Йыван Кырла

Йыван Кырла
Йыван Кырла, 1930 год
Имя при рождении:	Кирилл Иванович Иванов
Дата рождения:	17 марта 1909(1909-03-17)
Место рождения:	дер. Купсола, Вятская губерния, Российская империя
Дата смерти:	3 июля 1943(1943-07-03) (34 года)
Место смерти:	Турьинские рудники, Свердловская область, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Профессия:	актёр, поэт

Йыва́н Кырла́ (настоящее имя — Кирилл Иванович Иванов, 17 марта 1909 — 3 июля 1943) — марийский советский актёр и поэт.

Биография

Родился в деревне Купсола (ныне — Сернурский район Марий Эл) в бедной крестьянской семье. Его отец, Иван Семенович, был убит кулаками за активное участие в работе комбеда, мать Матрёна Якимовна осталась с тремя детьми. Жил в деревне, пастушил, батрачил, просил милостыню.

Окончил школу первой ступени в Марисоле, поехал в Сернур для продолжение учёбы во второй ступени. Осенью 1926 года по путёвке Сернурского канткома комсомола Марийской автономной области направлен на учёбу в марийское отделение рабфака при Казанском университете.

У Кырли (Кирилла) рано проявился интерес к поэзии, музыке, театру, кино. Почти ни один творческий студенческий вечер не обходился без его участия. Изучал творчество С. Есенина, В. Маяковского, А. Безыменского, А. Жарова, М. Светлова, читал наизусть их произведения. Преподаватели, заметив его незаурядные артистические способности, осенью 1929 года дали ему направление на актёрское отделение Государственного техникума кинематографии.

В числе студентов национальных студий Кырла был приглашён для участия в массовых сценах при постановке первого звукового советского художественного фильма «Путёвка в жизнь». На рабочем просмотре первого эпизода фильма молодой актёр был выбран режиссёром Николаем Экком на роль вожака беспризорников Мустафы по кличке «Ферт». Параллельно с учёбой в техникуме Кырла около двух лет снимался в фильме. Многие произнесённые Мустафой реплики, взятые прямо из окружавшей его народной жизни, зрители растащили на поговорки: «Яблочка хотца!», «Ловкость рук и никакого мошенства»…

После окончания кинотехникума актёр работал на студии «Востокфильм», в 1934—1936 годах участвовал в съёмках фильма «Наместник Будды» (режиссёр Евгений Иванов-Барков), где сыграл роль ламы. Во время съёмок вместе с творческим коллективом жил в Монголии. В начале 1937 года Кырла переехал в Йошкар-Олу и стал артистом Марийского государственного драматического театра, играл в спектаклях «Любовь Яровая», «Дубровский».

Йыван Кырла известен не только как киноактёр, но и как поэт. Его стихи печатались в газете «Марий ял» («Марийская деревня»), издававшейся в Москве на рубеже 30-х годов. При жизни поэта вышли три книги (в издательстве художественной литературы в Москве, на марийском языке). В своих стихах Кырла отрицал прошлое, со всей силой утверждая новую жизнь. Дружил он и с поэтом Мусой Джалилем. В январе 1937 года был принят кандидатом в члены Союза писателей СССР.

Йыван Кырла принимал активное участие в общественной и литературной жизни, совершал гастрольные поездки по многим городам страны, принимал активное участие в работе Марийского представительства при ВЦИК и землячества марийских студентов Москвы.

18 апреля 1937 года Йыван Кырла, проживая в гостинице «Онар» г. Йошкар-Олы, пришёл ужинать в гостиничный ресторан, где у него завязалась перепалка со студентом Николаем Гороховым, в ходе которой Йыван Кырла бутылкой ударил Горохова по голове, прокричав: «Граждане, нам, марийцам, запрещают говорить на своём родном языке. Объединимся против всех, кто не умеет говорить по-марийски. Гнать всех русских». Из-за этого происшествия 23 апреля 1937 года Йыван Кырла был арестован. 13 августа 1937 года осуждён тройкой управления НКВД по Марийской АССР (протокол № 5, пункт 59) по ст. 58, п. 10, 11 УК РСФСР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.

О последних годах актёра известно мало. «Были слухи, что он погиб на войне» (Михаил Жаров). Композитор Сигизмунд Кац свидетельствует, что Йыван разговаривал с ним в 1941 году, будучи проездом в Москве. По официальным данным, он умер в лагере на Урале в июле 1943 года.

Посмертно реабилитирован в 1956 году.

Биография Йывана Кырли послужила основой для фильма о жизни марийской молодёжи «Песня о счастье» (режиссёры М. С. Донский и В. Г. Легошин). Первоначально фильм назывался «Тайны Кавырли» («Жизнь Кавырли»).

Актёрские работы

1. 1931 — Путёвка в жизнь, Мустафа «Ферт»
2. 1936 — Наместник Будды, лама

Литературные произведения

1. Me ударне улына: Почеламут-влак (Мы — ударники: Стихи).— М.: ГИКЛ, 1931.—66 с. Авторы О. Ипай, И. Кырля. Ончылмутым П. Ланов возен.
2. Революцийын йÿкшö дене муралтем мый йывыртен (Голосом революции пою я от радости). —М.-Л.: ГИКЛ, 1932.—64 с.

Шочмо кече: Почеламут-влак (День рождения: Стихи).—М.: ГИКЛ, 1935. — 64 с. Рец.: Карпов П. Шочмо кече. Йыван Кырлян почеламут сборникше нерген. — Марий коммуна, 1935, 24 июль.

1. Шочмо кече: Почеламут-влак (День рождения: Стихи). — Йошкар-Ола, 1957.—60 с. Предисл. М. Казакова, 3—5 с.
2. Муралтем мый йывыртен: Почеламут ден шарнымаш-влак (Я от радости пою: Стихи и воспоминания).—Йошкар-Ола, 1969. — 80 с.

В переводе на русский язык

1. От радости пою: Стихи. — М.: Сов. Россия, 1968. — 72 с. Пер, П. Железнова. Включены воспоминания М. Жарова «Да ведь это Мустафа!», П. Железнова «Кырля живёт», ст. М. Казакова «Поэт и артист», с. 5—14. Ред.: Александров А. Перекличка поколений. — Map. правда, 1969, 10 августа.
2. День рождения: Стихи/Пер. А. Чачикова. — Горьковская коммуна, 1934, 18 июня; В кн.: Молодая поэзия народов СССР. М., 1934, с. 90—91; Пер. С. Поделкова. — В кн.: Песня, ставшая книгой. М., 1972, с. 385—386; 3-е изд. М., 1982, с. 367—368.
3. Ленин; День рождения: Стихи/Пер. С. Поделкова. — В кн.: Марийская поэзия. М., l960, с. 126—130; Соловьиный родник. Йошкар-Ола, 1970, с. 63—65; Лирика. Йошкар-Ола, 1977, с. 17—21; Соловьиный родник, 2-е изд. Йошкар-Ола, 1979, с. 55—57; Поделков С. Созвездие. М., 1982, с. 9—11; Ленинское знамя. — В кн.: Ленин с нами, бессмертен и величав. М., 1981, с. 220—221; Ленин.—В кн.: 60 лет советской поэзии. М., 1977, с. 271; В. И. Ленин в поэзии народов СССР. М., 1980, с. 272—273.

В переводе на венгерский язык

1. День рождения; Я от радости пою: Стихи/Пер. Тандора Дечи. — В кн.: Медвеёнок. Антология литератур финно-угорских народов СССР. Будапешт, 1975, с. 743—745.

В переводе на чувашский язык

1. День рождения: Стихи/Пер. В. Уели. — Канаш, 1936, 22 июня.

Псевдоним

Марийский поэт и киноактер Кирилл Иванович Иванов называл себя на марийский манер «Йыван Кырла», что в переводе с марийского значит «Кырла сын Йывана» («Кирилл сын Ивана»). Первоначально его псевдоним везде писали именно в этой форме — Йыван Кырла. Ошибочное написание «Йыван Кырля» впервые появилось в 1957 году в сборнике его стихов «Шочмо кече» («День рождения») и почему-то утвердилось именно в этой форме. В 2009 году общественность Республики Марий Эл широко отметила юбилей знаменитого земляка. В связи с этим был поднят вопрос о его имени, и марийцы пришли к выводу, что правильно писать его имя так, как он себя называл — Йыван Кырла.

Память

• Именем Йывана Кырли в марте 1969 года названа улица в г. Йошкар-Оле.
• Памятник в родном селе Купсола.
• В марте 2009 года Министерством культуры, печати и по делам национальностей Республики Марий Эл в честь столетия со дня рождения поэта была учреждена памятная медаль «Йыван Кырля 1909—2009».
• 2 ноября 2009 года на Привокзальной площади города Йошкар-Олы был открыт памятник, посвященный поэту, где он изображен в образе сыгранного им Мустафы, героя фильма «Путёвка в жизнь».

Литература

• М. И. Исиметов Йыван Кырля. — Йошкар-Ола, 1984.

Литература о жизни и творчестве

• Казаков М. Поэт-артист//Казаков М. Мастарлык верч. — Йошкар-Ола, 1960. — С. 76—83.
• Исиметов М. Йыван Кырля — актёр и поэт//Сов. кино. — 1965. — 12 июня.
• Железное П. Знаменитый Кырля: Воспоминания// Эгонек. — 1965. — № 40. — С. 29.
• Жаров М. «Путевка в жизнь»; Мустафа//Жаров М. Жизнь. Театр. Кино: Воспоминания. — М., 1967. — С. 288—295.
• Васин К. Поэт, артист Йыван Кырля: Шочмыжлан 60 ий темын: [К 60-летию со дня рождения].— Йошкар-Ола, 1969,— 19 с.
• Ток А. Талантливый актёр и поэт//Ток А. Незабы ваемые годы молодости: Воспоминания.— Йошкар- Ола, 1970.—С. 32—38.
• Казанли О. Тот, из «Путевки в жизнь»//Сов. Рос сия. — 1974. — 24 мая.
• Кац С. Память и музыка: [Воспоминания о встречах с В. Маяковским, М. Джалилем]//Юность. — 1977. — № 8. — С. 75—78.
• Степанов М. Поэту, актеру, земляку: (К 70-летию со дня рождения Й. Кырли]//Мар. правда. — 1979. 7 марта.
• Швырев Ю., Волоцкий М. Наш первый звуковой. К 60-летию сов. кино//Юность. — 1979. — № 8. С 73-78.
• Железнов П. Радостный талант//Железнов П. Наставники и друзья: Очерки. — М., 1982. — С. 183—188.
• Исиметов М. Йыван Кырля: Очерк жизни и творчества. Йошкар-Ола, 1984. — 119 с.
• Кириллов В. (Васин К.) Мустафа нерген легенда [Легенда о Мустафе]//Ончыко. — 1984.—№ 2. С 99—103.
• Хузангай А. «Йыван Кырля» [О кн. М. И. Исиметова|//Новый мир. — 1986. — № 2. — С. 268.
• Казаков М. Уэш вашлийна: [Новая встреча]//Марий коммуна. 1987 24 февр.
• Литература о жизни и творчестве взята с сайта [maripoeziya.net.ru/2009/12/10/jyvan-kyrlya.html Стихов марийских поэтов]

Ссылки

• [www.peoples.ru/art/cinema/actor/kyrlya/ Йыван Кырля — биография]
• [maripoeziya.net.ru/kirlya/ Йыван Кырля — стихи]

Отрывок, характеризующий Йыван Кырла

Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!