Йолли, Юлиус фон (языковед)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Йолли, Юлиус фон»)
Перейти к: навигация, поиск
Юлиус фон Йолли
нем. Julius von Jolly
Дата рождения:

28 декабря 1849(1849-12-28)

Место рождения:

Гейдельберг

Дата смерти:

24 апреля 1932(1932-04-24) (82 года)

Научная сфера:

языковед и санскритолог

Место работы:

Вюрцбург

Учёное звание:

Профессор

Юлиус фон Йолли (нем. Julius von Jolly; 28 декабря 1849, Гейдельберг24 апреля 1932) — немецкий языковед и санскритолог. Сын Иоганна Филиппа Густава фон Йолли, брат Людвига и Фридриха фон Йолли.

Профессор сравнительного языковедения и санскритского языка в Вюрцбурге, путешествовал по Индии. Главные труды Йолли: «Ein Kapitel vergleichender Syntax» (Мюнхен, 1872); «Geschichte des Infinitivs im Indogermanischen» (Мюнхен, 1873); «Die Sprachwissenschaft, Whitneys Vorlesungen bearbeitet und erweitert» (Мюнхен, 1874); «Schulgrammatik und Sprachwissenschaft» (Мюнхен, 1874); «Outlines of an history of the Hindu law of partition, inheritance and adoption» (Калькутта, 1885); «Minor Law-books» (ч. 1, Оксфорд, 1889: т. 33 «Sacred Books of the East»).

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Йолли, Юлиус фон (языковед)"

Отрывок, характеризующий Йолли, Юлиус фон (языковед)

– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.