Йопаль

Город Йопаль исп. Yopal Флаг Герб Страна КолумбияКолумбия Департамент КасанареКасанаре Координаты 05°21′00″ с. ш. 72°24′36″ з. д.5.35000° с. ш. 72.41000° з. д. / 5.35000; -72.41000    Основан 1915 Население 119 692 человек (2009) Показать/скрыть карты

К:Населённые пункты, основанные в 1915 году

Йопа́ль (исп. Yopal) — город в Колумбии. Является административным центром муниципалитета и департамента Касанаре.

Город расположен на северо-востоке страны, на расстоянии 387 км от столицы страны Боготы. Площадь города составляет 2771 км².

Основанный поселенцами в 1915 году, город является одной из самых молодых столиц округа в Колумбии, и одним из городом национального уровня с самых быстрорастущим населением.

Топонимика

Происхождение названия «Йопаль» связано с индейским словом «yopo», которое означает «сердце». Под этим же названием известен вид деревьев, растущих в этом районе; местность, в которой расположен город, покрыта лесом из йопо («йопалем»).

История

Первые поселенцы

Первые упоминания об основании относятся к 1915 году, когда Элиас Гранадос построил свой дом в месте, где сейчас находится центр города Йопаль. В то время эта местность получила название «Поместье дона Элиаса» и в дальнейшем стала животноводческим центром, поскольку недалеко проходили пути погонщиков, которые приводили в соседние города стада на продажу.

В 1928 году были построены новые дома Пабло Берналя и Консепсьон Камачо, и в том же году прибыл Педро Пабло Гонсалес, который, благодаря своему предпринимательскому складу, стал пионером в основании и развитии поселения. Кроме того, сеньор Педро Пабло объединил несколько ремесленных производств. До 1930 года были построены еще четыре дома, пятый принадлежал Кампо Элиас Прьето и находился там, где сейчас стоит дом Адельфо Прьето. Ригоберто Ниньо построил шестой дом в Йопале.

В 1932 открылась первая школа, и преподавателем стал Марселино Ниньо, который получал 50 песо жалованья в месяц. В том же году в поселении появился новый жилец, Хосе Перес, который поставил свой дом там, где сейчас находится протестантская церковь.

Йопаль — центр муниципалитета

В 1936 году Йопаль стал районным городом и его первым коррехидором (главой) был лейтенант полиции Гильермо Диас Мартинес. В 1937 году жители Йопаля начали борьбу за становление города главным районным, обосновывая это тем, что уже много лет главные экономические события, торговые сделки проводятся в Йопале, а не в городе Эль Моро, бывшем тогда районным центром.

В конце концов группа жителей Йопаля ночью украла и вывезла на муле архивы и документы алькальда (главы центрального города), в первую очередь — торговые бумаги, владение которыми давало административное преимущество Йопалю, желавшему получить новый статус. Однако гражданское население Эль Морро оказало организованное сопротивление, возглавленное алькальдом Луисом Антонио Искьердой.

Видя бесполезность своих усилий, жители Йопаля организовали судебный процесс. Он продолжался до 1942 года, когда был разрешен спор между жителями и Йопалю был присвоен статут центрального районного города.

В 1992 году район Касанаре стал муниципалитетом, а город Йопаль — его административным центром.

Экономика

Основную экономическую активность города составляют сельское хозяйство и торговля скотом. Разведение животных, их выращивание и откорм распространены повсеместно. В сельском хозяйстве особенно популярно выращивание риса, пальм, банановых деревьев, кукурузы, кофе и маниоки.

Ссылки

• [www.colombia.su/Geografi/yopal.html Русская страница о городе Йопал]

Отрывок, характеризующий Йопаль

– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.