Йокио, Армас
Поделись знанием:
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
Армас Йокио | |
Armas Taisto Jokio | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: |
12 октября 1998 (80 лет) |
Место смерти: | |
Гражданство: | |
Профессия: |
Армас Йокио (фин. Armas Taisto Jokio, 21 февраля 1918, Хельсинки, Финляндия — 12 октября 1998, Вантаа, Финляндия) — финский киноактёр и оперный певец.
Биография
В начале своей карьеры работал в театре Финская национальная опера, позже перешёл в Театр Оперетты. Кроме того, принимал участие в работе ревю-театра Punainen mylly («красная мельница»).
Йокио снимался также и в художественных фильмах, в том числе Пекка Пуупяя, Мимми из Мухоса, Летающий калакукко, Майор с большой дороги, Два старых дровосека и во многих других.
Фильмография
- 1943 — Конокрады
- 1948 — Невеста Калле Аалтонена
- 1949 — /Aaltoska orkaniseeraa
- 1951 — Четыре любви
- 1952 — Маленький трактир на плоту/On lautalla pienoinen kahvila
- 1952 — Мимми из Мухоса/Muhoksen Mimmi — Алекси
- 1952 — Четыре шкипера
- 1953 — Песня о Варшаве
- 1953 — Мы ещё вернёмся
- 1953 — Летающий калакукко/Lentävä kalakukko — Алекси
- 1953 — Пекка Пуупяя на летних каникулах
- 1954 — /Hei, rillumarei!
- 1954 — Майор с большой дороги
- 1954 — Два старых дровосека
- 1954 — Волшебная ночь
- 1954 — Синяя неделя
- 1955 — Продавец кукол и Прекрасная Лилит
- 1955 — /Säkkijärven polkka
- 1955 — Пастор Юссилайнен
- 1955 — /Pekka ja Pätkä puistotäteinä
- 1955 — /Pekka ja Pätkä pahassa pulassa
- 1955 — Прекрасная Каарина
- 1955 — /Helunan häämatka
- 1955 — /Minä ja mieheni morsian
- 1955 — /Ryysyrannan Jooseppi
- 1956 — Юха
- 1957 — /Rakas varkaani
- 1957 — /1918 — mies ja hänen omatuntonsa
- 1957 — /Pekka ja Pätkä ketjukolarissa
- 1957 — /Pekka ja Pätkä salapoliiseina
- 1957 — /Pekka ja Pätkä sammakkomiehinä
- 1957 — /Niskavuori taistelee
- 1957 — Маленькая Илона и её ягнёнок
- 1957 — Крест и огонь
- 1958 — /Asessorin naishuolet
- 1958 — /Äidittömät
- 1958 — /Niskavuoren naiset
- 1958 — /Pekka ja Pätkä Suezilla
- 1958 — /Pekka ja Pätkä miljonääreinä
- 1958 — Перекрёсток двух лыжней
- 1958 — Мазурка странника
- 1959 — Стеклянное сердце
- 1959 — /Pekka ja Pätkä mestarimaalareina
- 1960 — /Pekka ja Pätkä neekereinä
- 1960 — /Kankkulan kaivolla
- 1960 — /Molskis, sanoi Eemeli, molskis!
- 1961 — Девушка и шляпа
- 1961 — /Me
- 1961 — /Oksat pois…
- 1961 — /Toivelauluja
- 1962 — /Tähdet kertovat, komisario Palmu
- 1962 — /Taape tähtenä
- 1962 — "Всё хорошо!" сказал Ээмели
- 1963 — /Villin Pohjolan kulta
- 1981 — /Kiljusen herrasväki
Напишите отзыв о статье "Йокио, Армас"
Ссылки
- Армас Йокио (англ.) на сайте Internet Movie Database
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Йокио, Армас
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.