Брейер, Йозеф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Йозеф Брёйер»)
Перейти к: навигация, поиск
Йозеф Брейер
нем. Josef Breuer

Йозеф Брейер в 1877 году
Научная сфера:

психоанализ

Альма-матер:

Венский университет

Научный руководитель:

Иоганн Оппольцер

Йо́зеф Бре́йер (нем. Josef Breuer, 15 января 1842, Вена — 20 июня 1925, Вена) — австрийский врач, друг и наставник Зигмунда Фрейда, основатель катартического метода психотерапии. Наряду с Зигмундом Фрейдом, считается основателем психоанализа.





Биография

Йозеф был старшим из двух сыновей одного из учителей религии венской еврейской общины, Леопольда Брейера (Leopold Breuer, 1791—1872), и его жены Берты (в девичестве Землер, 1818—1845). Мать Йозефа умерла, когда он был совсем мал, до восьми лет ребёнка воспитывала бабушка, а обучал — отец. В 1858 году Брейер окончил венскую Академическую гимназию, после чего проучился один год в университете, чтобы поступить на факультет медицины Венского университета. В 1867 году Брейер сдал выпускные экзамены и остался работать при университете в качестве ассистента своего учителя, терапевта Иоганна Оппольцера. После смерти Оппольцера Йозеф стал практикующим врачом. Его пациентами были именитые коллеги с медицинского факультета венского университета и влиятельные представители венского общества.

В 1868 году Йозеф Брейер женился на Матильде Альтман (Matilda Altman, 1846—1931), родившей ему впоследствии пятерых детей. Позже его дочь Дора совершила самоубийство, не захотев быть схваченной нацистами. Кроме того, от рук нацистов погибла одна из внучек Брейера. Его дочь Маргарет была замужем за доктором Артуром Шиффом, дядей философа Карла Поппера; оба покончили с собой, ожидая ареста во время оккупации.[1]

Основание психоанализа

Вероятно, Брейер наиболее известен совместным с Фрейдом исследованием случая Берты Паппенгейм («случай Анны Оливандер») — женщины, страдающей параличом, потерей кожной чувствительности, «расстройством зрения и речи», то есть классическими проявлениями истерии (Zangwill). С данной пациенткой он имел дело в 1880—1881 годах.

Брейер выяснил, что истерия связана с травмирующими переживаниями прошлого, а её проявления можно редуцировать или свести на нет, если болезненные воспоминания будут воспроизведены в гипнотическом состоянии. Данный метод исследователь называл катартическим. Несколько позже Брейер и Фрейд обнаружили, что метод работает и без гипноза. Анна О. шутливо называла эту процедуру прочисткой дымохода. Для этой формы терапии она придумала и более серьёзное название — лечение разговорами[2].

В 1893 году Фрейд и Брейер совместно опубликовали работу «О психологическом механизме истерических феноменов», а в 1895 — издали книгу «Очерки об истерии», в которой рассмотрели случай Анны О. наряду с другими клиническими наблюдениями. Вопреки заявленному в публикации полному исцелению, пациентка страдала тяжёлыми психическими расстройствами, и в следующие годы ей пришлось ещё много раз подвергнуться стационарной терапии.

В письме Зигмунду Фрейду Йозеф Брейер предложил назвать изобретённую методику психоанализом, по примеру Шиллера, определившего классическую пьесу «Царь Эдип» как «трагический анализ». Аналогию вдохновил тот факт, что эффект от катартической терапии достигался с помощью воссоздания травматических событий прошлого и их эмоционального отреагирования, и что чума в Фивах была побеждена Эдипом также путём выяснения истины.

Брейер является главным героем книги И.Ялома «Когда Ницше плакал».

Исследования по физиологии

«Физиология» — специальность докторской диссертации Йозефа Брейера, поэтому большинство его исследований посвящены этой дисциплине. Работая под руководством Эвальда Геринга в венской военно-медицинской школе, Брейер был первым, кто продемонстрировал роль блуждающего нерва в рефлекторной регуляции дыхания. Это был уход от более раннего, психологического объяснения, изменивший представление ученых о взаимодействии легких и нервной системы. Сегодня этот механизм известен как рефлекс Геринга-Брейера[3].

Кроме того, Йозеф Брейер исследовал роль полукружных каналов внутреннего уха в поддержании равновесия (теория перетекания эндолимфы во внутреннем ухе Маха-Брейера). Ему также принадлежат работы о терморегуляции организма.

В 1894 году Брейер был избран членом-корреспондентом Венской академии наук[4].

Работы

  • Zwei Fälle von Hydrophobie. In: Wiener medizinische Wochenschrift 18 (1868). Sp. 178 f., 210—213.
  • Das Verhalten der Eigenwärme in Krankheiten. In: Wiener medizinische Wochenschrift 18 (1868). Sp. 982—985, 998—1002.
  • Die Selbststeuerung der Athmung durch den Nervus vagus. In: Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften Wien, math.-naturw. Kl. 58/2 (1868), S. 909—937.
  • Bemerkungen zu Senator’s «Beiträge zur Lehre von der Eigenwärme und dem Fieber». In: Arch. path. Anat., Berlin 46 (1969), S. 391 f.
  • Über Bogengänge des Labyrinths. In: Allg. Wien. med. Ztg. 18 (1873), S. 598, 606.
  • Über die Function der Bogengänge des Ohrlabyrinthes. In: Med. Jb., Wien 1874. S. 72-124.
  • Zur Lehre vom statischen Sinne (Gleichgewichtsorgan). Vorläufige Mittheilung. In: Anz. Ges. Ärzte, Wien 1873. Nr. 9 (17. Dezember 1873), S. 31-33.
  • Beiträge zur Lehre vom statischen Sinne (Gleichgewichtsorgan, Vestibularapparat des Ohrlabyrinths). Zweite Mittheilung. In: Med. Jb., Wien 1875. S. 87-156.
  • Neue Versuche an den Ohrbogengängen. In: Arch. Physiol. 44 (1889), S. 135—152.
  • Über die Funktion der Otolithen-Apparate. In: Arch. Physiol. 48 (1891), S. 195—306.
  • Über Brommastitis. In: Wien. med. Presse 35 (1894), Sp. 1028.
  • Über Bogengänge und Raumsinn. In: Arch. Physiol. 68 (1897), S. 596—648.
  • Die Krisis des Darwinismus und die Teleologie. Vortrag, gehalten am 2. Mai 1902. In: Vorträge und Besprechungen. (1902), S. 43-64. Nachdruck der Ausgabe 1902: Edition diskord, Tübingen 1986.
  • Über Galvanotropismus bei Fischen. In: Zbl. Physiol., Wien 16 (1902), S. 481—483.
  • Studien über den Vestibularapparat. In: Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften Wien, math.-naturw. Kl. 112/3(1903), S. 315—394.
  • Über den Galvanotropismus (Galvanotaxis) bei Fischen. In: Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften Wien, math.-naturw. Kl. 114/3 (1905), S. 27-56.
  • Über das Gehörorgan der Vögel. In: Sitzungsberichte der Akademie der Wissenschaften Wien, math.-naturw. Kl. 116/3 (1907), S. 249—292.
  • Bemerkungen zu Dr. H. Abels Abhandlung «über Nachempfindungen im Gebiete des kinästhetischen und statischen Sinnes». In: Zschr. Psychol. Physiol. Sinnesorg. 45 (1907), 1. Abt., S. 78-84.
  • Über Ewald’s Versuch mit dem pneumatischen Hammer (Bogengangsapparat). In: Zschr. Sinnesphysiol. 42 (1908), S. 373—378.
  • Curriculum vitae [1923]. In: Dr. Josef Breuer 1842—1925. Wien o. J. [1927]. S. 9-24.
  • Ein telepathisches Dokument. In: Umschau 28 (1924). S. 215 f.
  • Josef Breuer / Rudolf Chrobak: Zur Lehre vom Wundfieber. Experimentelle Studie. In: Med. Jb., Wien 22/4 (1867). S. 3-12.
  • Josef Breuer / Sigmund Freud: Über den psychischen Mechanismus hysterischer Phänomene. Vorläufige Mittheilung. In: Neurol. Zbl. 12 (1893), S. 4-10, 43-47; zugleich in: Wien. med. Blätter 16 (1893), S. 33-35, 49-51.
  • Sigmund Freud / Josef Breuer: Studien über Hysterie. Franz Deuticke, Leipzig + Wien 1895. Neudruck: 6. Auflage. Fischer, Frankfurt a. M. 1991. ISBN 3-596-10446-7
  • Josef Breuer / Alois Kreidl: Über die scheinbare Drehung des Gesichtsfeldes während der Einwirkung einer Centrifugalkraft. In: Arch. Physiol. 70 (1898), S. 494—510.
  • Marie von Ebner-Eschenbach / Josef Breuer: Ein Briefwechsel. 1889—1916. Bergland-Verlag, Wien 1969

В культуре

Напишите отзыв о статье "Брейер, Йозеф"

Примечания

  1. [books.google.com/books?id=3VtHcYGp2pIC&pg=PA28&lpg=PA28&dq=leopold+popper&source=bl&ots=KxCMBxyxe_&sig=ruvdxfotv1IYHdU5izxzPZtbMTk&hl=en&sa=X&ei=9TbDUZX8G9S-4AOhlYDIBA&ved=0CDMQ6AEwATgK#v=onepage&q=leopold%20popper&f=false Karl Popper — The Formative Years, 1902—1945]
  2. Peter Gay, Freud: A Life for Our Time, pp. 65-66.
  3. [www.findarticles.com/p/articles/mi_g2699/is_0000/ai_2699000046 Breuer, Josef (1842—1925)] — Encyclopedia of Psychology
  4. Robert S. Steele, [books.google.com/books?id=f-I9AAAAIAAJ Freud and Jung]. — P. 50.

Литература

  • М. С. Шойфет. [www.e-reading.by/chapter.php/88951/76/Shoiifet_-_100_velikih_vracheii.html Брёйер (1842–1925)] // 100 великих врачей. — М.: Вече, 2008. — 528 с. — (100 великих). — 5000 экз. — ISBN 978-5-9533-2931-6.
  • [www.findarticles.com/p/articles/mi_g2699/is_0000/ai_2699000046 Gale Encyclopedia of Psychology].
  • Albrecht Hirschmüller: Physiologie und Psychoanalyse in Leben und Werk Josef Breuers, «Jahrbuch der Psychoanalyse», Z. 4, Verlag Hans Huber, 1978
  • G. Pilleri, J. J. Schnyder: Josef Breuer 1842—1925. Verlag des Hirnanatomischen Instituts Waldau-Bern, Waldau-Bern 1983.
  • Klaus Schlagmann: Zur Rehabilitation von 'Dora'. Oder: Freuds verhängnisvoller Irrweg zwischen Trauma- und Trieb-Theorie, Verlag Der Stammbaum und die 7 Zweige, 1997.
  • Klaus Schlagmann: Ödipus — komplex betrachtet, Verlag Der Stammbaum und die 7 Zweige, 2005.

Отрывок, характеризующий Брейер, Йозеф

Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.