Йоканьгская тюрьма

Йоканьгская тюрьма
Местоположение	Йоканьга, Мурманская область Мурманская область
Координаты	68°02′00″ с. ш. 39°28′00″ в. д.68.03333° с. ш. 39.46667° в. д. / 68.03333; 39.46667
Текущий статус	разрушена
Количество мест	более 1000
Открытие	1919
Закрытие	1920

К:Появились в 1919 годуК:Исчезли в 1920 году

Йока́ньгская тюрьма́ — пенитенциарное (исправительное) учреждение для политических заключённых, созданное интервентами и существовавшее с сентября 1919 года по февраль 1920 года.

Йоканьгская тюрьма была расположена на северо-востоке Мурманской области вблизи села Йоканьга (нынешний Островной). В мае 1916 года тут началось строительство военно-морской базы Северного Флота. Стройкой руководила организация Мурманскстройка, позднее — специальное Управление по постройке баз на Мурманском побережье. В строительстве участвовало порядка 600 человек и уже за первые 5 месяцев были возведены 4 жилых дома, два склада и 28 разноцелевых бараков, две радиомачты, здание телеграфа. От базы до пристани была проведена полуторакилометровая дорога. Несмотря на то, что в ноябре 1916 года работы были временно приостановлены, использоваться база уже начала.

Тюрьма на месте морской базы появилась 22 сентября 1919 года, через неделю после событий в тюрьме острова Мудьюг. Там 15 сентября 1919 года произошло восстание, в ходе которого 53 человека прорвали проволоку и под пулемётным огнём смогли добраться до побережья, захватить рыбацкие баркасы и бежать на материк. При подавлении восстания было убито 11 человек, ещё 13 были расстреляны на следующий день.

С первой партией в Йоканьгскую тюрьму прибыло вместе со 110 человек администрации и охраны около 300 заключённых, а к ноябрю их количество увеличилось до 1080 человек. Начальником был назначен И. Ф. Судаков. Заключённых селили в неотапливаемых бараках и землянках, политических вместе с уголовными преступниками и солдатами дисциплинарного батальона. В тюрьме царили крайне жёсткие условия — пытки, голод, постоянные болезни, массовые расстрелы. К 20 февралю 1920 года в живых осталось лишь 682 человека, в числе которых 250 тяжело больных. Результатом установившегося невыносимого режима в лагере было восстание, начавшееся 20 сентября 1920 года. Заключённые, избравшие совет под руководством М. И. Бечина, смогли разоружить гарнизон охраны. Спустя 10 дней бывшие заключённые были вывезены в Мурманск на ледокольных пароходах «Русанов», «Таймыр» и «Сибиряков». По пути умерло ещё 24 человека из числа тяжело больных. Умершие были похоронены в сквере в центре Мурманска.

7 ноября 1927 года в память об погибших узниках Йоканьгской тюрьмы Мурманске был открыт памятник жертвам интервенции 1918—1920 годов. Это первый памятник в Мурманске. В том же году памятный обелиск был установлен и в самой Йоканьге.

Литература

• [ke.culture51.ru/Iokangskaya-turma-p2824.html Йоканьгская тюрьма] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 2. Е — К / Гл. ред. А. Н. Виноградов. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2009. — С. 198.
• Уржумский П. Йоканьга. — Архангельск: Архангельское областное изд-во, 1930.
• Потылицын. А. Интервенция на советском Севере. — Архангельское областное изд-во, 1939. — 114 с.

Ссылки

• [gremicha.narod.ru/foto_albom/gorod/turma/01.htm Фотоальбом «Йоканьгская тюрьма»]
• [gremiha.my1.ru/index/istorija_gremikhi/0-9 История Гремихи]

Отрывок, характеризующий Йоканьгская тюрьма

Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.