Йом Ха-Шоа ивр. יום השואה
|
</td>
|
Сразу после заката солнца начинается Йом ха-Шоа. В этот день в Израиле флаги приспущены
|
Тип
|
Израильский
|
Иначе
|
День Катастрофы, День памяти Катастрофы и героизма
|
Значение
|
День поминовения погибших во время Холокоста
|
Установлен
|
12 апреля 1951 года
|
Отмечается
|
в Израиле
|
Дата
|
27 нисана
|
Празднование
|
скорбь, поминовение, молитва
|
Традиции
|
Молитва в синагоге, поминальная свеча
|
День Катастрофы (ивр. יום השואה, Йом ха-Шоа) — национальный день памяти и траура в Израиле и за его пределами, установленный Кнессетом в 1951 году. День, в который по всему миру вспоминаются евреи, ставшие жертвами нацизма во время Второй мировой войны[1].
Отмечается каждый год 27 нисана по еврейскому календарю (однако если 27 нисана выпадает на пятницу или субботу — 26 нисана, а если 27 нисана выпадает на воскресенье — 28 нисана)[2].
История возникновения
Необходимость установления Мемориального дня в память о жертвах Холокоста нацизма отчётливо ощущалась евреями во всём мире. Вскоре после обретения Израилем независимости (1948) развернулась дискуссия о том, какая дата является подходящей для увековечивания памяти о Катастрофе. Были высказаны разные мнения, и эта тема стала предметом жарких политических и религиозных дискуссий.
Бен Гурион (в то время — премьер-министр и руководитель правящей партии Мапай) считал необходимым приурочить день памяти к началу восстания в Варшавском гетто. Сама дата начала восстания, 14-й день месяца нисан — канун праздника Песах, не подходит для национального траура. Бен Гурион видел в восстании Варшавского гетто ответ будущим нападкам воинствующего антисемитизма. По этой же причине он назвал этот день Йом ха-Шоа ве-ха-Гвура (День Катастрофы и героизма).
Менахем Бегин, лидер оппозиционной партии, считал наиболее подходящей датой 9 Ава — всеобщий день национальной трагедии, когда были разрушены Первый и Второй Храмы. Ультраортодоксальные раввины разделяли эту точку зрения.
Главный Раввинат Израиля и движение «Мизрахи» считали самым подходящим 10-е число месяца тевет. По их мнению, этот день поста, установленный в память о начале разрушения Иерусалима, отвечал идее дня памяти. Сегодня Главный Раввинат Израиля отмечает этот день как траурный день национального «Каддиша».
12 апреля 1951 года Кнессет принял резолюцию о провозглашении 27-го числа месяца нисан «Днём памяти Катастрофы и героизма». Это 6-й день после окончания праздника Песах и неделя перед Йом Ха-Зикарон и Днем Независимости. Близость этих дат символизирует путь еврейского народа к возрождению государства.
Премьер-министр Леви Эшколь в этот день в 1968 году впервые провёл награждение ветеранов медалью «Борец с нацизмом».
Обычаи
Этот день является недавним добавлением к еврейскому календарю памятных дней, и потому его обычаи находятся в стадии формирования.
В некоторых синагогах в Йом ха-Шоа проходит особая служба. Обычно зажигают шесть мемориальных свечей — в память о шести миллионах погибших во время Катастрофы европейского еврейства, — и произносится поминальная молитва Изкор.
На кладбищах Иоганнесбурга и Кейптауна проводятся особые мемориальные церемонии. На кладбище Уэст Парк южно-африканским художником Германом Уалдом был создан мемориал, состоящий из шести огромных шофаров. В Израиле Йом ха-Шоа — это Национальный День Траура, установленный Кнессетом. Официальная церемония проводится в Яд ва-Шем (Мемориальном центре Катастрофы в Иерусалиме).
В 10 часов утра в этот день по всей стране звучит сирена, во время которой замирает вся страна, и граждане двумя минутами молчания отдают дань памяти погибшим. При этом не важно, где они находятся в это время: идут ли по улице, едут ли а автобусе, поезде или машине или находятся на работе или дома. Если они находятся на работе или дома или идут по улице, они встанут или остановятся и будут стоять по стойке «смирно» во время звучания сирены. Если едут в машине или в автобусе, они остановятся, выйдут из машины и будут стоять во время звучания сирены. Даже если они едут на поезде между населёнными пунктами и сирена не слышна, машинист в назначенное для сирены время остановит поезд и все встанут со своих мест, и будут стоять во время звучания сирены.
В израильском обществе существуют разногласия по поводу приемлемости данной традиции. Сирена никогда не являлась атрибутом иудаизма. Некоторые, в основном ортодоксальные евреи, считают неприемлемым использовать неиудейские обычаи, и поэтому не встают под звук сирены. Однако, предпосылки под траурную сирену фактически уходят корнями в Устную Тору, концепция каковых (предпосылок)- «если произошло несчастье- задумайся, какая лично твоя и/или твоих предков (а значит, и лично твоя - раз до сих пор не наступило искупление и долгожданная геула) вина, что данное несчастье произошло» — именно отсюда подобает благочестивым евреям поститься при каждом несчастье, и именно в этом внутренний смысл траурной сирены.
В этот день израильтяне молятся[3] о том, чтобы времена гибели и ужаса никогда не повторились.
См. также
Напишите отзыв о статье "Йом ха-Шоа"
Примечания
- ↑ [www.eleven.co.il/article/12007 Катастрофа] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- ↑ [www.knesset.gov.il/shoah/heb/memorial_law.htm Закон о Дне памяти Катастрофы и героизма, 1959], на сайте кнессета. (иврит)
- ↑ www.sem40.ru/calendar/holokost_4.shtml Молитвы в День Катастрофы и героизма
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/12007 Катастрофа] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [www.jewukr.org/center/shoa/shoa3.html Центр еврейского образования Украины. Молитвы в День Катастрофы и героизма]
- [www.sem40.ru/calendar/holokost_1.shtml Семь40.День Катастрофы (Йом ха-Шоа)]
- [shoa.com.ua/php/content/view/17/9 27 нисана — День Катастрофы и Героизма. «Шоа. Информационно-аналитический портал»]
|
---|
| </div> | <tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td colspan="2" class="navbox-list navbox-even" style="width:100%;padding:0px"></div></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td colspan="2" class="navbox-list navbox-odd" style="width:100%;padding:0px"></div></td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Йом ха-ШоаНадо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
|