские торговые документы от 30 января 1359 года являются последними документальными подтверждениями активной деятельности Ивана. Реальная дата смерти Ивана Комнина Асеня неизвестна, однако историки предполагают, что умер он во время эпидемии чумы в Валони и Дураццо в 1363 году.

Семья

Первый брак, согласно историческим документам, был заключён вскоре, после прибытия Ивана в Сербию; при этом о первой жене Ивана ничего не известно. Сыном Ивана от первого брака был севаст Валони Александр Комнин Асень, после смерти которого владения Ивана перешли его зятю князю Зеты Балше II. Балша был женат на Ксении Комнине, дочери Ивана по разным данным от первого или второго брака. В начале 1350-х годов Иван женился на Анне Палеологине, внучке византийского императора Михаила VIII Палеолога и вдове деспота Эпира Иоанна II Орсини. Этот брак утвердил позицию Ивана в регионе.

Иван Комнин Асень — предки

2. Срацимир, деспот Крына                                   1. Иван Комнин Асень                                         6. Шишман I, деспот и царь Видина                             3. Кераца Петрица                                   14. севастократор Петр                       7. ?                             30. Иван Асень II, царь Болгарии               15. Анна-Теодора Асенина                       31. Ирина Комнина Дукина

Литература

• Андреев, Йордан Киров; Лазаров, Иван; Павлов, Пламен Христов. [books.google.ru/books?id=WCEXAQAAIAAJ Кой кой е в Средновековна България]. — Издателска къща «Петър Берон», 1999. — 416 с.
• Божилов, Иван Ангелов. [books.google.ru/books?id=SNqRZwEACAAJ Фамилията на Асеневци: 1186-1460 : Генеалогия и просопография]. — София: БАН, 1985. — 504 с.
• Матанов, Христо. [books.google.ru/books?id=DsoJAQAAIAAJ Югозападните български земи през XIV век]. — София: Наука и изкуство, 1986. — 214 с.
• Fine, John Van Antwerp. [books.google.ru/books?id=LvVbRrH1QBgC The Late Medieval Balkans: A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest]. — University of Michigan Press, 1994. — 683 p. — ISBN 0472082604, 9780472082605.
• Soulis, George Christos. [books.google.ru/books?id=NXFpAAAAMAAJ The Serbs and Byzantium during the reign of Tsar Stephen Dušan (1331-1355) and his successors]. — Dumbarton Oaks Library and Collection, 1984. — 353 p. — ISBN 0884021378, 9780884021377.

Отрывок, характеризующий Иван Комнин Асень

– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?