Больница имени Н. В. Соловьёва

Поделись знанием:
(перенаправлено с «КБ имени Н. В. Соловьёва»)
Перейти к: навигация, поиск
Клиническая больница
скорой медицинской помощи имени Н. В. Соловьёва
Расположение

Ярославль (Россия Россия)

Форма

Государственное автономное учреждение здравоохранения Ярославской области

Профиль

многопрофильная

Дата основания

1781 год

Прежние названия

до 1865?
до 1922Ярославская губернская земская больница
до 1933Городская советская больница имени Н. В. Соловьёва
до ?Нервно­терапевтическая больница имени Н. В. Соловьёва

Главный врач

Дегтярев Александр Александрович

Клинич. база для

Ярославская государственная медицинская академия

Характеристики
Корпусов

13

Отделений

19

Сотрудников

1300

Койкомест

560

Координаты
Адрес

150003, г. Ярославль, ул. Загородный сад, 11

[www.bolnica-solovyeva-76.ru/ bolnica-solovyeva-76.ru] [www.больница-соловьева-76.рф/ больница-соловьева-76.рф]

Государственное автономное учреждение здравоохранения Ярославской области "Клиническая больница скорой медицинской помощи имени Н. В. Соловьёва "(ГАУЗ ЯО КБ СМП им. Н. В. Соловьёва) — больница в городе Ярославле.





История

Согласно указу Екатерины II в Ярославле как в губернском городе в 1778 году был учреждён Приказ общественного призрения, обязанный создавать на бюджетные и пожертвованные средства «богоугодные заведения». В 1781 году Приказом общественного призрения открыто первое в Ярославской губернии медицинское учреждение — «дом для лишённых ума», разместившийся на северо-западной окраине Ярославля у Романовской заставы. В 1782 году рядом построена больница, включавшая «лазарет для больных, требующих неотлагательного пособия» и флигель для больных «одержимых прилипчивыми болезнями». Больничный комплекс, позже прозванный Загородный сад, был окружён земляным валом и рвом.

16 ноября 1865 года больница была передана Ярославскому губернскому земству. В это время главным было каменное трёхэтажное здание 1856 года постройки, в котором имелись приёмный покой на 200 коек, контора, аптека и кухня. Также имелось двухэтажное здание отделения умалишённых (в верхнем этаже) и богадельни (в нижнем этаже), инвалидный дом, два детских приюта, губернская фельдшерская школа, община медицинских сестёр и церковь.

Было выстроено новое каменное двухэтажное здание в котором на первом этаже располагалась амбулатория (кабинеты терапевтический, кожно­венерологический, гинекологический, хирургический, зубной, а также болезней уха, горла и носа), на втором — община медицинских сестёр. До 80 % посещений амбулатории составляли жители Ярославля и Ярославского уезда.

Инфекционное отделение было частично выведено из главного здания в отдельное двухэтажное каменное здание, также у отделения имелся небольшой деревянный барак. Кожносифилитическое отделение находилось в небольшом деревянном здании. Хирургическое отделение, кроме палат в главном корпусе, имело барак для хронически больных. У женского терапевтического отделения, кроме палат в главном корпусе, имелся домик сзади главного здания. Ещё в одном двухэтажном каменном здании располагались психиатрическое и глазное отделения. Также отдельное каменное здание занимала кухня соматического и психиатрического отделений. В 1910 году соматическое отделение имело 290 кроватей, в том числе в терапевтическом отделении — 90, хирургическом — 60, гинекологическом — 20, кожно­сифилитическом — 50, глазном — 40, заразном — 30. При больнице имелась медицинская библиотека. В конце 1890-х годов хирург Г. Г. Фальк организовал рентгеновский кабинет.

В 1911—1912 годах была проведена реорганизация и к 1914 году остались только хирургическое, гинекологическое и глазное отделения. К этому времени осталось только 6 врачей — В. П. Доброклонский, Г. Г. Фальк, Н. В. Соловьёв, А. В. Энгельгардт, А. Е. Верзин, Н. И. Панов, Б. Н. Крылов. В психиатрическом отделении работали А. А. Малинин, А. А. Голосов, В. В. Лихачёв. В годы Первой мировой войны в больнице работал госпиталь для тяжелораненых.

В первые годы после революции в больнице продолжали работать старые врачи — В. П. Доброклонский, Б. Н. Крылов, Г. Г. Фальк, Н. В. Соловьёв, А. Е Верзин, А. А. Малинин, А. В. Энгельгардт, Е. К. Манфановский, Г. И. Виллерт, А. А. Успенский, В. В. Лихачёв, Н. И. Панов. Ухудшились условия работы. В июне 1918 года в результате подавления Ярославского восстания сгорели 4 из 5 деревянных павильонов психиатрического отделения, деревянные бараки кожно­сифилитического и хирургического отделений, начальная школа и некоторые хозяйственны постройки. После смерти в 1922 году Н. В. Соловьёва, принявшего деятельное участие в её реорганизации, больнице было присвоено его имя.

В 1919—1924 годах больница активно взаимодействовала с существовавшим в это время медицинским факультетом Ярославского университета. В неё пришли А. В. Тиханович, Г. В. Эйдельберг, В. Г. Божовский, И. С. Рождественский и др. И. А. Соколовский, В. А. Носков, А. А. Голосов, С. Н. Кузнецов, Г. В. Несытов, С. А. Киселев и др. стали заниматься и преподаванием.

В 1922 году были открыты неврологическое на 15 коек и отоларингологическое на 10 коек отделения. Были расширены лаборатория и рентгеновский кабинет. В эти годы в больнице прошли подготовку такие врачи как хирурги В. М. Троицкий, Е. А. Кройчик, М. Ф. Чичерина, Н. И. Мелиоранский, И. М. Колодкин, Ф. К. Пятницкий, Г. А. Клугман, терапевты З. В. Лилеева, З. И. Архангельская, невропатологи Н. И. Петров, Е. А. Синотова, отоларинголог З. Г. Орлова.

В 1927 году было достроено новое здание на 140 коек для хирургического отделения. В старом здании остались терапевтическое, неврологическое и ушное отделения. В этом же году в правом крыле первого этажа главного корпуса было открыто физиотерапевтическое отделение. С 1931 года выделяются дополнительные помещения для организации терапевтических кабинетов. Открыт филиал поликлиники в Щитовом посёлке и детская поликлиника.

В 1933 году поликлиническое, хирургическое, инфекционное, кожно­венерологическое и психиатрическое отделения были выделены в самостоятельные медицинские учреждения. В составе больницы, получившей название «Нервно­терапевтическая больница», остались терапевтическое, неврологическое и ушное отделения.

В начале Великой Отечественной войны было открыто хирургическое отделение на 100 коек (за счёт других отделений). В 1943 году больница значительно пострадала при бомбардировке. Но силами персонала здание было восстановлено, более того, в этом же году произведён капитальный ремонт (замена печного отопления на центральное, улучшение водоснабжения, реконструкция помещений). С 1944 года больница служит клинической базой появившегося Ярославского медицинского института. Появилось 3 клиники: две терапевтические и ЛОР-болезней, кафедра патологической анатомии. В те годы работали профессора Г. Я. Гехтман, В. П. Матешук, И. М. Перельман, В. Г. Ермолаев, В. Х. Коган, Г. Г. Соколянский, И. М. Верткин. В 1948 году больница имела стационар на 370 коек с хирургическим, терапевтическим, неврологическим и отоларингологическим отделениями, поликлинику и 22 здравпункта на промышленных предприятиях.

В 1961 году закончена реконструкция поликлиники, завершена надстройка под хозяйственной частью главного корпуса, открыто хирургическое отделение на 50 коек, новый операционный блок, учебные комнаты, лаборатории. В 1964 году организован городской травматологический пункт. В 1966 году открыт радиологический корпус и трёхэтажный корпус с двумя лор­отделениями на 100 коек, вновь открыто стоматологическое отделение. В 1967 году реконструировано здание для стоматологического отделения на 50 коек. В 1966 году больница имела стационар на 520 коек, поликлинику и филиал для промышленных предприятий с цеховым обслуживанием рабочих, амбулаторию на Ярославском электромашиностроительном заводе, 1 врачебный и 14 фельдшерских здравпунктов. В 1969 году в больнице было 139 врачей и 326 средних медицинских работников, активное участие принимали клинические работники Ярославского медицинского института.

В 1972 году заработал больничный комплекс на 240 коек и промышленная поликлиника на 600 посещений в день. В 1970-е годы на базе больницы создаются областные травматолого-ортопедический и реанимационно­-токсикологический центры, городской центр больных инфарктом миокарда и нарушениями сердечного ритма. В эти годы больница — крупнейшее в городе многопрофильное лечебное учреждение со стационаром на 660 коек, двумя поликлиниками, врачебной амбулаторией на электромашиностроительном заводе и 14 фельдшерскими здравпунктами. В 1983 году учреждению присвоен статус больницы скорой медицинской помощи.

Главные врачи

  • 1870—1874 Голосов Николай Васильевич
  • 1874—1879 Линденбаум Василий Фёдорович
  • 1879—1882 Пликатус Иван Андреевич
  • 1882—1895 Линденбаум Василий Фёдорович
  • 1895—1896 Виллерт Иоаким Христианович
  • 1896—1900 Кацауров Иван Николаевич
  • 1900—1919 Доброклонский Виктор Павлович
  • 1919—1921 Лихачёв Валериан Васильевич
  • 1921—1922 Соловьёв Николай Васильевич
  • 1922—1931 Кофман Филипп Ефимович
  • 1931—1933 Зосен Пётр Андреевич
  • 1933—1934 Белозеров Григорий Иванович
  • 1934—1936 Носков Василий Александрович
  • 1937—1938 Крашенинников Николай Михайлович
  • 1938—1942 Покровский Фёдор Николаевич
  • 1943—1952 Крашенинников Николай Михайлович
  • 1952—1970 Мешавкина Полина Михайловна
  • 1970—1994 Барышев Владимир Иванович
  • с 1994 — Дегтярев Александр Александрович

Отделения

Отделения:

Прочее:

Кафедры

Напишите отзыв о статье "Больница имени Н. В. Соловьёва"

Литература

  • Беляев В. И. Здравоохранение Ярославля в прошлом и настоящем; Ярославский медицинский институт. — Ярославль: Кн. изд., 1961. — 138 с.
  • Колодин Н. Н. [miac.zdrav.yar.ru/liter.htm Ярославские эскулапы. В 3-х томах]. — Ярославль: Канцлер, 2008, 2008, 2009. — 376+380+396 с. — (Этюды о былом). — 150 экз. — ISBN 978-5-91730-005-4; ISBN 978-5-91730-005-4; ISBN 978-5-91730-002-3.
  • Лозинский Б. Р. Ярославская губернская земская больница. — Ярославль: Гос. архив Ярославск. обл., 2005. — 178 с.

Примечания

  1. [ysmu.ru/index.php/ru/glavnaya/education/kafedry/1044-kafedra-klinicheskoj-stomatologii-2/ Кафедра клинической стоматологии № 2 ЯГМУ]

Ссылки

  • [www.bolnica-solovyeva-76.ru/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Больница имени Н. В. Соловьёва

– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.