Йорк, Людвиг

Людвиг Йорк фон Вартенбург
нем. Johann David Ludwig Graf Yorck von Wartenburg
Дата рождения	26 сентября 1759(1759-09-26)
Место рождения	Потсдам
Дата смерти	4 октября 1830(1830-10-04) (71 год)
Место смерти	имение Кляйн-Эльс, округ Олау, Нижняя Силезия
Принадлежность	Пруссия
Род войск	(лёгкая) пехота
Годы службы	1772—1815
Звание	Генерал-фельдмаршал
Командовал	корпусом
Сражения/войны	Сражение под Щекоцинами Русско-прусско-французская война (1806—1807) Сражение при Лютцене Сражение при Бауцене Сражение на реке Кацбах Вартенбургское сражение Битва народов Сражение при Монмирале Сражение при Лаоне Взятие Парижа (1814)
Награды и премии
В отставке	с 1815 года

Граф Иоганн Давид Людвиг Йорк фон Вартенбург (нем. Johann David Ludwig Graf Yorck von Wartenburg; 26 сентября 1759, Потсдам — 4 октября 1830, имение Кляйн-Эльс, округ Олау, Нижняя Силезия) — прусский генерал-фельдмаршал эпохи наполеоновских войн.

Биография

Родился в семье капитана прусской службы, происходившего из кашубов и поменявшего фамилию Jark von Gostkowski на Yorck.

В 1772 году, в возрасте 13 лет, поступил юнкером в прусский пехотный полк, в 1777 году получил чин второго лейтенанта. В 1779 году выдвинул против своего капитана обвинение в воровстве, капитан Наурбах показывал покрывало алтаря, украденное из церкви войны за Баварское наследство, был обвинён в нарушении субординации, и в январе 1780 года исключён из службы и заключён в крепость Кёнигсберга на один год. После окончания заключения король Фридрих Великий отказал ему в продолжении службы, и он поступил на службу в швейцарский полк голландской армии в чине капитана и принял участие в ост-индских походах 1783—1784 год.

В 1785 году вернулся в Пруссию и подал прошение о восстановлении на службе. В 1787 году получил от нового короля Фридриха Вильгельма II патент на чин капитана и должность командира роты. В 1792 году произведён в майоры, во время Польского похода 1794—1795 командовал батальоном и отличился в сражении при Щекоцинах. В 1797 году получил в командование егерский полк, в 1805 году произведён в полковники и назначен командиром бригады. Столь успешная (по прусским меркам) карьера отражала его заслуги в деле модернизации егерской службы и приведения её на уровень требований того времени.

В русско-прусско-французской войне 1806—1807 годов командовал авангардом герцога Веймарского. После получения известия о катастрофе при Йене и Ауэрштедте отошёл к Гарцу, где соединился с Блюхером. Прикрывая отход Блюхера на север от Эльбы, 26 октября дал бой при Альтенцауне (нем. Altenzaun), в котором разбил французов, проявив незаурядное тактическое мастерство. Это была первая победа над французами после поражения при Йене. В последнем бою Блюхера в той войне, данном 6 ноября на улицах Любека, Йорк был ранен и взят в плен. В июне 1807 года его обменяли на одного французского генерал-адъютанта, и за успешные действия в войне пожаловали чин генерал-майора и орден Pour le Mérite.

После войны он принял деятельное участие в реформировании прусской армии, занимая должности командира Западнопрусской бригады, генерал-инспектора лёгких войск (1810) и генерал-губернатора сначала Западной Пруссии (1811), а затем Восточной Пруссии.

В 1812 году он, будучи уже генерал-лейтенантом, заменил «заболевшего» генерала Граверта (резко настроенного против французов) на посту командира прусского вспомогательного корпуса, входившего в состав 10-го французского корпуса Макдональда, и принял участие в походе против России, действуя на Рижском направлении (без особого рвения).

Во время отступления из России Йорк командовал арьергардом войск Макдональда, был отрезан от последнего и окружён русскими войсками под командованием Дибича. Находясь под давлением своих офицеров и полагая, что наступило время отделиться от Наполеона, Йорк на свой страх и риск заключил 18 декабря (по старому стилю) с русскими известную Таурогенскую конвенцию, согласно которой его корпус стал придерживаться «нейтралитета». Король поначалу приказал отрешить его от командования корпусом и предать суду военного трибунала за самоуправство, но последующие события помешали исполнению этого приказа. Дибич отказался пропустить посланцев короля через свои войска, и после перехода Пруссии на сторону союзников с Йорка были сняты все обвинения, а его корпус стал основой новой прусской армии. 17 марта 1813 года, в день когда прусский король объявил войну Наполеону и его союзникам, Йорк во главе своего корпуса торжественно вошёл в Берлин.

В военных действиях 1813—1814 годов против французов Йорк принимал деятельное и выдающееся участие. Он прикрывал отход Блюхера после Бауцена и сыграл решающую роль в сражение на реке Кацбах.

Особенно отличился он 23 сентября 1813 года в бою под Вартенбургом, где разбил Бертрана и позволил тем самым Блюхеру форсировать Эльбу на пути к Лейпцигу. За этот бой он 10 декабря 1813 года награждён российским орденом св. Георгия 2 кл. № 59, а в марте 1814 года был возведён в потомственное графское достоинство с приставкой фон Вартенбург и пожалован поместьем Кляйн-Эльс около Бреслау, принадлежавшим прежде Мальтийскому ордену.

После этого он участвовал в Битве народов, получил 1 января 1814 года чин генерала инфантерии, прикрыл отступление разбитого корпуса Остен-Сакена после Монмираля, внёс решающий вклад в победу при Лаоне и участвовал во взятии Парижа. 31 марта 1814 года был награждён Большим крестом Железного креста.

В кампанию 1815 года он командовал V корпусом, находившемся в качестве резерва на Эльбе. Боевой генерал, почувствовав себя обиженным, подал прошение об отставке.

Король долго не мог забыть о его заслугах и 5 мая 1821 года пожаловал ему высший воинский чин генерал-фельдмаршала, а 10 апреля 1830 года посетил пожалованное ему поместье, где старый ветеран проводил остаток жизни.

Похоронен в семейной усыпальнице, в парке имения Кляйн Эльс, Нижняя Силезия (Шлезия)

Память

• В Берлине Йорку поставлен памятник и имеется улица, названная в его честь (нем. Yorckstraße).
• В Калининграде его горельеф размещён на Закхаймских воротах. Воздвигнутый в 1913 году памятник Йорку в Кёнигсберге был утрачен после Второй мировой войны.
• Австрийский кинорежиссёр Густав Учицки снял о нём художественный фильм "Йорк"/[www.imdb.com/title/tt0022585/ "Yorck"](1931)

• Памятники
• York-Denkmal-Königsberg.jpg

  Памятник в Кёнигсберге (утрачен)

• Yorckstatue.JPG

  Памятник Йорку на улице Unter den Linden в Берлине

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

• Droysen. «Leben des Feldm. Gr. York» (10 издание, 1890).
• Kurt von Priesdorff. Soldatisches Führertum. Teil 5. Die preußischen Generale von 1798 bis zum Zusammenbruch Preußens 1806, S. 248—263.
• Н. И. Иванова. «Страницы истории Германии». СПБ, 2004. ISBN 5-7199-0220-1.
• Walter von Bremen. Yorck von Wartenburg. Bielefeld und Leipzig, 1916.

Отрывок, характеризующий Йорк, Людвиг

– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.