Вондел, Йост ван ден

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Йост ван ден Вондел»)
Перейти к: навигация, поиск
Йост ван ден Во́ндел
Joost van den Vondel

Филипс Конинк. Портрет Йоста ван ден Вондела
Место рождения:

Кёльн, Священная Римская империя

Род деятельности:

поэт, драматург

Направление:

возрождение, классицизм

Жанр:

драма, поэма

Язык произведений:

нидерландский

[lib.ru/INOOLD/WONDEL_J/ Произведения на сайте Lib.ru]

Йост ван ден Во́ндел (нидерл. Joost van den Vondel; 17 ноября 1587, Кёльн — 5 февраля 1679, Амстердам) — поэт и драматург Нидерландов, один из наиболее ярких представителей «Золотого века» нидерландской литературы. Своим творчеством заложил основы современного нидерландского литературного языка.





Биография

Старший из семи детей в семье меннонитов из Антверпена. В 1595 г. из-за религиозных гонений семья бежала в Утрехт, где Йост пошёл в школу и увидел ученическую постановку латинской драмы. В марте 1597 г. семья обосновалась в Амстердаме, где отец Йоста открыл лавку трикотажа. После смерти отца в 1608 г. дело продолжила мать; Йост вскоре стал её компаньоном и при поддержке жены управлял лавкой до 1613 г. В тот же период участвовал в деятельности камеры риторов «Белая лаванда», начал изучать латынь, вошёл в поэтический кружок Румера Фиссера.

Творчество

Произведения Вондела охватывают почти все виды поэтического творчества: он — автор лирических, эпических и дидактических стихотворений, а также многочисленных драм (всего 32), принесших ему мировую известность. Переводил французских, итальянских и античных авторов.

В Нидерландах Возрождение совпадало с национальным освобождением и реформацией, и творчество Вондела отражало все эти исторические движения. В александрийских стихах он воспевает величие страны, рост торговых городов, подвиги голландцев на суше и морях; в стихах античной формы воспевает национальное движение против испанцев («Geboortklock van Willem van Nassau», 1626 и др.).

Ещё нагляднее сочетание элементов Ренессанса и реформации (и идеологии пуританского кальвинизма) в драмах Вондела. Большинство из них написано на библейские темы («Пасха», «Иосиф в Египте», «Иеффай», «Самсон», «Соломон», «Адам в изгнании», «Ной» и мн. др.), некоторые — на исторические («Гейсбрехт Амстердамский», «Мария Стюарт», «Батавские братья» и др.).

В библейских драмах Вондел часто откликается на события своего времени, — так, например, в «Пасхе» он под видом исхода иудеев из Египта воспевает борьбу Нидерландов против Испании. В формально-художественном отношении эти библейские драмы построены строго классически (в первое время по Сенеке, позднее по Еврипиду и Софоклу: каждая пьеса состоит из пяти действий с длинными монологами и заключительными хорами).

Несмотря на сценичность, драмы Вондела очень однообразны, так как все характеры героев предопределены и даны уже готовыми, а не раскрываются в борьбе страстей; любовь отсутствует совершенно, ибо она, по мнению Вондела, профанирует драму и противоречит законам нравственности.

Зато Вондел перенёс из греческой трагедии в свою, христианскую, борьбу со сверхчеловеческой судьбой, с той лишь разницей, что у него вместо Зевса появляется божественное провидение. Гибель героев (например, «Ной», «Батавские братья», «Адам в изгнании» и др.) — либо наказание за нарушение установленных Богом законов, либо она является очищением души в христианском понимании (например, в драмах «Иосиф в Египте», «Мария Стюарт» и др.).

Таким образом, в драмах Вондела имеются и элементы пуританской драмы, отражающие религиозно-моралистические тенденции победившего кальвинизма. Эти тенденции скоро привели к полному окостенению воинствовавшего когда-то кальвинизма, и старый гуманист Вондел перешёл в католичество. В духе новой веры были написаны его последние оды и пасторали. Значительное влияние оказал Вондел на Мильтона, особенно своей драмой «Люцифер», а также на немецкую литературу (Грифиус, Опиц).

Пьесы

  • Пасха, или Освобождение детей Израилевых из Египта (Het Pascha ofte De verlossinge der kind’ren lsraels wt Egypten, 1610)
  • Иерусалим опустошённый (Hierusalem verwoest, 1620)
  • Паламед, или Умерщвлённое простодушие (Palamedes of Vermoorde onnoselheit, 1625)
  • Амстердамская Гекуба (De amsteldamsche Hecuba, 1626; адаптация трагедии «Троянки» Сенеки)
  • Ипполит (Hippolytus, 1628; адаптация трагедии «Федра» Сенеки)
  • Иосиф, или Цафнаф-панеах (Josef of Sofompaneas, 1635; перевод с латинского драмы Гуго Гроция)
  • Гейсбрехт Амстердамский (Gysbreght van Aemstel, 1637)
  • Силий и Мессалина (Silius en Messalina, ок. 1639)
  • Девы (Maeghden, 1639)
  • Иосиф при дворе (Joseph aan 't hof, 1640)
  • Иосиф в Дофане (Joseph in Dothan, 1640)
  • Иосиф в Египте (Joseph in Egypten, 1640)
  • Братья (Gebroeders, 1640)
  • Пётр и Павел (Peter en Pauwels, 1641)
  • Мария Стюарт, или Замученное величие (Maria Stuart of Gemartelde majesteit, 1646)
  • Жители Львиной долины (Leeuwendalers, 1647)
  • Соломон (Salomon, 1648)
  • Люцифер (Lucifer, 1654)
  • Салмоней (Salmoneus, 1657)
  • Иеффай, или Жертвенный обет (Jeptha of Offerbelofte, 1659)
  • Самсон, или Священная месть (Samson of Heilige wraeck, 1660)
  • Царь Давид в изгнании (Konig David in ballingschap, 1660)
  • Царь Давид воцарившийся (Konig David herstelt, 1660)
  • Финикиянки (Feniciaanse, 1660; адаптация трагедии Еврипида)
  • Трахиниянки (Trachiniae, 1660; адаптация трагедии Еврипида)
  • Адония, или Пагубное алкание венца (Adonias of Rampgzalige kroonzucht, 1661)
  • Батавские братья, или Подавленная свобода (Batavische gebroeders of Onderdruckte vryheit, 1663)
  • Фаэтон, или Безрассудная отвага (Faeton of Reuckeloze stoutheit, 1663)
  • Адам в изгнании, или Трагедия трагедий (Adam in ballingschap of Alter treurspelen treurspel, 1664)
  • Чунчжэнь, или Закат китайского владычества (Zungchin of Ondergang der sineesche heerschappije, 1667)
  • Ной, или Гибель первого мира (Noah of Ondergang der eerste wereld, 1667)

Память

  • В 1867 в амстердамском парке установлена статуя, изображающая Вондела. В 1880 году парк официально стал носить его имя.
  • В 1950, а затем в 1973 была выпущена 5-гульденовая ассигнация с портретом поэта.


Библиография

  • Baumgartner A., Joost van den Vondel, Freiburg, 1882.
  • Looten C., Etude littéraire sur le poète néerlandais Vondel, Lille, 1889.
  • Hack, J. van den Vondel, Hamburg, 1890.
  • Alberdingk Thijm J. A., Portretten van Joost van den Vondel, Amst., 1895.
  • Kalff G., Vondel leven, 2-е изд., Haarlem, 1902;
  • Brandt G., Leven van Vondel, reitgeg. door J. Hoeksma, Amst., 1905.
  • Simons J., Vondel dramatick, Amst., 1912.
  • Edmundson, Milton and Vondel, Lpz., 1885.
  • Kollwijn, Ueber d. Einfluss d. Holländisch. Dramas.

Издания на русском языке

В разделе «Дополнения» опубликованы избранные стихотворения Вондела в переводе Е. Витковского, В. Летучего и В. Швыряева. Также приложением дана драма Гуго Гроция, «Адам изгнанный» в переводе Ю. Шичалина, оказавшая большое влияние на драматурга. Издание сопровождено обширными комментариями, иллюстрациями, статьями о творчестве Вондела и Гроция.

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.'В статье использован текст Ф.Шиллера, перешедший в общественное достояние.

Напишите отзыв о статье "Вондел, Йост ван ден"

Отрывок, характеризующий Вондел, Йост ван ден

– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.