Йунус-хан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Йунус-хан
Хан Моголистана
1468 — 1487
Предшественник: Дуст Мухаммад-хан
Преемник: Султан-Махмуд-хан I
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 1415 или 1416
Моголистан
Смерть: 1487(1487)
Ташкент
Род: Туглуктимуриды
Отец: Султан-Увайс-хан
Мать: Даулат-Султан Сакандж
Супруга: Шах-бигум Бадахши;
Исан-Даулат-бегим
Дети: Султан-Махмуд-хан I,
Султан-Ахмад-хан I

Йунус-хан (Юнус-хан) (1415/6—1487) — хан Моголистана (1468—1487). Сын Султан-Увайс-хана.

После того как большинство амиров избрало ханом его младшего брата Эсен Бугу, беки Иразан Барин и Мирак Туркман вместе с 30 000 монгольских семейств увезли подростка Йунус-оглана в Самарканд к амиру Улугбеку. Прибывшие монголы были по приказу Улугбека частично перебиты, частично обращены в рабство, а Йунус-оглана он отправил к своему отцу Шахруху в Герат. При дворе амира Шахруха Йунус в течение 12 лет получил прекрасное образование в Герате, затем в Ширазе.

Около 1456 г. глава государства Тимуридов Султан Абу Саид-мирза послал его с войском против Эсен Буга-хана. В результате Йунус-хан завладел Западным Моголистаном с центром вначале в Кашгаре, затем в Ятикенте (Джетыкенте). После смерти Дуст Мухаммад-хана в 1468 г. он занял Аксу и был признан верховным ханом Моголистана. В 1485 г. отвоевал у ойратов Ташкент. К концу жизни, как и в начале правления, под непосредственной властью Йунус-хана остается только Западный Моголистан. В 1480/81 г. дуглатский амир Аба Бакр бин Саниз-мирза отвоевал у него исконную дуглатскую территорию Манглай-Субе, а в 1485 г. младший сын Йунус-хана Султан-Ахмад-хан I становится ханом Центрального и Восточного Моголистана, а также Турфанского округа.

Умер от паралича. Погребен в Ташкенте в мавзолее, выстроенном в промежутке между 1487 и 1512. Мавзолей является памятником архитектуры эпохи поздних Тимуридов и одной из достопримечательностей Ташкента.



Жены и дети

Напишите отзыв о статье "Йунус-хан"

Литература

Отрывок, характеризующий Йунус-хан

– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Йунус-хан&oldid=79771784»