Швядас, Йонас

Швядас Йонас лит. Jonas Švedas
Место рождения	Либава, Гробинский уезд, Курляндская губерния, Российская империя
Дата смерти	15 октября 1971(1971-10-15)
Место смерти	Вильнюс, Литовская ССР, СССР
Профессии	композитор, хоровой дирижёр, тромбонист, педагог, фольклорист
Инструменты	тромбон
Награды

Йо́нас Изидоряус Швя́дас (лит. Jonas Švedas; 1908—1971) — литовский композитор, хоровой дирижёр, тромбонист, музыкальный педагог, фольклорист. Народный артист СССР (1954). Лауреат Сталинской премии третьей степени (1950).

Биография

Йонас Швядас родился 26 сентября (9 октября) 1908 в Либаве (ныне Лиепая, Латвия).

В 1918—1924 годах учился в Илакяйской средней школе, в 1924—1929 годах — в Клайпедском музыкальном училище (ныне консерватория им. C. Шимкуса) по классу тромбона, где изучал специальную гармонию, полифонию и композицию у С. Шимкуса и Ю. Жилявичюса. Во время учёбы играл в различных ансамблях, пел в мужском хоре училища, руководил хоровым обществом Клайпедского края. Во время каникул ездил по деревням, записывал литовские народные песни, собирал народные инструменты, руководил любительским хором в Илакяе, работал в архиве Ю. Жилявичюса. После окончания училища преподавал в нём игру на тромбоне и других духовых инструментах.

В 1930—1935 годах играл на тромбоне в оркестре Каунасского государственного театра и симфоническом оркестре Каунасского радио.

В 1933 году организовал Каунасский молодёжный духовой оркестр. В 1935—1940 годах преподавал вокал, руководил хором мальчиков, духовым оркестром в Каунасской гимназии «Рассвет».

С 1936 по 1940 год в Каунасской консерватории (ныне Литовская академия музыки и театра) вёл класс тромбона и тубы, позже — музыкальную педагогику и методологию дисциплин.

В 1940 году основал при Государственной филармонии Литовской ССР Государственный ансамбль песни и танца Литовской ССР, впоследствии носивший название «Летува», был его художественным руководилем и главным дирижёром (с перерывом) до 1962 года.

Вместе с ансамблем гастролировал по городам СССР, а также в Польше и Румынии.

Во время войны, в 1943—1944 годах — заведующий музыкальной частью Каунасского театра юного зрителя.

В 1945—1970 годах — преподаватель и заведующий кафедрой народных инструментов в Литовской консерватории (ныне Литовская академия музыки и театра) (Вильнюс) (с 1967 года — профессор).

В 1946—1970 годах — главный дирижёр Литовских праздников песни и танца.

Активно участвовал в деятельности Литовского общества музыкантов, был членом правления секции учителей музыки. В 1939 году на съезде общества был избран вторым секретарём. Член Союза композиторов Литвы, неоднократно избирался в состав правления.

Автор теоретических и методологических работ, многих статей в прессе. Совместно с Ю. Банайтисом написал учебники по музыке для общеобразовательных школ «Музыка»: (I-II классы (1938), III класс (1939), I-II-III классы (1939), IV-V классы (1940)).

Депутат Верховного Совета Литовской ССР 3-го созыва.

Умер 15 октября 1971 года. Похоронен в Вильнюсе на Антакальнисском кладбище.

Композиторское творчество

Записывал и обрабатывал образцы народного музыкального творчества. Многие его песни и произведения для народных инструментов, основанные на элементах национального фольклора, получили широкую известность.

Автор 3-х кантат (в т. ч. в честь 10-летия Советской Литвы (1949), «Цвети, Советская Литва» (1960)), концерта для канклеса и оркестра народных музмузыкальных инструментов (1950), хоровых (около 300) и сольных песен, маршей (в т. ч. «Песня о советском народе» (лит. Daina apie tarybų tautą, 1945), «Пионерский костёр» (лит. Pionierių laužas, 1955), «Председатель колхоза» (лит. Kolūkio pirmininkas, 1950), «Марш восстановителей Вильнюса» (лит. Vilniaus atstatytojų maršas, 1950), обработок народных песен и танцев, инструментальных пьес, музыки к спектаклям драматического театра.

Автор музыки (совместно с Б. Д. Дварионасом) Государственного гимна Литовской ССР (1950) на слова А. Т. Венцловы.

Награды и звания

• Заслуженный деятель искусств Литовской ССР (1945)
• Народный артист СССР (1954)
• Сталинская премия третьей степени (1950) — за концертно-исполнительскую деятельность ансамбля «Летува»
• Орден Ленина
• Орден Трудового Красного Знамени
• Медали.

Память

• С 1973 года Паневежиская музыкальная школа носит имя Й. Швядаса, учреждена прнмия его имени.
• В 1979 году издана книга «Йонас Швядас», подготовленная профессором Литовской консерватории, доктором искусствоведения А. Вижинтасом.
• В Осташкове (Тверская область, Россия), на аллее к Летней Эстрад установлен памятный камень, посвященный Й. Швядасу.

Литература

• Болотин С. В. Энциклопедический биографический словарь музыкантов-исполнителей на духовых инструментах. — 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Радуница, 1995. — С. 316-317. — 4 000 экз. — ISBN 5-88123-007-8.

Ссылки

• Швядас Йонас Изидоряус — статья из Большой советской энциклопедии.
• [ausra.pl/0819/svedas.htm Jonas Švedas]  (лит.)

Отрывок, характеризующий Швядас, Йонас

Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.